начали раздражать земляка. Украинский мачо хотело внимания к себе, однако каждому хотелось говорить и смеяться о том, к чему нетрезвая душа лежала. Его просто игнорировали, и это пробуждало в нём зоологическую ненависть ко всем и всему непонятному. Во всём ему виделся подвох и насмешка именно над ним, - всеми любимом на Украине и невостребованным здесь.
Объявление о закрытии паба, возможно, оказалось очень своевременным, ибо моё откровенное нежелание угождать всем и разъяснять каждую шутку могло привести к ссоре.
Покидая стол, Анна поблагодарила нас за весёлый вечер и на всякий субботний случай по-дружески выписала свой телефон. Во избежание дремучих недоразумений я на двух языках объявил всем участникам, что Анна оставляет нам свой телефон.
Неподалёку от паба она взяла такси и распрощалась.
Возвращались домой уже около полуночи. Пивные пабы закрыты. Нетрезвый народ расходился по домам и ночным клубам. Земляк, на радость соседей, демонстрируя своё нетрезвое недовольство чем-то, с хмурой деловитостью, проверял встречающиеся на улицах банки и бутылки из под алкоголя. Если обнаруживал остатки, - допивал. Мои замечания о возможной неизлечимой заразе, игнорировались и единогласно квалифицировались как занудство и неспособность расслабиться и веселиться. Соседям нравилась такая пьяная удаль украинского товарища, и они, проявляя дружеское понимание и поддержку, указывали ему на замеченные объекты, которые тот проверял и допивал, им на потеху. Пока добрались до дома, у нас собралась немалая коллекция пивных бокалов; пинта и полпинты, вынесенных посетителями из пабов и оставленных на улицах.
В этот вечер я лишний раз убедился, что одному коротать время, если не веселей, то комфортней. А так же, что местная молодёжь говорит между собой на языке, совершенно непонятном мне. Я так же признал, что приучить себя смотреть вправо при переходе проезжей дороги будет легче, чем въехать в современный разговорный слэнг.
В противоположном от центра города направлении, всего в квартале от нашего дома располагалась огромная парковая зона. В хорошую погоду по выходным дням там многолюдно. По асфальтированным дорожкам перемещаются пешеходы, велосипедисты, бегуны и роликовые конькобежцы. Там же и старое большое кладбище с памятниками, уже не только захороненным, а и самой местности и тем, кто жил в этой местности в прошлые века. Ибо на серых каменных плитах и крестах надписи, датированные 17-20-ми веками. Свежестриженная трава - признак заботы живых. Cледов вандализма на кладбище, присущих современной Украине, не замечено.
Я обратил внимание на собачек, которых выгуливали в парке. В большинстве своём эти домашние животные не отличались никакой породой, - обычные дворняжки.
Такие, как упрёк людям, стаями бродят по одесским дворам от мусорки к мусорке в поисках съедобного, впрочем, не только собаки...
Этих же, можно вполне считать членами семьи, ибо человеческая забота о них здесь очевидна.
В это солнечное воскресенье я бродил по дорожкам и травяным лужайкам парка, наблюдал отдыхающих и сравнивал их с вчерашними, заседавшими в пабах.
Об англичанах я бы сказал, что они не претендуют на свою исключительность, как американцы, которые вульгарно кричат о своём мировом лидерстве, или французы убеждающие себя и других в своей культурной самобытности. Британцам сейчас нечем особо гордиться, они просто тихо и упрямо держат национальную марку. Покрикивают о чем-то лишь в своих пабах, на стадионах и на улицах, после порции алкоголя…
В понедельник я посетил городскую библиотеку в здании горсовета. Там меня зарегистрировали, как бедного родственника с тяжёлым акцентом, и выдали карточку с абонентским номером, позволяющим брать книги, компакты и пользоваться Интернетом.
Пропуск в городской спортивный комплекс, предполагающий бесплатное пользование бассейном и тренажёрами, принимался во внимание только в определённое время дня. Мне вручили расписание и прочие информационные листовки, из которых я узнал, что со своим социальным пропуском я могу бесплатно пользоваться городскими спорт благами только в рабочие дни недели, в рабочее время, когда посещаемость низкая. В остальное же время, можно было рассчитывать лишь на скидки. В сущности, цены за пользование благами городского коммунального объекта были символическими и всякому доступны: 3 - 5 фунтов. К тому же, предлагались месячные и более длительные абонементы для различных возрастов и социальных групп с оплатой вперёд, что сводило цену услуг к совершенно неощутимому бремени.
Мой пропуск с фотографией в сочетании с акцентом выдавал меня с потрохами, как субъекта, прибывшего в чужую страну и паразитирующего на городском бюджете. Я невольно наблюдал за реакцией служащих, обращаясь к ним с потребительскими вопросами, но явно выраженного проявления неприязни в свой адрес не замечал.
Восьмого марта я позвонил домой и в разговоре узнал, что пропавший в Лондоне земляк уже вернулся на родину, представив своё скорое возвращение, как следствие ареста и депортации. Сам факт его возвращения меня едва ли удивил.
В один из будних вечеров, возвращаясь из бассейна домой, меня побеспокоили звонком на мобильный телефон. Номер звонящего мне ничего не говорил. Оказалось, это одно из агентств, в котором мы регистрировали соседа, как соискателя работы. Обратились ко мне по имени, и я не сразу понял, что, говоря со мной, они подразумевают кого-то другого, копия документа с фотографией которого имелась в их архивах.
Женщина в подробности не вдавалась, лишь просила срочно зайти в офис, если меня интересует работа. Агентство находилось в квартале от нашего дома и мне не составляло труда пойти ей на встречу.
Как только я представился секретарю в приёмной, та вызвала управляющую.
- Привет, Сергей! Спасибо, что так быстро отозвался и зашёл к нам, - энергично начала деловая особа, представившаяся, как управляющая, назвав своё имя. Я окончательно понял, что нашли они меня по анкете другого Сергея, которую я собственноручно заполнял. Там же и номер телефона указан, который был при мне. Фамилию никто у меня не спросил и с копией анкетной фото не сличал. Ей было не до этих мелочей, она сразу перешла к делу, не дав и мне времени сообразить; следует ли пояснять им, что я не совсем тот Сергей, которого они имеют в своём трудовом резерве.
- Сергей, фабрика, с которой мы сотрудничаем, срочно просит прислать работников. Экстренность ситуации в том, что они требуют от нас кадров, которые хоть немного говорят и понимают. Ответ мы должны дать уже сейчас, так как рабочая смена начинается через четыре часа…
- Правильно ли я понял? На работу следует выйти уже сегодня в десять вечера? - удивлённо уточнил я.
- Да, именно так. Это ночная смена с 22:00 до 6:00, и сама фабрика находится не в Саутхэмптоне, а Бэйсингстоке, куда мы доставляем своих работников автобусом. Поэтому, уже в 21:00 надо быть здесь у агентства. Ты смог бы?
Я задумался. Таковое не входило в мои текущие планы.
- Сергей, ты бы нас очень выручил! Нам хотелось бы занять появившиеся вакансии. Если мы не предоставим своих работников, то фабрика найдёт их в других агентствах. Это неплохая работа, тебе понравится… Вот только в ночную смену не все могут работать, но за это доплачивается. Мы будем платить тебе 5,5 фунтов за час и обещаем сорокачасовую неделю. Возможны и сверхурочные, которые оплачиваются в полуторном и двойном размере. Пожалуйста, выйди сегодня хотя бы на одну ночь! Если не понравится, скажешь… До следующей смены, мы уж постараемся подыскать людей.
- Хорошо, давайте попробуем, - ответил я.
- Good man! Ты не пожалеешь. На фабрике отличные условия и сама работа лёгкая, увидишь! Значит, я рассчитываю на тебя и сообщаю фабрике твои данные. Пожалуйста, приходи к агентству до девяти, здесь будет ждать микроавтобус, назовёшь водителю своё имя, у него будет список. Не подведёшь?
- Я буду здесь к девяти, - подтвердил я наши сумбурно возникшие трудовые отношения по чужим документам.
Из конторы я вышел трудоустроенным, как Сергей Голубец. Внести коррективы в это формальное недоразумение пока не представлялось возможным. Банковский счёт для перевода зарплаты был изначально указан мой, действительный.
Я шагал домой и думал, как бы упорядочить отношения с агентством в случае, если сотрудничество обретёт положительный и устойчивый характер. Кроме моего настоящего имени и фамилии, на которые открыт счёт в банке, я присвоил себе ещё и шпионское - Стыцькофф, по которому попросил убежище и теперь успешно черпал всевозможные блага из городского бюджета Саутхэмптона. Сегодня, сам того не желая, я оказался трудоустроенным, но теперь уже под третьим именем… Это уже слишком.
Следовало бы изначально не мудрить, и, не стесняясь, честно представляться беженцем под своим настоящим именем. При таком массовом потоке просителей и очевидном бардаке в учёте миграционных дел, я бы ничем не навредил себе. Зато головной боли было бы меньше. Но теперь эти выводы были запоздалыми.
Из документов у меня имелся спрятанный украинский паспорт с искажённым на украинский манер именем. (Никто даже не спросил меня, согласен ли я на такую интерпретацию своего имени.)
Кроме этого, имелись подлинные удостоверение личности и водительская лицензия, некогда выданные штатом Флорида, так же на моё настоящее имя, применять которые здесь было наиболее комфортно. И, наконец, действительное, но позорное письмо-удостоверение, выданное британским миграционным ведомством гражданину Белоруссии мистеру Стыцькову.
На основании этого письма я легально пребывал на острове и потреблял выделяемый мне кусок Humble Pie.* *Буквально: Скромный пирог. Или: горькая пилюля
Следует отметить, что это письмо содержало комментарий о том, что держатель сего документа – всего лишь проситель политического убежища, в чём ему может быть отказано, а сам он может быть задержан и принудительно перемещён за пределы Королевства.
Этот унижающий человеческое достоинство документ давал доступ к кормушкам, но во всех прочих случаях его следовало хранить подальше от посторонних глаз. Гости-нахлебники в почёте здесь не состояли.
Теперь же, ещё и для агентства и фабрики я буду - Сергей Голубец. Сплошная фигня получается! Как я мог допустить такой беспорядок в своей биографии?!
Если бы я попросил убежище под своим именем, мои документы и совесть сейчас пребывали бы в относительной гармонии.
Слишком много «бы», ошибок и, как следствие, головной боли!
Дома я поделился с соседом о предложенной, формально ему, а фактически мне, работе и о своём согласии поработать под его именем. Тот не возражал, но поинтересовался о самой работе и возможности его поступления на эту фабрику. Я не мог ответить на его вопросы, лишь обещал крепко подумать, как упорядочить формальные отношения с агентством. Ибо мне и самому не нравилась ни его фамилия, ни моё препятствие его сотрудничеству с этим агентством, так как я сделал это вместо него, ни весь этот шпионаж. В согласии моего соседа прозвучала заметная интонация ревности и одолжения. Я невольно почувствовал себя обязанным. Благо он был уже
