психериус

колокольчиками его входных дверей.  Вот она – пилюля против памяти.

                                                   *

Веки внезапно распахнулись.  
Какой-то странный писк вдруг. Короткий и пронзительный, колючей волной прогулявшийся по сонному телу. Откуда это? Что это? Птицы? Кресло? Кто-то на улице? Или, может быть, компьютер? Боже, это компьютер, сигнал принятого сообщения. Но какое сообщение? От кого? Четыре года не получать сообщений и вот – сообщение. Это все кислота? Она не отпускает до сих пор? «Кислота?»
М опустился в кресло перед компьютером и уставился в монитор. Он забыл выключить его вчера, заигрался и заснул прямо за столом. На экране светился ярлык папки. Как, не  сообщение? Он создал вчера папку и забыл про нее? Тогда почему она сигнализирует о своем присутствии? Разве папки подают сигналы?
Положив руку на мышь, М подвел курсор на ярлык и щелкнул клавишей. После полуминутного ожидания на экране стали появляться странные значки. Много значков. Вот черти, их ОЧЕНЬ много! Тысячи? Десятки тысяч?! Что это, откуда это взялось?
Значки, в виде лица человечка с закрытыми глазами заполнили весь экран и продолжали загружаться. М смотрел на это круглыми от изумления глазами и боялся. Какой-то неведомый и холодный страх влился вдруг в тело и сковал его. Может быть это вирус? Ведь это нужно проверить! М не хотел этого делать, но, взяв себя в руки, он подвел курсор к первому попавшемуся значку и нажал на клавишу.

Пульсирующие ярко-красные пятна, волны дрожащего воздуха перед глазами, нарастающие шумы, словно из картонной коробки, вспышки света с долгим остаточным свечением, монотонный голос где-то вдали.
- …Вот когда я первый раз попробовала его, мне показалось, вернее, я почувствовала, что мое тело разделилось на четыре компонента, и каждый из них зажил своей собственной жизнью. Не знаю – было ли это самовнушением, но все было настолько реально, что я просто растаяла. А что ты можешь рассказать про него?
- Ничего, - он так давно знает эту стерву, и отвечать на такие идиотские вопросы совсем не хочется, - Ты давно смотрелась в зеркало?
- Какая разница? Что оно может мне показать? Я как-то привыкла больше доверять собственным ощущениям, а не каким-то там зеркалам, - глаза из зеленого хрусталя и провалившийся под легкие голос, она действительно сошла с ума, - К тому же я всегда этого хотела, слышишь? А как можно обвинять чувства?
Если бы не болтающееся в окне без толку солнце, он, наверное, давно бы уже убил ее. Ее это, можно сказать, спасает. Каждый дефект ее чертовой кожи расплывается на свету, и в итоге вся эта куча дефектов превращается в нечто слабо различимое, призрачное и пугающее. Она этого совсем не понимает. Для нее это – волнующее, неизведанное, как говорят, притягивающее своей уродливостью. Вот и сейчас, все ее пальцы измазаны ее любимым лакомством – порошком цвета ее самых сокровенных желаний. Она ждет от него чего-то новенького и от этого ее уставшая грудь дрожит и неровно дышит. И, растягивая удовольствие, думает, что, глядя на нее можно и нужно завидовать.
- Ты – дура. Ты – конченая дура. Тебе пора вырвать язык и отправить в утиль.
Она ничего не сказала. Просто стыдливо опустила голову и прекратила улыбаться. Ее глаза забегали, было видно, что она хочет что-то сказать, но не может. Знает, что на любое ее оправдание найдется еще тысяча обвинений. И, покраснев от возбуждения и ожидания лучшего времени, принялась яростно облизывать пальцы.

Безумные удары пульса по вискам постепенно прекратились, глухой шум в ушах рассеялся, налитые кровью веки открыли глазам яркое синее свечение. Память словно раскладывается по местам и фильтруется глотками свежего воздуха.
Картинка стала налаживаться и, перед глазами сфокусировалось изображение. Значки. Лицо человечка с закрытыми глазами. Те, которых много. Только теперь над каждым из них цифры. Шесть цифр, первые две из которых меняются в правильной счетной последовательности.
М казалось, что его мозг работает так медленно, что за этим можно следить и записывать каждую проведенную им операцию. Казалось, он находится сейчас в чудовищном замешательстве и не может найти сколь бы то ни было разумного объяснения тому, что несколько секунд назад видели глаза. Они сейчас уставлены в одну точку и не могут ничем помочь.
Многотонное тело с большим трудом откинулось на спинку кресла, каменная рука медленно вставила в рот сигарету, вынула спичку из коробка с изображением рекламы нового клуба в индустриальном районе города и чиркнула ею. Дым оказался вполне ощутимым и достаточно тяжелым, чтобы просто вдыхать его.
Итак, можно взять кусок бумаги и исписать его вопросами. Так, чтобы не осталось свободного места, потому что вопросов действительно очень много. Что это было? Можно многое объяснить многим, он так внезапно отрубился, так внезапно…. Он когда-то все это видел. Это не твердая уверенность, это лишь слабое предположение. Словно когда-то, много лет назад он уже видел все то, что было минуту назад. Эта дура, он ведь помнит ее? Помнит, только память не дает никаких гарантий – вполне возможно, что ее никогда не существовало. Руки, порошок, солнце, грязная постель, тупые фразы – разве это все было в реальности? Странно, ведь он никогда не смог бы вспомнить этого, потому что оно так ничтожно по своей значимости, что нет никаких оснований даже просто помнить его. Миллионы мимолетных эпизодов, таких коротких и жалких, что их просто не замечаешь. Тогда почему такой короткий и жалкий эпизод неизвестно от чего возвратился и напомнил о себе с потрясающей точностью? Может быть, пора начать принимать то, что так красочно описано в последних выпусках медицинских газет как искореняющее всякие признаки начального подсознательного сумасшествия? Тогда он – сумасшедший?
М всегда знал, что в определенной степени это преимущество, перед теми, кто в неистовых попытках сохранить драгоценные остатки здравомыслящего элемента в диких танцах повседневности, выставляет их на показ в надежде заработать параноидальный авторитет, а в итоге все равно превращаются в безнадежно ссыхающиеся кучи бьющегося в нервных конвульсиях дерьма. Все их внимание обращено наружу, поэтому внутреннего состояния они не замечают, в то время, как те, кем они меньше всего хотят быть, живут в своем маленьком отрицательно-уравновешенном мире, где все их воображение строит для них вполне материалистические образы. И для них ничего лучше и быть не может. Все негативные моменты биологии мира проходят у них через призму тщательного пересмотра природы негативного, и в итоге получается полное отсутствие негативного как такового. Где же после этого искать эталоны совершенного анализа всей этой биологии?
Никаких новомодных средств. Хотя бы просто потому, что это интересно. Это очень интересно. И если такие моменты появляются, нужно уметь ими пользоваться и ни в коем случае не отталкивать от себя. Они точно чему-то учат. Они точно что-то значат и точно просто так в жизнь не врываются. А какие-то особые энциклопедические отклонения от стандартного набора физиологического функционала по большому счету банальны и субъективны, потому что все рамки и уровень подсознательного здоровья -  истина общепринятая в среде исключительно ее создателей, без малейшего признака присутствия в ней элементов согласия сверхглобального. А подавляющее количество ее сторонников еще ни о чем не говорит. На то она и Истина, чтобы быть незаметной и труднодоступной. Для масс существует своя истина.

Сигарета истлела, легкие успели схватить лишь одну порцию тяжелого дыма и не выпустить обратно. Глаза смотрели туда, где маячил чудовищных размеров интерес. Это было похоже на запретный плод, который в сотни раз слаще своего естественного состояния. Только в чем оно, желание? Это странно, но желание ничем себя не мотивирует. Оно просто есть. Оно существует просто как Желание чего-то. Может быть того, что ждет, стоит только нажать на один из этих значков, может быть, там есть что-то, что должно в итоге что-то принести. Нажать на значок? Это было из-за того, что он нажал на значок? Они несут в себе всю эту информацию? Нет, это невозможно. Значки не могут делать этого, как они могут делать это? Это ведь не дешевый психотропный триллер! Этого не бывает! Вот смотри, сейчас я щелкну, скажем, вот по этому значку и ничего не произойдет, смотри!




Он летал. Очень долго летал. Это было очень реалистично, и он все время думал, что все это происходит с ним на самом деле. Можно было с легкостью строить в воздухе круги руками, можно было сойти с ума от осознания уникальности и в то же время скоротечности всей этой призрачности. Но он совсем не хотел осознавать этого, ему казалось, что картинка развалилась и умерла бы в одно мгновение, стоило хотя бы просто на долю секунды усомниться в ее правдивости.
Словно кто-то убаюкивал, так нежно подбрасывая его все выше и выше, а где-то там, далеко внизу, были видны огни и слышны голоса. Кто-то очень громко восхищался им и зажигал в его честь свечи. Их было очень много. Они застилали собой всю землю по всем горизонтам и хотели казаться очень яркими и значимыми. Они и были такими, их пламени плыли от течения воздуха, и сквозь эту пелену легко и быстро доходило их тепло. Воздух прогревался и становился бархатным. А он летал, переворачиваясь на спину и глядя в бесконечный мрак, где зияли огромные светящиеся дыры, которые те, кто внизу, называют звездами. Ему говорили сверху, что это именно дыры, и что они светятся потому, что за черным полотном есть совсем другой мир, яркий, но мягкий, как и свет, который пробивается оттуда. Ему захотелось сделать усилие, подняться еще выше и лично в этом убедиться, но говорят, что туда нельзя. Говорят, только после какой-то смерти, но не говорят что это такое. Он спрашивал об этом у тех, кто  внизу, но те лишь беспомощно опускали руки и тушили свечи. Он кричал на них и требовал объяснить, но наблюдал, как гаснут огни и расходятся тени. Он понял, что это именно то, что он наблюдает -  пустота, лишенная света и движения. Смерть – это пустота, полная новых и долгожданных открытий. Его должны ждать там, за дырами, для него уже должно быть готово новое место. Но воздух по-прежнему плыл, и ничего не происходило. Да, плыл, иногда даже совсем не так, как обычно, желтыми и ярко синими волнами разрывал легкие, сознание уносило за гипер километры во все стороны, разламывалось на куски и почти испарялось от света так желанных дыр-светил.
Смерти не было. Было лишь ее ожидание и острое осознание того, что оно бесполезно и ошибочно. Значит она – не пустота, скорее обратное ей. Нечто гордое и самодостаточное, то, до чего очень трудно достать, но сделать это хочется. А погасшие огни и исчезнувшие тени – просто непонятое. Это не было ЕЕ символом. Это вообще ею не приемлимо. Ее не бывает там, где ничего нет. Она есть там, где есть свет и движение, потому что свет из дыр льется только лишь для того, чтобы кто-то смел достать его и сделать  своим.
ИМ просто всегда хотелось наблюдать за тем, как оправдывают себя все их задумки. ИМ всегда хотелось видеть и знать, как это работает на деле. Они сами прекрасно знают о существующем соблазне и только потирают руки в