рождения, то, наверное, изошла бы слезами, так как не видела для подружек спасения. Неуёмный сосун вырывал из любых щелей и проглатывал толстых и тонких, чёрных и белых.
Можно было подумать, что эта фурия особенно любит монитор сзади, где вилки и провода. Всюду ей хотелось засунуть щётку. Я видела смерть уймы пылинок и не услышала ни одного вскрика. Хоть бы ветрище прорвался сквозь стекло, заставил пересрать эту мегеру. Однако шпингалет сильнее: держит створки, бережёт толстожопку. Сунула руку в правый накладной карман, вытащила небольшое махровое полотенце, стала протирать экран. Компьютерное побоище завершалось её победой, и я не заметила на луноподобном лице признаков ни самодовольства, ни усталости.
22
«Ну уймись, дай отдохнуть пузу и ляжкам», - если б могла, сказала бы я ей. Грубо? Да она колонию пылинок разрушила ни за что ни про что. Добро бы не фурычил компьютер, а то он фурычил, да ещё как! Высосала бедолаг из самых тёмных подворотен и уходить не собирается. Ночевать, что ль, тут будет? Вот опять локтями свои трусы подтягивает.
Электронная доска чистая, прицепиться не к чему. Так она снова к шкафу, крышку которого уже протёрла до лысины. Хоть бы поссать сходила, всё мне передышка. Так нет же... Стала вытаскивать из шкафа книги и пылесосить по одной. А они и так чистые, названия золотом тиснёным горят. Может, с десяток подружек сидело на каждом корешке, так обязательно их угроблять, кормить ворчливого несытя?
Я посмотрела на часы: всего десять минут пятого. Да она счас споро вылижет фолианты и до меня доберётся, времени пруд пруди. Вот завели бабу, так завели. Света из-за неё не взвидишь.
23
Шустрый пузан на полу до того разошёлся, что продолжил работать и после спасительного для меня щелчка. Собственного задора ему хватило на три секунды, отмеренные дрогнувшей напротив меня стрелкой. Да и то задор шёл по убывающей… Без посторонней подпитки стал кучей дерьма, хоть и лоснился от счастья. Я смотрела на него с неизбывной ненавистью и желала, чтоб он лопнул. Казалось, моя мечта достижима: лоснящееся брюхо во все стороны распирало самодовольство. День заканчивался для пылееда обильным ужином, а для меня - невосполнимыми потерями. Теперь мой взгляд натыкался на сияющую пустоту там, где недавно копошились весёлые пылинки. Виновница побоища вытерла изнанкой полы покрасневшее лицо и впервые посмотрела на зрачок видеонаблюдения, а значит, на меня. Я достойно встретила этот взгляд, отметив его сходство с тем, как породистая сучка смотрит на хозяина. Я немало прожила на свете, многое повидала, в том числе поистине собачью преданность. Я тоже предана памяти подруг, съеденных вонючей водой, проглоченных ненасытным брюхом.
Толстуха схватила пылесос за чёрную ручку на макушке и понесла вон. С моих плеч как будто свалилась гора под названием Эверест.
24
Я - матёрая пылинка, я знаю: раз эта фурия потащила братское кладбище моих подружек, а стрелка-коротышка приблизилась к пяти, то сейчас наступит темнота, толстожопка включит свет. Блин, а не заметит ли она меня? Свет - лучший помощник таких толстожопок. Я в помощниках не нуждаюсь, потому что и так хорошо вижу, да и слышу тоже. Вот её почти беззвучные резиновые шаги, направляющиеся сюда. Шлёп-шлёп... Включать свет не стала, сложила стремянку, осторожно повернула её. Я понимаю уборщицкую осторожность: боится самой себе сделать работу. Царапнет, скажем, стену... Бородачи тотчас увидят, устроят шефу разнос.
Работать сегодня толстуха уже не будет. Она вновь стала ленивой, неуклюжей бабищей, которой лишь бы не напортачить, не наследить там, где уже чисто. Сначала вытолкнула в коридор лестницу, потом вылезла сама. Скатертью дорожка. Стрелка-коротышка упёрлась в пятёрку.
25
Забежал пострел. Зыркнул туда-сюда. Ни души… Ну, ладно. Сел за компьютер. Нажал там-сям - экран засветился. Он и сам, по-видимому, этого не ожидал, уселся в креслице основательно. А мне сверху ясно, что на экране происходит. Выскочил чёрный человечек, построил в шеренгу белых человечков. Приказал повернуться затылками, расстрелял из автомата с лазерным целеуказателем. Залил мостовую кровью. Откуда ни возьмись - легковой автомобиль. Остановил. Водителя выволок за шкирку, шмяк об асфальт и замочил.
Откуда у них столько крови? Если б у нас, пылинок, было столько, то пострелёныш сидел бы по горло в крови. Монитор скрылся б более чем наполовину. Смотри его вершок да рамку. Чёрный человечек сел в машину и умчался. Давил зевак, палил по окнам близлежащих домов, отстреливался от полицейских, наседавших сзади. Этот преступник - супермен, и у него единственная цель: совершать тягчайшие преступления. Всё натурально происходило: тормоза скрежетали на поворотах, пострел улыбался, а я плакала или мне так казалось из-за того, что насест стал влажноватым. Толстуха, где ты запропастилась?
26
Я видела: он оторвал глаза от экрана и удивился. Потемнело, а все ещё никто не приходил. Мне представляется, поначалу озорник намеревался выключить компьютер и слинять, однако какая-то кнопка в сознании помешала этому. Он вышел из игры и перелистнул несколько страниц. На экране появились голые мужские тела со всеми прибамбасами, одно сношалось с другим, другое - с третьим. Посмотрел крупным планом. Воровато зыркнул в тёмный проём двери. Похоже, что-то в извращенцах ему не понравилось. А я больше всего желала, чтоб в эти мгновения работала моя спасительница-камера. Она улавливает мир таким, каков он есть на самом деле, - бесштанный и безлапотный, пахнущий нужником.
Пострел оказался любопытным и хлебнул отстойной жижи, неприятно поморщившись. Я уверена: ему захотелось плюнуть, но побоялся засрать пол. Четверть шестого. Толстуха замешкалась. Может, чешет с кем-нибудь неповоротливый язык.
27
Любопытство схватило его за нос и вело за собой. Тишина нависла такая, будто все и везде сговорились и разом уснули. Один лишь пострелёныш пялился в разноцветный экран. Там теперь в чём мать родила девушки-лесбиянки. Их он тоже посмотрел крупным планом, и вдруг я уловила шарканье шлёпанцев. Не очень торопливое, обычное движение. Половина шестого. Тридцать минут до конца рабочего дня. Сейчас задаст жару. Однако сорванец держал ухо востро. Он услышал грузные шаги, успел выключить компьютер и придвинуть кресло к столику.
Я видела его лицо, искажённое растерянностью и страхом.
28
Так я и знала, что толстуха, войдя, включит свет. Похоже, увидев пострела, она сначала испугалась; затем, секунду-другую спустя, испуг перерос в раздражение. Она заметила след на полу.
- Чего ты тут делаешь, сучье отродье?
- Я в окно посмотрел.
- В окно? Счас пол будешь перемывать.
Толстуха схватила мокрую тряпку и шагнула к самозваному гостю. Тот увернулся. Рванулся к двери, и получил-таки шлепок грязной тряпкой по мягкому месту. Я впервые за весь день улыбнулась от такой взбучки, не подозревая о неуместности улыбки.
29
Судя по лицу, толстуха довольна, что удалось шлёпнуть пострелёныша. Наследил он немного: лишь один чёткий отпечаток ближе к порогу. Она вытерла его и осмотрелась. Поле битвы чистое. Похоронная команда сделала своё дело. Пылинки пали и уплыли неведомо куда.
В ярком свете передо мной предстал истинный облик её победы. Вылизала, выдраила всё до блеска и гордится собой, а я вот в горьком одиночестве. Чистота режет без ножа, выковыривает остатки интереса к жизни. Блин, так я могу совсем свихнуться.
Лицо толстожопки сияет ярче пола, потолка, синей звезды на знамени. Наподхалюзничала, набедокурила... Подтянув по привычке локтями трусы, она выключила свет и ушла, заперев на замок дверь. Золотистые стрелки показывали без двадцати минут шесть.
30
Как только толстуха щёлкнула выключателем, я поняла, что глазок видеокамеры может снять теперь только сплошную ночь. Я видела, как в окно заглядывали пушистые снежинки и, пугаясь темноты, летели прочь. Я не боялась ночи, даже ранней такой; наоборот, меня утешало, что зрачок, который должен видеть, ослеп, в то время как передо мной крутилась, нервно вздрагивая, юркая длинная стрелка. Она с железным постоянством откусывала секунды и никак не насыщалась. Её единообразный ход воскрешал в памяти сегодняшнее побоище, и я была бы рада ничего не слышать. В ушах стоял вскрик тех, что успели пикнуть, и тех, что не успели: моё воображение сделало это за них.
Блин, и как избавиться от этого наваждения да хоть немного передохнуть?
31
Звякнул вставляемый в дверь ключ. Не иначе, забыла что-нибудь толстожопка. Нет, та сразу бы открыла, а этот ключ в скважине ёрзал совсем в другую сторону. Я давно научилась различать входные тонкости. Орудовать ключом мог пострелёныш, влекомый животными инстинктами к компьютеру. Только где он раздобыл ключ, упрятанный толстухой в один из карманов?
Ключ пошёл в обратную сторону, и дверь мягко отворилась. Воровато озираясь, перешагнул порог кудрявчик, захлопнул за собой створку. Вторая крепилась наглухо, не помню, чтоб её открывали. Чего его нелёгкая принесла? Раньше являлся, если тут находилась его дородная половинка, и целовал в губы, не стесняясь камеры. Приносил и уносил лестницу и ведро с водой.
Поздновато припёрся, половинка-то тю-тю... Разминулись.
32
Кудрявчик держал что-то под мышкой, завёрнутое в газету. Он лупнулся на камеру. Я встретила взгляд и встревожилась. В его глубине барахталось нездешнее, как будто компьютерное, когда перед монитором сидел сорванец. «Как бы не углядел меня», - родилась нехорошая мыслишка и тотчас скончалась. Что он мог сделать без лестницы и пылесоса!
Я цепко держалась за свой насест и неотрывно наблюдала за ним.
33
Кудрявчик запер дверь изнутри и оставил ключ в скважине. Блин, темнота для него как Богу свечка. И пришёл он не для того, чтоб меня доконать. Компьютер тоже не нужен. Его устраивала ночь, испугавшая снежинок. Зрение не хуже, чем у кота. Так уверенно сигнул в угол! А там торчит бело-синее знамя. Иудофоб. Сейчас сорвёт, растерзает в клочья, спрячет их в пакет и смоется. Только нет, сначала стал разворачивать свёрток. У меня промелькнула догадка: хочет растерзать знамя над газетой и не тратить время на сбор ошмётков.
Пока шелестел бумагой, я разглядела, что заявился он босиком, поэтому шаги в коридоре не были слышны. Стрелки показывали тридцать минут седьмого: час назад ушла его дородная половинка.
34
Я едва не вскрикнула примерно так, как всякая гибнущая пылинка. На газетке под знаменем лежала толстуха, уменьшенная впятеро. С закрытыми глазами узнала бы: чёрная чёлочка, вроде слипшаяся от пота, румяная пышка, с волосами в нужном месте и широкими бёдрами, без халата, без трусиков - ничего, что было на настоящей, и тем не менее - это она, её дородное тело, розовая помада на губах. Ноги вытянуты и чуть раздвинуты.
Зачем ему кукла, если он имеет оригинал? Зачем он припёрся сюда ночью, когда все смотрят дома телевизоры или играют в игры по компьютерам? Кудри его похожи на ночь, да и сам он - тоже.
Мне показалось: кукла шевельнула левой рукой, словно готовясь взять тряпку или швабру. Это она – толстожопка. Неуклюжая и лоботрясная, а иногда -
Помогли сайту Реклама Праздники |