И никаких ХУ!

психоэмоциональная разрядка. – Забудьте на время про осточертевшую диссертацию, возьмите отпуск и смотайтесь куда-нибудь на тихую спокойную природу, чтобы не было рядом учёных идиотов, - советовал опытный психоаналитик, - а то, - совсем распсиховался он, - закрутите недолгий романчик, - «а я бы тебе помог» - подумалось аналитику, и он чуть-чуть поближе придвинулся к больной.
- Этого только мне и не хватало! – фыркнула Анна Владимировна, сверкнув в его замаслившееся лицо синим негодующим пламенем.
- Ну, займитесь тогда спортом, фитнесом каким-нибудь или… чёрт его знает, чем ещё… Кстати, вы собираетесь участвовать в спартакиаде?
- Куда мне! – она скептически улыбнулась и повернулась к нему анфас. – Не девочка уже!
- Надо же! – притворно удивился отставной муж. – А я бы спутал.
Анна Владимировна засмеялась неприхотливому комплименту и не поблагодарила, до того он был груб, но… приятен.
- Сами-то вы неужели решились?
- Во первых рядах! – бодро похвастал спортсмен. – Тем более – вы ведь слышали? – участие первых лиц обязательно.
- Сплошное издевательство! – вскричала она с досадой. – Кому нужен этот цирковой балаган? – разгневалась VIP-дама.
- В первую очередь вам, - спокойно ответил Викентий Алексеевич.
- Обойдусь! – по-девчачьи упорствовала не девочка. – Я ничего не умею, - начала сдавать неустойчивые позиции.
- И не надо, - уговаривал вторую команду за день лоббист любительского спорта. – Человека уважают не за то, что он умеет, а за то, что старается суметь.
- Разве только не очень помешать команде в каком-нибудь коллективном игровом виде? – раздумчиво спрашивала она и у себя, и у сидящего рядом авторитета. – Нет, пожалуй, не стоит подвергать команду риску: организаторы обещали наибольшие призы именно за игровые виды спартакиады.
Викентий Алексеевич насторожился: как же он прохлопал холодными ушами такое важное заявление? И вообще запамятовал про игровые виды, обрадовавшись, что удалось организовать бегунов. Выходит, вся утренняя организационная подготовка – коту под хвост?
- Вы это точно слышали? Не помните, о каких играх шла речь?
- Смутно. Кажется, о волейболе, баскетболе, теннисе и о… футболе? – Она ещё спрашивает у него! – Запомнилось ещё, что каждый коллектив сам выбирает виды игр. – Анна Владимировна встала, оправила юбку. Ей надоело йоговское сиденье на разреженном штакетнике. – Оставим эту неинтересную постороннюю тему. – Подождала, пока он поднимется. – У меня есть дельное предложение: идём ко мне, ужинаем и продолжим разгром докторской.
- Удобно ли? – спросил он неуверенно, пытаясь собраться с вескими возражениями. – Как посмотрят на это ваши тылы?
Она рассмеялась, опять ухватила его под локоть и пошла, увлекая его за собой.
- Вы хотите спросить, как они воспримут то, что их мама и дочь притащила незнакомого мужика на ужин? – и ускорила ход. – Идёмте, как-нибудь объяснимся. – Повернула голову и заглянула ему в глаза. – Мне не терпится услышать ваше резюме по теме. Предупреждаю: я не отстану, терпите, раз навязались.
- Я навязался?! – возмутился Викентий Алексеевич наглому навету, даже притормозил шаг и  слабо попытался освободить руку.
- Не я же, - подтвердила она, не давая ему вырваться. – Я – женщина, - сразила убийственной женской логикой. Оставалось не трепыхаться и приноравливаться к женскому шагу.
А он совсем не был настроен мотаться по гостям, да ещё по шапочным знакомым, быстро привыкнув вольготно, по-холостяцки, валяться вечерами в одноместной квартире на смятой постели, подрёмывая с книгой после сухомятного ужина с обильным чаем под усыпляющую воркотню телевизора. Шёл, сожалея о потерянном отдыхе, и думал-придумывал, как бы увильнуть по дороге, но идти оказалось недолго – какие-то десяток минут, за которые она успела на все лады расхвалить своих домочадцев, и пришлось смириться, надеясь не застрять надолго и успеть на трансляцию хотя бы второго тайма любимого «Спартака» с ненавистным «ЦСКА».
В 16-тиэтажном термитнике они поднялись на лифте на 9-й этаж и остановились у одной из однотипных дверей жилых ячеек.
- Не дрейфьте! – успокоила Анна Владимировна, взглянув на смурное, напряжённое лицо гостя, отперла со щелчком замок, толкнула дверь, и не успели они войти в коридорчик, как из комнат с воплем:
- Мама! – выбежала малявка лет 4-х – 5-ти и, увидев теснящегося за спиной мамы Викентия Алексеевича, остановилась как вкопанная и уставилась, соображая, а для большего соображения засунула палец в рот. Так и спросила, не вынимая:
- А он – кто?
Мать наклонилась к ней, поцеловала в щёку, присела рядом на корточки, чтобы общим фронтом было лучше лицезреть незнакомца, и познакомила:
- Он – дядя… - и, замешкавшись на трудном для дитяти имени, вопросительно посмотрела на дядю.
- Вик, - подсказал Викентий Алексеевич, назвавшись сокращённым именем, каким давным-давно называла его дочь, будучи в таком же несмышлёном возрасте.
- Дядя Вик, - еле сдерживая смех, повторила мать. – Я его на улице нашла, - «дожил» - мрачно подумал дядя Вик – «валяюсь, где попало!», - и он хочет есть. – Против этого возражать дядя не стал. – А это – моя Аня, - большая Аня снова поцеловала маленькую. Могла бы и не объяснять: синие морские глаза выдавали родство.
На коридорный шум вышла из кухни старая женщина с прямой не по возрасту осанкой и семейными синими глазами, увеличенными очками. Седые волосы были собраны в аккуратный пук, опрятное строгое платье, ладно сидящее на сухопарой фигуре, спереди закрывал глухой дворницкий фартук.
- О чём шумим? – спросила, переводя окуляры с внучки на дочку, и увидела чужого. – О-о! У нас гость! Почему томите в прихожей? Бесстыжие! – обругала обеих.
- Познакомься, мама, - подала голос дочь, - это – Викентий Алексеевич. А это, - она перевела глаза с гостя на старую женщину, - моя мама, Анна Владимировна.
- Как? – удивился Викентий Алексеевич. – И она?
Анна Владимировна-дочь весело рассмеялась.
- Представьте себе – и она. Кстати, дочь – тоже Анна Владимировна. – «Ну, это уж слишком!» - подумал ошеломлённый гость, удивлённо переводя взгляд с одной на другую-третью, - «Явный перебор! Не оттого ли отец-муж-зять сиганул в неизвестность, посчитав, что три Анны на шее – слишком тяжёлая награда для него». – Между собой мы: Анна, Аня и Аннушка. – Заметив, что Анна пристально рассматривает гостя поверх очков, Аня слегка дёрнула её за рукав. – Мама, не разглядывай Викентия Алексеевича с тайным смыслом – я пригласила его по делу. – Анна вздохнула и упрятала глаза за очки. – Покорми нас, а потом мы с ним будем шерстить мою горе-диссертацию. Есть ужин?
- Ужин-то есть, - теперь Анна укоряюще посмотрела на Аню поверх очков, - а вот к ужину ничего нет.
- И не надо, - успокоила Аня. – Викентий Алексеевич не пьёт, не курит – он спортсмен, и ещё – директор института, кандидат наук, холост и умница.
- Ну, этот недостаток со временем исчезнет, я точно знаю, - пообещала Анна и сделала глазами и губами снисходительную улыбку. И почти сразу, опомнившись: - Господи! Ну что мы застряли на входе? Викентий Алексеевич, проходите в комнаты, будьте как дома, - «и не забывайте, что в гостях» - мысленно добавил дорогой гость, сплошь напичканный одними достоинствами. – Вот вам тапочки, - выставила из обувного шкафчика стоптанные шлёпанцы.
Викентий Алексеевич терпеть не мог мещанского гостевого переобувания – разве не идиотизм: быть в приличном костюме и чёрт знает в чём на ногах? Брезгливо взглянув на бывшую принадлежность смылившегося хозяина, он из чувства солидарности с ним не стал надевать ношеные-переношеные шлёпки.
- Можно в носках? – попросил, смущаясь, строгую Анну и, заторопившись, заверил: - Они у меня чистые – недавно стирал.
- Можно, можно, - разрешила Аня и, подождав, пока он разуется – приятно запахло крепким мужским духом – и пристроит на тумбочке кейс, потащила за рукав – понравился он ей сегодня – внутрь квартиры.
Его затащили в большую комнату с большущей хрустальной люстрой с блестящими бронзовыми побрякушками, с большим ковром на одной стене и большим паласом на паркетном полу. Ковёр и палас сияли бело-голубыми цветами и вместе с сияющей люстрой и большим белым эмалевым окном, наполовину задёрнутым большими бело-голубыми раздвижными шторами, создавали непередаваемое ощущение обилия морского голубоватого света. Широкий мягкий диван с сине-белым покрывалом и два мягких кресла с такими же накидками косолапо притулились под ковром, а вторую стену заглыбила внушительная мебельная стенка с искрящимся хрусталём внутри, и всюду по углам и на стенке – вазоны, вазы и вазочки с поддельным разноцветьем. Над стенкой висели престижные для интеллектуально-интеллигентной семьи настоящие пейзажи в инкрустированных рамах, а по бокам дверей – синие японские гобелены со скромными чёрно-белыми птицами, задравшими и клюв, и лапы. В углу у окна скромно ужался телевизор, стыдясь за не тональный цвет. И речи не могло быть, чтобы сесть на диван или на кресло, пощупать внутри стенки или потрогать искусственные цветы. Всё было стерильно чисто и не умято. В общем, жить здесь было нельзя, можно было только приходить на экскурсию, что, наверное, и делал драпанувший дезертир, пока не грохнул нечаянно или случайно какой-нибудь экспонат.
- Пойдём, - потянула за пальцы младшая синеглазка.
Викентий Алексеевич осторожно развернулся и пошёл за ней, оглядываясь, не оставляют ли следов недавно стираные носки.
- Куда ты меня тянешь? – спросил у экскурсовода.
- К нам, - объяснила она, решив по-женски похвастаться своим пристанищем.
Они зашли в небольшую комнату, разительно отличающуюся от большой строгим аскетизмом. Единственным украшением в ней был мягкий ворсистый ковёр на полу. По стенам у окна стояли две кровати – маленькая и большая – с прикроватными тумбочками и стол у подоконника, как в типичном общежитии. На небольшом стеллажике в строгом порядке расположились немногочисленные игрушки.
- Сидеть нельзя, - предупредила невоспитанного босяка хозяйка, загородив маленькую кровать.
- Не больно-то и надо, - обиделся он.
- Молодёжь! – послышался голос Ани, не позволивший разгореться ссоре. – Идите ужинать.
Потчевали картофельным пюре с котлетой. Ни то, ни другое Викентий Алексеевич не любил за то, что в них нечего было жевать. На десерт подали чашку какао и выставили вазочку с печеньем. Гость осторожно, чтобы не показаться голодным, сжевал одно, вспоминая, что у него есть в холодильнике, вспомнил, что есть пачка пельменей и, обрадовавшись, поблагодарил, не солоно хлебавши:
- Спасибо, было очень вкусно.
- Ну, и слава богу! – ответила Анна, а Аня, не замедлив, потащила – теперь уже она – смотреть своё жильё.
В её комнате был – тоже, слава богу – настоящий книжный бедлам. Книги валялись всюду: на кровати - вперемешку с бельём, на подоконнике, загораживая пустые вазы, на большом письменном столе, тесня чертежи и исписанные листы, на кресле – безобразной кучей, прикрытой бюстгальтером, и даже на полу, рядом с меховыми тапочками. Небрежно ухватив печатные издания с лифчиком в охапку и сбросив их в угол у шкафа, хозяйка освободила кресло, и эксперт по докторским диссертациям облегчённо рухнул в него, наслаждаясь привычным бардаком.
- Начнём? – поторопила