Остров Невезения

без помощи Людмилы. Но коль уж нам рекомендовали прибегнуть к помощи профессиональных адвокатов по миграционным делам, и мы договаривались о встрече, то решили дождаться её. А пока, убивали время изучением вопросов и подготовкой ответов и легенд.
“I could speak a million lies, a million songs… a million years of uncertainity” *  Sting
*Я мог солгать миллион раз, спеть миллион песен… миллион лет неопределённости…
  Принять она смогла нас вечером. Устало предложила по-быстрому заполнить анкеты и разбегаться по домам. Наши биографические заготовки оказались очень кстати. Она внесла лишь незначительные коррективы в предложенные нами белорусские легенды. Пообещала оформить всё должным образом и в срок доставить в миграционный центр. В процессе согласования дат, событий и белорусских географических наименований, мы немало шутили. Кроме шуток, Людмила напомнила о договорном гонораре за её соучастие в нашем лже белорусском деле. Сошлись на пятидесяти фунтах на данном этапе, и предположили, что нам ещё предстоит встречаться в будущем, тогда донесём и вторую половину. Закончили, когда уже стемнело. Назревал вопрос о ночлеге. Людмила посоветовала постучать в ближайшую церковь на этой же улице, где якобы практикуют предоставление ночлега для бездомных. Пообещали известить её о своём новом адресе. На том и расстались.
  Рекомендованную нам церковь на этой же улице мы отыскали быстро. Но выглядело это старое протестантское сооружение мрачновато и безжизненно. Никаких признаков бездомного движения я здесь не заметил. Пройдя вглубь двора, мы выбрали дверь с негостеприимным объявлением для посетителей:
No cash or drugs.**
**Нет наличных или наркотиков.
   Я долго и настойчиво стучал в тяжёлую дверь, и, похоже, всё - таки, достал кого-то. Дверь приоткрыл пузатый представитель Бога, и, пережёвывая свой ужин, спросил:
  - Чем могу помочь, джентльмены?
  - Возможно ли, получить здесь ночлег? - коротко изложил я причину визита.
  - Сегодня таковое невозможно. Сожалею, - поспешил он запереть дверь и вернуться к трапезе.
Я коротко рапортовал Сергею. Тот выругался в адрес всех служителей Бога. Новых идей не поступило.
  Мы находились в трёх остановках от Волтомстоу, где проживал земляк Виктор. Я не видел его с тех пор, как уехал на ферму, а последнее время и не звонил.
  На мой телефонный звонок ответила его жена Люда. Меня узнали. Виктор оказался дома, всё складывалось удачно.
  - Привет, Витя! Как поживаешь?
  - Ты, Серёга? – узнал он меня, - где пропадал, что у тебя нового?
  - Новостей у меня много. Сейчас я в Лондоне, недалеко от станции «Семи Сестёр». Хорошо бы повидаться и поговорить.
  - Так подъезжай! - охотно принял моё пожелание Виктор.
  - Только я не один, с приятелем.
  - Я его знаю? Андрей?
  - Нет, ты не знаешь его.
  - Ну ладно, подъезжайте, разберёмся.
  Пришлось снова объяснить Сергею о возникшем варианте дружеского пристанища. Он одобрил такую затею и предложил прикупить выпивку. Здесь он отгадал! В этом вопросе Виктор был безотказен.
Вышли на конечной линии Виктория. Поднимаясь по ступенькам станции метро, бегло пообщались с мелкими предпринимателями, выпрашивающими в конце дня суточные проездные билеты, чтобы затем продать их до окончания суток.
  На базарной улице торговлю уже свернули, и шла вечерняя чистка территории. Кое-какие лавочки ещё работали. Купили пива, и нырнули в пустую кормушку Fish & Chips,* *Рыба и чипсы. Там заказали традиционные порции жареной рыбы с картофелем фри, и не спеша, потребили, запивая это пивом. Оттуда вернулись в лавку, торгующую алкоголем и Сергей, на своё усмотрение, закупил креплённое баночное пиво. Я разнообразил это бутылкой сухого красного, и мы направились на Палмерстоун улицу.
  Витя недавно вернулся с работы, выглядел уставшим. Расположились на кухне.
Миграционное дело его семьи висело в неопределённости, как и сотни тысяч других подобных. Наша белорусская затея, тем более, не отличалась оригинальностью, поэтому говорить оказалось особо не о чем. С выпивкой закончились и темы для бесед. Все хотели отдыхать. Нам гостеприимно предложили комнату, и мы с благодарностью расположились на полу. Выданные на ферме спальные мешки снова положительно послужили нам.
  Утром, в субботу, когда мы проснулись, Виктора уже не было. Работа. Людмила пригласила нас позавтракать. Спешить нам было некуда. Завтракали с пивом. Пиво, которое нравилось Сергею, едва ли можно называть таковым. Это креплёное баночное пойло, по своим вкусовым и прочим качествам, представляло широко популярную категорию «Дёшево & Сердито». Выпил я немного, но оказалось слишком невкусно  и сердито, если не обладаешь должной сноровкой, закалкой, тренировкой…
  Провожая нас, Людмила вспомнила и отыскала для меня письмо. Отреагировал я на таковое, как на нечто из прошлой жизни. Вспомнил, что делал неуклюжую дождливую попытку восстановить человеческую связь с Украиной, отправив письмо из глуши графства Дэвон в Одессу. Обратным адресом указал единственный известный мне в Лондоне. Сюда и пришёл ответ.
  Выпитое креплёное пиво и неожиданное письмо как-то неспокойно легли на душу. Я вяло пытался сообразить, какие следует предпринять шаги во времени и пространстве, и чего следует ожидать от этого письма? Мой напарник предлагал побывать перед отъездом в некоторых местах в Лондоне. Я не возражал. Так, мы оказались в полупустом субботнем метро. Рядом сидящий земляк, пребывая в приподнятом крепким пивом настроении, читал мне лекцию о силе молитвы и приводил примеры экстремальных ситуаций из своей украинской жизни. Я распечатал письмо и стал урывками вникать в суть изложенного в нём. Моё рассеянное внимание отвлекал рядом сидящий попутчик и объявления об остановках и возможных переходах на другие линии. Сергей инструктировал меня о скором переходе на станции King’s Cross. Не вникая в его маршрут, я согласно кивал тяжёлой головой, не отрываясь от письма. Отчаянно пытался настроиться на нужную волну и воспринять полученное почтовое сообщение, как от близкого мне человека. Сканируя глазами рукописные строчки, я чувствовал, как отдалённые расстоянием человеческие отношения гадко сползают в новую, меркантильно-оценочную плоскость, корректируются временем, пространством, иным языком, климатом и новыми рыночными отношениями. Одолевало чувство бессилия и смирения со всем происходящим в этой Богом проклятой стране уродливо зарождающегося украинского капитализма. Ничего не оставалось, лишь принимать все перемены, как испытание и подготовку к чему-то новому, лучшему.
  Упрятав недочитанное письмо в карман, я тупо уставился на небрежно выписанную от руки черным фламастером длинную надпись на вертикальном поручне посреди вагона. Продолжая рассеянно думать о своём, я прочитал чей-то очень личный, отчаянно кричащий привет пассажирам лондонского метро: I fuck this world, because the world fucks me…*
*Я имею этот мир, потому что мир имеет меня!
  В этот момент, совершенно неизвестный мне автор публичной записки показался мне много ближе, чем некоторые в Украине. Я мысленно подписался под чьим-то криком души.
  Рядом сидящий соотечественник читал вслух: «Отче наш, сущий на небесах…» и назойливо рекомендовал мне законспектировать и выучить. В моём замутнённом сознании машинально фильтровались небрежно написанное английское: …this world fucks me!* *Этот мир имеет меня! И диктуемое по-русски: «… да не введи нас в искушение, но избавь нас  от лукавого…».
  Я заторможено подумал о существовании мира, как универсального общего сознания, которое всё порождает, и все мы - часть Его. Кто-то своей надписью откликнулся на мои текущие мысли, слился со мной в общем поле абсолютного сознания и мы по-братски обменялись переживаемым. Рождается мысль, и о ней узнаёт весь мир!
  На станции King’s Cross мы вышли, и по инициативе товарища перешли на линию Hammersmith. Мне предлагалось проехать на Liverpool Street и посетить рынок. Я не возражал. К тревожным мыслям прибавилось муторное ощущение отравления. Этот суррогат пива так и не усвоился мной, но вызвал тошноту и острую физическую потребность в свежем воздухе. Я был далёк в своих мыслях и слаб физически для поддержания разговора с попутчиком.
До станции Ливерпуль я с трудом доехал, а там кинулся в туалет. Блевал я и желудком и душой. От выпитого в Лондоне и полученного из Одессы. Умываясь, в зеркале увидел бледное отражение того, что от меня осталось: некий заблудший дух и отравленное тело в общественном туалете лондонской подземки.
“When you’re down and they’re counting, when your secrets all found out… Let your soul be your pilot, let your soul guide you well..." Sting *
*Когда ты упал, а они отсчитывают, когда все твои секреты все узнали… позволь своей душе быть твоим пилотом, дай своей душе повести тебя правильно…  
  Товарищу ничего не объяснял, по мне всё было видно. Лишь заявил, что в ближайшее время в метро не спущусь и остро нуждаюсь в кислороде. Бог, вероятно, услышал, как я бессловесно, но душевно, искренне рычал в подземном туалете вокзала Ливерпуль, а Сергей ублажал его молитвой за нас.
На поверхности нас встречала свежая весенняя, солнечная погода. В утреннее субботнее время улицы Лондона были почти безлюдны, транспорта мало.  Придя к месту рынка, к моему облегчению, там оказалось пустынно. Случайный прохожий объяснил, что рынок работает только по воскресеньям. Приходите завтра.
  Я безвольно подчинился планам компаньона, и, не вникая в направление, шагал залитыми солнечным светом улицами Лондона. Район вокзала Ливерпуль нравился мне. В будние дни здесь по-деловому оживлённо, а в это субботнее утро – тихо солнечно и сонно. Из услышанного, я понял, что меня хотят провести по местам недавнего обитания. Мы прошли пешком немалое расстояние, и прогулка по свежему воздуху послужила мне на пользу. Оказались где-то в чудной парковой зоне, и моё пожелание припасть на скамейке, было охотно принято. Солнышко начало пригревать. Вокруг ни души. Я, подобно опытному бомжу, разлёгся на парковой скамейке и провалился в зыбкую дремоту. Попутчик не беспокоил меня, коротал время на соседней скамье, в надежде на скорое продолжение экскурсии. Оттаивал я часа полтора. Отогрелся на солнышке и отдышался на свежем воздухе. Отвлёкся от осознания того, где я, откуда, с кем и куда меня несёт. Когда проявил признаки жизни, мне предложили снова вернуться в метро и проехать в северном направлении.
  Проехав несколько остановок, вышли на незнакомой мне станции Wood Green, и меня снова куда-то повели. Место, которое хотели мне показать, оказалась свалка, куда свозился всякий бытовой и строительный хлам. Здесь когда-то работал мой попутчик, и теперь ему захотелось повидаться с бывшими коллегами.
  Огороженное забором пространство, куда свозились отходы. Свезенное сортировалось, и отправлялось куда-то на переработку. Участок отличался грязью и шумом. Натуральный городской отстой, на котором нашли себе занятие несколько мрачных, несмываемо грязных типов. Сортировкой занимались земляки Сергея, бывшие коллеги. Они, стоя на четвереньках, рылись в горах привезённого мусора, что-то отбирали и разбрасывали по разным кучкам.
  Как объяснял мне технологию попутчик; следовало сортировать всё на пластик, дерево, бумагу, металл и прочее. Бывали дни,