какими то железками. Место в кабине нашлось, и заскочив в камералку за сумкой, планшетом и молотком, минут через десять уже трясся в пыли на участок. Поздновато, конечно, на часах почти десять. Но убедиться, что все в поле нормально, до основной жары я все же успею.
«Хозяйка» подъехала к буровой, где скважина подходит к закрытию. Пока буровики что-то из машины выгружали, что-то загружали, просмотрел керн, поднятый за выходные дни. Все, скважину надо закрывать. Нужные породы пересекла, и золота в них не будет. Предупреждаю буровиков о закрытии, старбура зову в кабину машины. Едем на второй агрегат, где скважина задана под «железную шляпу» и где по моим расчетам вот вот должна пойти золотосодержащая руда.
Когда у агрегата машина останавливается и все из кабины вываливаются, моя голова непроизвольно поворачивается в сторону керновых ящиков. Заглянуть в верхний, наполовину заполненный, так и подмывает. Но беру себя в руки – вначале старбуру показать новую точку, а потом уже все остальное. Подошедших буровиков прошу керновые ящики разложить по порядку, и убедившись, что мужики к этому делу приступили, вдвоем с старбуром пошагали к месту будущей скважины. До нее всего-ничего, ровно двести метров.
По дороге разъясняю требования к керну: по руде восемьдесят процентов. Приготовился в ответ услышать, что обо мне думают, но обошлось без лишних эмоций. Необходимую работу с подчиненными начальник бурцеха провел, с «буровым нарядом», мною составленном, уже всех ознакомил.
На глазах старбура забил колышки «скважина» и «направление». Он вокруг них потоптался, намечая как будут агрегат затаскивать в нужное место, где будут копать зумф, чтобы при установке он не мешал. И возвращаемся назад, где машина ждет старбура отвезти туда, откуда его забрали. А я заимствую ведро воды, прохожу к керновым ящикам и около них устраиваюсь на предмете непонятного назначения. Нахожу ящик, на котором остановился в свой прошлый приезд, еще раз керн в нем просматриваю, что бы было с чем сравнивать, и перехожу на новый, керн в котором еще не видел. Каждый кусок, прежде чем смотреть, опускаю в ведро с водой, смыть остатки глинистого раствора и грязь.
Керн, чем глубже скважина, тем больше и больше меняется в лучшую сторону – процессы гидротермального воздействия на породу все сильнее и сильнее. Появляются гнезда и прожилки кварца, блестки пирита, халькопирита, вкрапленность еще каких то сульфидов. Надеюсь, что вот-вот, еще один-два метра, и в керне окажется то, что мы относим к золотосодержащей руде. Возможно она уже началась, но как мы называем, «бедная» руда. То-есть, золото уже есть, но мало, до одного-двух грамм на тонну породы. Я и увиденным удовлетворен, а керн чем глубже, тем приятней для глаз – больше изменений, больше сульфидов, других минералов, обычно встречающихся вместе с золотом. А в последнем ящике – настоящая руда!
Маленький кусочек отколол показать в партии. Больше нельзя. Рудный керн распилят вдоль оси на две половинки, одно пойдет в пробу, вторая останется для изучения и как дубликат.
Считаю процент выхода керна: буровики молодцы, больше восьмидесяти. Конечно, кое-где они его растянули, то-есть постарались разложить кусочки породы посвободнее. Но я это сразу на их глазах пресекаю: кусочки сдвигаю, уплотняю, на этикетках написанную ими цифру зачеркиваю и пишу свою, мною замеренную. Буровики молчат, хотя моими действиями недовольны. Как же, теперь керна у них меньше. Успокаиваю: пока все нормально, а жульничать не советую, бесполезно.
Заметил, что Наташа Луканина идет к буровой. А вот что по мою душу – не предполагал. Мало ли что женщине нужно, может водички попить, или в тени посидеть. Буровая в центре участка, от самой дальней канавы до нее не более трехсот метров. Даже на обед можно подойти, руки и лицо водичкой сполоснуть.
Но Наташе нужен я, посмотреть канаву, где она что-то не понимает. Идем к этому непонятному месту. По дороге пытается мне рассказать, что там у нее такое заковыристое, но заметила, что я не очень то слушаю – зачем, раз идем смотреть, и тему переменила.Скромно поинтересовалась, не знаю ли я что-либо об Алексее, и может ли он еще раз в партию приехать. Видно, мужик женщине понравился. Не знаю, что там Алексей ей говорил, обещал или не обещал встретиться. Поэтому ответил по возможности нейтрально:
«А что с ним может быть? Жив, здоров», - и чтобы надежд особых женщина не питала, добавил, - «Вообще-то не знаю точно, но если приедет, то дня на два-три, не больше».
Наташа грустно вздохнула, понимая что на большее, кроме встречи, у нее шансов нет:
«Очень парень хороший, таких всегда женщины любят. И девушка у него есть, Танечка».
Я удивился: «Он что, тебе о ней рассказывал? Ну о Танечке?»
«Да нет, ничего не говорил. Знаете прекрасно – не болтун, А вот имя раза три произносил».
«Тебя так называл?»
Наташа улыбнулась: «Нет, меня с ней он не путал. Но Танечка есть, точно знаю».
Мне оставалось предположить, что Алексей имя называл во сне. Но говорить дальше на деликатную тему не хотел. И очень кстати подошли к канаве – можно и делом заняться.
Вдвоем с непонятным местом разобрались быстро. Я ничего нового не увидел, ну а у техника опыта поменьше, и веры в собственные силы тоже. Боится зарисовать неправильно, вот и страхуется. К такому давно привык, не возмущаюсь и лишний раз объясняю иногда элементарные вещи. Тем более, канаву я должен все равно посмотреть, геологию нарисовать и на планшет вынести.
Работа в поле на Наташиной канаве и закончилась. Подъехал геологический ГАЗ-66, я помог перенести в салон мешочки с пробами, отобранными женщиной, и последним залез в кабину сам. Машина недолго покрутила по участку, собирая остальных, и запылила в партию.
Еще по дороге у техников забрал журналы документации канав, собираясь с ними поработать. Это у остальных, кто с пяти утра в поле, рабочий день кончается, а я на работу пришел к восьми, и до четырех должен быть в камералке.
Когда от машины прошли к зданию и начали заходить в коридор, меня встретила секретарь-машинистка, для этого и выскочившая из своей комнаты: зовет Павел Петрович. Пошел в кабинет начальника, придумывая за чем понадобился. Вроде у буровиков с керном лады, восемьдесят процентов есть. Да и остальное все в порядке, отставания в выполнении объемов работ тоже нет.
Заметил, что Павел Петрович в настроении не радужном. Стоял у окна, ко мне обернулся и без приветствия хмуро задал вопрос:
«Новость знаешь?»
Я пожал плечами: «Только из машины вылез».
«Ковригина убили, вчера вечером», - начальник партии произнес все медленно, не отрывая от меня взгляда. После небольшой паузы уточнил: «Не убили, а утопили».
Я молча прошел к столу, опустился на стул. Вот это да! Третье убийство, связанное с хищением руды! Старательно кто-то избавляется от свидетелей – другие мысли в голову не приходили. Павел Петрович думал так же, и подтвердил это:
«Друг твой, оперативник, либеральный очень. Говорил мне, что все бандиты известны, так и брать надо было сразу», - и что бы себя уверить в правильности таких действий, привел довод, - «Руду ты нашел, что еще надо?»
Обсуждать действия Алексея я не мог. Мало чего знаю, а еще меньше в сыскных делах понимаю. Поэтому спросил о другом:
«А как утопили? Здоровый же парень!»
Павел Петрович тоже сел на стул:
«По голове ударили. В заливе на турбазе. Сам знаешь, воды там по колено. За ночь к берегу прибило ветром». Он помолчал, и начал говорить главное, для чего меня в кабинет и позвал: «Из Мирного звонили в город. Завтра сюда кто-то приедет, еще с одним трупом разбираться. Думается мне, что твой друг и приедет, больше некому. Будь готов, ты у него почти как в штате.»
Так про себя я не думал, и посчитал возможным не согласиться:
«Да я только руду искал. А всех исполнителей Алексей Валуев вычислял, я о них и не знаю, кто это.( врал, конечно, человеку в глаза). Ну может с Ковригиным помог разобраться, как с информатором».
Павел Петрович подозрительно, но с усмешкой на меня посмотрел:
«Да ладно, не ври, все равно у тебя это не получается. Не можешь сказать – и молчи, а то вон уже и покраснел как девица».
Я наверное явно засмущался, потому что начальник партии первый раз улыбнулся:
«Слишком ты честный. Это не я, это все о тебе так говорят. Потому и не будешь никогда начальником. До главного геолога дойдешь, и все. И не обижайся, по дружески говорю».
Теперь и я не мог не улыбнуться, потому что Павел Петрович точно ошибался. Не буду я не только начальником, но и главным геологом. И не потому, что не смогу исполнять их обязанностей – когда нужно, твердость проявляю еще ту, и без всякого с моей стороны смущения. Просто считаю, что у каждого есть внутренне осознанный предел не только своих возможностей, но и уверенности в реализации их на работе легко, спокойно, с желанием и удовлетворением. Для себя этот предел я установил – старший геолог. А потому «расти» дальше в мыслях не было. Любая следующая должность кардинально меняла характер работы, накрепко привязывала к столу, кабинету, геологическим материалам других исполнителей. Такое не по мне, я больше двух дней в камералке не выдерживаю. Душа рвется на простор, в поле. И по другому просто не могу. Поэтому с Павлом Петровичем спорить не стал и разговор перевел на другую тему, предварительно поблагодарив его за столь лестную для меня характеристику. Показал ему кусочек руды из скважины, успокоил, что с керном все нормально. И на этом кабинет начальника покинул.
В комнате моей группы шло жаркое обсуждение последнего события – смерти Ковригина. Ребята хотели и меня увлечь в это дело, но я махнул рукой – без меня. И положив на стол сумку и планшет, с образцом руды из скважины пошел порадовать Игоря Георгиевича.
Но и с ним пришлось о Ковригина говорить. Причем не сами детали смерти еще раз мусолить, а больше Игоря Георгиевича успокаивать, который считал всех, участвовавших в вычислении Ковригина как «информатора» к его смерти причастными. Я постарался разговор перевести на нашу работу, а потому достал кусочек руды и подробно начал объяснять что и как в керне заметил. Игорь Георгиевич оживился, начал уточнять отдельные детали. Потом сбегал куда-то, предложив мне присесть. Скоро вернулся с Николаем Матвеевым и представителем науки – знакомой мне женщиной, занимающейся изучением процессов гидротермального изменения пород.
Теперь и гости смотрели кусочек руды, с любопытством и восхищением. Да и что может быть приятней для геолога! Здесь же с женщиной обговорили направление ее работы, что бы и для нас была какая-то отдача. После того, как она кабинет покинула, Игорь Георгиевич меня и Николая усадил за стол и завел речь, суть которой проста и понятна: пора участок передавать Николаю. Руда в скважине началась, что-то вроде примитивного плана на картонке, мною составленного, уже есть. Так что можно приступать к настоящей оценке, а потом и к разведке объекта. Я и Николай к такому морально готовы, киваем головами в знак согласия. И здесь же по общему желанию намечаем на завтра совместную поездку в поле. Посмотрим вместе все новое, и я участок сдам, а Николай примет. На этом рабочий день и закончился.
Опер.
Помня о намеченной встрече с Галиной П.,
