Моя война - 2ч.

«Камаз» и вниз в Пули–Хумри. На полпути встретились «вертушки», летят «крокодилы» родные. Слава Богу, нас там уже нет. В итоге, потери «шурави» – семеро убитых, четырнадцать раненых. Афганцев похоронили до ста человек. Прочесали называется! Проявили инициативу! Отцы-командиры, думайте иногда, жизнь – это не звёзды на погонах, не ордена на груди. Жизнь – это трава под ногами, солнышко над головою, подруга под боком, вода в стакане, хлеб на столе.
«КП» госпиталя, лежу на носилках - «хэбэ» разрезали. Чуть выше коленной чашечки вход от пули, сантиметров через восемь выход, калибр 5,45 мм. Врач пальцем нажал посередине –  «Ой-е-ей!» - два фонтана крови в разные стороны. «Кость целая, повезло тебе, боец!» - да, что повезло, то повезло!  Попади пуля калибра 7,62 мм, остался бы без ноги, а может и загнулся от потери крови. Несчастные сто пятьдесят метров, правда под обстрелом, выходили два, два с половиной часа - целая вечность! Теория относительности в действии.
На руке часы, «Командирские» - стекло разбито. «12 часов 15 минут» - застывшие стрелки. Выкинул. Лежу на столе в операционной, вставляют трубки, какую-то проволоку с бинтом, больно мрак!  Никаких обезболивающих, всё в живую, может так и надо. Рядом пацаны лежат, стонут. Врачи сбежались со всей больницы, спасают бойцов, помагают друг другу, невзирая на спецуху. Подключили систему, вывезли в коридор. Боец угостил сигаретой. Я - в шоке! Между ранеными ходит командир бригады, молчит, рассматривает всех, озабочен, тревога в глазах… кучу народа положили. А зачем?  Может, кто и спросит. Неприятности.
Пуля калибра 5,45мм с мягким наконечником со смещенным центром тяжести скользнула по кости и ушла в сторону, могла и вверх повернуть, тогда хана. Жизнь и смерть – дело случая.
Госпиталь щитовой, модульный. Палаты на восемь, двенадцать коек. Моя крайняя, под окном. Уколы, таблетки, бутылки меняют в системе, простынь, мокрая от крови и физраствора. В двенадцать часов ночи началось… «Ой-е-ей!» - терплю час, второй... Всё. Лезу на стенку. Зову санитара… шепотом, кричать нет сил. Тишина, одни стоны кругом. Никого. Отключил систему, сполз на пол,  добрался до коридора. Идёт солдат-фельдшер. «Помоги! Кончаюсь!» - завёл назад, уложил на постель. Через пару минут возвращается со шприцом. Розовая жидкость на донышке. Кольнул в руку - через десять минут отрубился. Спал до утра. Три дня на ночь колол, за что ему огромное спасибо. Напротив, лежал боец, обе ноги прострелянные, кости раздробленны - боль страшная. Пол «ведра» вкололи -  пофиг! Наркоман боец - не берут лекарства. Утром попросил санитара: «Принеси трусы! Плавки режут!» - намучился. Ножницами разрезал - выбросил. Через неделю, первый раз добрался до сортира, вернулся весь мокрый, в поту. Боль, боль и боль. Сортир в госпитале - обычный сарай с дырками. Раненому сходить погадить - большая проблема. Пацаны приспособились - в табуретках, стульях дырки вырезали - унитаз полевой. Сиди, кури, мух гоняй.  В коридоре на ходу попрощался с Серёгою - пару дней отлежал в реанимации, немного очухался, можно в Союз отправлять. Несут мимо на носилках – лицо желтое, спокойно-достойное. «Прости, Серёга, не смог вытащить!» - пытался. «Всё несчак, Санёк! Напишу из Ташкента…» - вымученная улыбка на небритом лице. Больше я его не видел. Получил одно письмо - комиссовали Серёгу. Где ты, братан!?
Перевязки, чистки. Через десять дней первый раз помылся под душем - рану оборачиваешь целлофаном, чтобы вода не попала. Перевели в другую палату, для выздоравливающих, размерами поменьше и почти без криков. Контингент разный - один молдаванин из пехоты, гранатомётчик, третье ранение, два ордена «Красной звезды», скоро домой - дембель. Другой боец, фонарик поднял с земли, покрутил - остался без пальцев. Привезли парнишку из Хиджана, из комендантской роты - избит, голова синяя. Узнал его - раб азербайджанский. Насиловали, били и убили, через пару дней умер. За что??? Твари! Достали их уже дома. Сначала дело замяли, но мать подняла шум - в Москве связи были. Посадили уродов. Может кому и легче от этого.









Два фельдшера-солдата проходили службу прямо в госпитале - отдельная комнатка, кровати. Питание не ограничено, как и наркота. Сели ребята на морфий плотно. Захожу покурить, музыку послушать: «Давай, Санёк! Чтобы жизнь мёдом показалась!» - шприц в руке. «Спасибо, братаны! Я больше по водке!» - принесли бутылку, выпил стакан, минут через пятнадцать вырыгал, не пошла - теплая, мутная! В отдельной палате лежал афганец – раненый офицер. Приходят сослуживцы – красавцы! Форма по заказу пошита, аксельбанты, фуражки вверх торчат, кокарды с кулак. Фрайера! Виноград, апельсины, лепёшки - полные пакеты. Завидно… надоела кашка.
Весна в разгаре - «зелёнка» проснулась, снег на перевале растаял, тропы открылись, «духи» ожили. Саланг обстреливают. Самолёты - высоко-высоко. Бомбят, скалы ракетами шлифуют. «Бах! Бах!» - воздух дрожит. Колонна порожняком в долину возвращается. Два «Камаза» тормознули на мойке воды набрать, от нашей точки метров сто вверх. Прямое попадание во второй «Камаз». Привезли в рюкзаках, что нашли в морг. Пацанов из первой машины осколками посекло. Раненых в нашу палату, так и лежали на животе всё время, спина – сплошная рана. Все знали - наши долбанули! Но о каких-то там разборках не слышал. Гибли по всякому - по глупости, по пьянке, по обкурке – не боевые потери. На соседнем гарнизоне послали «молодого» убрать в «БТРе», берёт  «Муху» - ручной одноразовый гранатомёт. Крутил, крутил, случайно взвёл на «боевой». Испугался, давай разряжать, как бахнуло – целый день «БТР» горел. Рядом спускается колонна бронетехники, офицер на «броне» фотиком щёлкает. Красиво горит! - домой вышлет.
Полегчало. Три недели отлежал, ковыляю понемногу. «Отпустите в горы!?» – прошу майора-хирурга. Жара, пыль, мухи - рана гноится, желтухой, малярией пахнет. Хороший мужик, умный. Через пару дней заехал «БТР». Выдали «хэбэ» на пару размеров больше, (моё порезали). На душе праздник. Домой! В горы! Где друзья, водичка хрустальная, воздух прозрачный, сам себе начальник и через полгода домой - «дедушка». В «БТРе» термос большой солдатский, внутри двадцать «поросят» - пакетики салафановые с «шаропом» - самогонка местная, кишмишовка. Один пакетик – кружка армейская, где-то триста грамм. Гадость, ещё та. Афганцы «чарс» добавляют, утром голова отлетает, вся в огне. Тридцать третий… 34-й… 35-й гарнизоны. Всё. Дома! Друзья обнимают, смеются - герой вернулся, я - не против. Душа поёт. И долг перед товарищами выполнил, и живой остался. Это не высокие слова, это факт. Одно дело смотреть, слышать, говорить, мечтать о подвигах. Совсем другое, когда шарахнет по тебе - оказывается очень больно, совсем ты и не неуязвимый, обыкновенное существо. Маленький кусок металла и по тебе мухи ползают. Жутко! Лежишь с дыркой: «Господи! Помоги! Буду хороший! Честный! Никаких глупостей! Только сейчас помоги!!!» - вот момент истины, эти секунды. «Помоги, Господи!» А как поможет, раны заживают - обещания забыты, а сейчас молишься: «Спаси!»

Гарнизон вооружили. Прислали отделение пехоты с «кадетом» во главе - молодой лейтенант. Рядом у блиндажа установили автоматический миномет «Василёк», поставили на крыше переносной автоматический гранатомёт, «АГС» - «духи» проснулись, весна в разгаре - тропы открылись на перевале.
В сарае, приспособленном под кухню вмазали шаропчика за тех, кто не с нами и с нами, за хату далёкую, за себя, за друзей, за подруг. Хлеб-пластелин, «минтай», кашка, чеснок, лук. А сколько радости! Шум, смех. Пехоту угостили. Вдогонку забили по «косяку», пустили по кругу не один, а все сразу. Пять штук! Еле доковылял до койки. Лежит лейтенант молодой: «Свободен! Моё место!» - вежливо-безотказно. «Нет вопросов…» - мы люди цивилизованные, места хватает. Утро - голова отлетает, рядом речка, десять шагов вниз, башку в ледяную воду. Кажется, вокруг все кипит. Шароп, гадость ещё та, оружие биологическое. Через час влетает ротный: «Герой!» - смеётся, по плечу хлопает, обнялись. «Молодец, будешь орден иметь!» - радуется. Герой!? Наверное. Когда все вокруг говорят, какой ты отважный, начинаешь поневоле верить, значит так и есть. Герой! Но там за речкой, я думал только об одном - как ноги унести, как живым остаться. Мне недалеко за двадцать лет, наследника нет, фамилия заканчивается… Бог помог.
В соседней чайхане шмон - мобилизация, призыв по афгански. Несколько «БТРов» окружают со всех сторон, выскакивают цирандои - проверка документов. Молодняк, и не только, загоняют в машины, поехали Родине служить. Потом многие сбегают с оружием. Офицер у них - князь, солдат – раб. Такая вот субординация. Командующий состав обучался в Союзе, окончили училища, академии, многие знают русский язык.
Первое мая, 1983 года. Праздник, всё готово - и водочка, и закусь. Из штаба батальона прислали «кадета» для контроля. Поджарили картошечку, сделали яичницу, заправили «чарсом». Лейтенант - сотку, две выпил, наркотой закусил, – вырубон полный, гранатой не разбудишь. Всё!  Наше время! Понеслась душа в рай. Водочка, «чарс» вдогонку. По врагам Отечества - «Огонь!» - во все стороны, пофиг куда, из миномёта, «агаэса», автомата, пулемёта, парочку гранат в речку. Веселимся - праздник всех трудящихся!
Середина лета. Подъезжает легковушка «Тойота», выходят трое гражданских, оказалось «хатовцы » - местное « КГБ ». Слух такой ходил – все холостяки. Революция и семья – несовместимы! Только после победы! Привезли шашлыки, «колу», сигареты, лепёшки. По-русски неплохо разговаривают: «Помощь требуется!» - сидим под орехом. «А какая?» - жизнь одна. «Невмешательство!» - в обед должна машина проехать в сторону перевала. Пассажир – беглый цирондой, сам ушёл в горы и  восемнадцать человек с собой прихватил, все с оружием. Опасный боец. Устроили засаду. Один «хатовец» - в развалины, второй - через дорогу в сад. Наша задача – не высовываться. При осложнении – прикрыть огнём из «БТР». После обеда ползёт «Татра»-наливник, бочка - восемнадцать тонн бензина. Навстречу «хатовец» выходит с автоматом. «Стоять!» - «Татра» пытается развернуться. «Тра-та-та!» - со всех сторон. Водила выпрыгнул и быстро, быстро на карачках в сторону. Машина задним ходом по инерции покатилась в развалины, провалилась в яму - кабина вверх торчит. Стекло, дверцы, капот – решето, патронов не жалели. «Хатовец» открыл дверцу, выпадает мужик мордой в пыль. Перевернули. Молодой, лет тридцать, за поясом пистолет «Макарова». Даже рыпнуться не успел, никто в плен брать не собирался. «Хатовец» остановил какой-то грузовик, водилу заставил «духа» в кузов закинуть, сел рядом в кабину и укатил в Хинджан. Попрощались в темпе, реклама не нужна - опасно светиться.

На соседнем тридцать шестом гарнизоне служили два молдаванина, водила и стрелок на «БТРе». Помогали местным революционерам - в облавах участвовали - стрелять не стреляли, в основном прикрывали. Дуканщик пальцем помашет, губами почмокает: «Хороп!» - плохой «БТР», коммунистический. В один из вечеров послал их взводный за водярой на соседний гарнизон. Бахнули из гранатомёта в упор, на всю ночь факел горел, боекомплект – «Трах!  Бах!» - кусок железа и гореть, вроде нет чему, а через сутки, ещё дымился. Пару месяцев осталось пацанам - и домой.