И никаких ХУ!

документами и фальшивыми ценными бумагами. Для комплекта не хватало пустячка – «мерса». Но в этом не было вины Викентия Алексеевича.
Когда-то, давным-давно, ещё и двух лет не прошло, бывшая, слава богу, супруга, быстро вызревшая в успешного стоматолога, поднакопив на людских страданиях малую толику зелёных, приобрела «мерс» ВАЗовского производства с ближним прицелом: засадить никудышного мужа в личные шофёры. Не умея сопротивляться неукротимому напору зубодробильной предпринимательши, он с грехом пополам освоил, как таблицу умножения, правила и дорожные знаки движения и даже устройство железного друга семьи. Осталось доказать прочность  с трудом добытых знаний на практике. Вот тут-то и случилась непреодолимая закавыка, в прах разрушившая голубые мечты стоматологини. Каждый раз, как способный автолюбитель садился за руль вместе с инструктором, ему, как назло, не везло: обязательно попадались то дерево, то столб, то придорожный столбик, то железобетонная урна, то забор, а то и единственный прохожий. В конце концов, высказав каскадёру на понятном шофёрском языке всё, что он о нём думает, инструктор высадил его посреди дороги и посоветовал подлечить вестибулярный аппарат и нервы. Маленькая эта неудача явилась крупной причиной для семейного раздора. Авто, как оказалось, с дальним прицелом, упрятали в гараж за семью замками, а Викентий Алексеевич смог закончить диссертацию, защитить которую удалось уже после того, как его выставили без автомобиля из собственной квартиры. Вернее, жена не выставила, а попросила выместись так настойчиво, что отказать было невозможно, объяснив, что такие им с дочерью не нужны, а захудалую свою двухкомнатную жилплощадь он получит обратно тогда, когда брошенная несчастная женщина с ребёнком купит новую, достойную её положения в приличном обществе. Викентий Алексеевич не стал возражать, поскольку это было бесполезно, но с тех пор затаил непреодолимую неприязнь к любому четырёхколёсному транспорту, кроме автобуса.
И надо же: не успел как следует, с соответствующим эпитетом, вспомнить незабвенную, как она легка на помине. Словно молодая вышвырнулась из большой чёрной машины, вся в белом, и зубы белые, собственные, а с шофёрского места бодро выкинулся Викентий Алексеевич-2 и тоже весь в белом, и зубы белые, но фарфоровые, потому что у седого своих белых не должно быть. О чём-то переговариваясь, ушмыгнули в антикварный магазинчик, а Викентий Алексеевич-1 с любопытством подошёл к своему «мерсу», разглядывая махину – ничего тачка, на такой никакие деревья и столбы не страшны! – крадучись огляделся и, не обнаружив близких прохожих, с изяществом вывел на запылённом багажнике известное всем слово из трёх букв, удовлетворённо хохотнул и чинно проследовал дальше.
Так к первой большой личной радости Викентия Алексеевича, связанной с обмундированием, добавилась ещё и маленькая радостишка, вызванная маленькой, но сладостной местью за оскорблённое мужское достоинство. А, как известно, против такого довода не попрёшь: любая мстишка и, особенно, мелкая и гаденькая, наполняет душу мстителя гордостью и самолюбованием и примиряет на время с окружающим, изъязвленным гадостями, миром. Потому и шествует сейчас Викентий Алексеевич независимо и любя всех. Очень способствует беспричинному аномальному настроению и вторая веская причина – он в очередной раз начал новую жизнь, причём, обманув себя, не с понедельника, когда всё начинается трудно, даже обычный рабочий день, а с середины недели, то есть, с сегодняшнего дня. И большинство спешащих людишек вокруг, в отличие от мегеры с белыми хищными зубами, выглядят сегодня, несмотря на злые напряжённые лица после трудового дня, вполне симпатичными.
Особенно женщины, которые больше всего нравятся Викентию Алексеевичу со спины. С тыла они кажутся беззащитными и сплошь молодыми. Не то, что спереди, где быстро всё безобразно обвисает, а раскрашенные лица становятся бесстыжими и хищными. Вот и сейчас перед ним приятно колышется заманчивая попочка, не такая уж обширная, чтобы исчезла талия, и не такая уж сжатая, чтобы нельзя было погреть взгляда. И очень даже соблазнительная прямая спинка с отчётливой молодящей прогалиной между подвижными лопатками. А выше – мать честная! – гладкая полная шея с ошейником из, скорее всего, поддельного жемчуга, с трудом удерживающая голову с тяжеленной причёской из беспорядочно уложенных русых мини-снопов, между которыми проблёскивают перламутровые заколки. На красотке матово-белая тесная юбка до колен, выдающая порядочный возраст дамы, такого же цвета безрукавка, плотно облегающая оранжевую блузку, а на ногах, как ни странно, не ходули на шпильках, а простенькие белые лаковые тапочки-лодочки. Хозяйка размеренно плыла в них по асфальтовой реке, не торопясь и не сбиваясь с лёгкого прогулочного шага. «Интересно» - подумал Викентий Алексеевич, - «какая она с фасада и на морду». А незнакомка, будто подслушав желание назойливого преследователя, остановилась и повернула голову к витрине с женским тайным бельём, что бесстыдно демонстрировали среди бела дня красотки из папье-маше, и – о, ужас! – он узнал её, в прострации прошёл ещё несколько шагов и чуть не натолкнулся на знакомку.
- Ба! Анна Владимировна! Какими судьбами? – залепетал ценитель женской красоты сзади, не зная, как себя подать спереди. – Решили прогуляться?
Она не спеша повернула к нему лицо, которое оказалось совсем не мордой, а очень даже пресимпатичной физиономией с внимательными синими-пресиними глазищами.
- Голова разболелась, - приветливо улыбнулась ему полными некрашеными губами. – А вы?
- Я? – он тоже улыбнулся, обретя почву. – О-о, я каждый день топаю, утром и вечером, - соврал на будущее, в которое верил.
Она была директором НИИ бытовой техники, подобного его кормушке. Встречались они нечасто и только на разных официозах, шапочное знакомство ограничивалось дежурными «здравствуй – до свидания», и теперь, нечаянно столкнувшись в тет-а-тете, два, по сути дела, незнакомых человека не знали, о чём говорить, а вежливость требовала. Вот ведь как получается: чем меньше знаешь человека, тем меньше тем для разговора, а, казалось бы, должно быть наоборот.
- Вы – молодец! – похвалила она его. – А у меня на такие подвиги не хватает ни силы воли, ни, главное, времени.
- Ну, с последним у меня полный порядок, - похвалился Виталий Алексеевич, переминаясь с ноги на ногу. – Может, потопаем вместе, - предложил неуверенно. Она, не отвечая, повернулась и поплыла прежним стилем, увлекая случайного попутчика. – Сам себе неограниченный хозяин.
- Да, я слышала, что вы избавились от оков, - произнесла равнодушно, не поворачивая головы.
- Наслышан и я, что вы… - попытался он огрызнуться.
- …избавилась от мужа? – подсказала она, взглянув на него и улыбаясь примирительно.
- Да нет, - возразил он, хотя именно так и подумал. – Хотел сказать: остались одна.
- Ошибаетесь, коллега, - продолжала улыбаться Анна Владимировна, довольная его ошибкой. – У меня, в отличие от вас, крепкие тылы: дочь и мама. Одна ещё совсем маленькая, а вторая совсем уже старенькая, и обе требуют заботы и времени. А вы чем заняты сейчас? – Она, конечно, спрашивала не о рутинной работе, а о научных занятиях для ума и души.
Викентий Алексеевич идиотски хохотнул и похвастал:
- А ничем! Гроблю всяческими способами свободное вечернее время. – И пригрозил: - Скоро, наверное, пущусь во все тяжкие.
Они, подчиняясь ведомой, свернули с улицы, спустились к реке и неторопливо пошагали вдоль берега по асфальтовой дорожке, с любопытством и смущением поглядывая на пары, уже пристроившиеся на скамейках.
- Мой вам дружеский совет, - она доверительно взяла его под руку, и он поначалу весь напрягся, отвыкнув ходить пристяжным и боясь ступить не так, не в унисон, и завалить даму или оттяпать ей лодочки, - беритесь не медля, пока лень не одолела, за докторскую. – Он протестующе хмыкнул, не забыв ещё хлопот с кандидатской. – Да, да, не хмыкайте, не упускайте время – потом начинать будет труднее, поверьте моему опыту.
Поверить нетрудно, начинать не хочется, хотя Викентий Алексеевич досконально знал, о чём будет его сногсшибательная докторская. Нужен был, как всегда, внешний толчок.
- А ваша как, на мази?
Она вздохнула и длинно отдулась, вытянув губы трубочкой:
- Похоже, я выбрала не ту мазь: дошла до середины и чувствую явное торможение и отдачу назад. Знаете, как бывает на лыжах?
Зря спрашивает: конечно, знает, хотя и не стоял ни разу на неустойчивых разъезжающихся полозьях, знает, что если наши проигрывали лыжные гонки, то виновата неверная смазка. И ещё знает, что не подмажешь – не поедешь, и вернее не выразишься.
- А как же!
- Ну, вот – нечто подобное и у меня. Так хорошо сочинялось: фактура, расчёты, цитаты укладывались кирпичик к кирпичику, и вдруг – чувствую, что заело. Наступила апатия, и мозги будто вязкие, всякую мыслишку приходится вытягивать с усилием. Самое неприятное, что растёт разочарование темой, кажется, что она гроша ломаного не стоит, никому не интересна, и всё зреет и зреет страх, что провалюсь, забаллотируют. Когда писала кандидатскую, такого не было. Маюсь туда-сюда, - плакалась она в жилетку случайному встречному, знакомому незнакомцу, потому что такому легче исповедаться, - чуть-чуть напишу, прочту и хочется переделать, начать сначала. – Вздохнула обречённо. – Бросать надо за неспособностью. – Ещё глубже вздохнула, почти всхлипнула от безнадёжности. – Потому и башка глупая трещит.
Викентий Алексеевич понимающе усмехнулся и слегка, успокаивающе, прижал её руку к своему боку. Ему очень даже были знакомы терзающие спутницу муки творчества, сам недавно то покрывался жаром восторга, то холодом неуверенности и опустошения, тоже не раз собирался бросить умственную изнуриловку к чертям собачьим и не смог, потому что она была для него не «мерсом», а самой жизнью.
- Зачем же так? – он остановился, заставив остановиться докторантшу. – Давайте-ка прискамеимся где-нибудь и покалякаем как следует, может, общими усилиями, что и прояснится, - подвёл её к обшарпанной задами и ногами скамейке с выломанной по центру штакетиной, догадался подождать стоя, пока она устроится, и сам сел рядом, стараясь не помять брюк. – Думается, - начал он открытое расследование тяжёлого случая завихрения мозгов, - мы можем рассмотреть два основных варианта негодной мази. Первый – вы не до конца, извините за откровенность, осознали тему и не можете увязать промежуточных звеньев в единую цепочку. Где-то она у вас соединена искусственно, без уверенных доказательств. Мой вам, взаимный, дружеский совет: составьте сетевую блок-диаграмму и эскиз реферата, уверен – найдёте слабое соединение. Если, конечно, не будете врать себе.
- Что-то не верится, - и непонятно было во что: в то, что найдётся слабое соединение, или в то, что не будет врать себе. Она положила руки на сжатые колени и нервно перебирала пальцы, испачканные синей пастой, громко по-мужски хрустя костяшками.
- Тогда возможен второй вариант, - он поднял руку, чтобы вальяжно опереться на спинку скамьи, но передумал, побоявшись испачкать белую робу, - а именно: вы серьёзно переутомились, и вам необходима