Пушкин и Воланд

бога,
Хранящие в сердце тьму,
Вместо вина отраву
Налили в чашу ему.
Сказали ему: «Будь проклят!
Чашу испей до дна!..
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!».

Разумеется, это всего лишь перевод с грузинского.
Сегодня мы можем смело утверждать, что его стихи перешагнули грань тысячеле-тий...

Что ж мы получили в итоге? В 1937 году с плакатов на народ смотрели два Поэта – Анти христианина! А это уже что-то!
Было и два знаменитых подарка от Сталина Пушкину на 100-летний юбилей кончи-ны.
Первый подарок – это издание первого в России Полного Академического Собрания сочинений поэта (с черновиками и вариантами) . Это 16-томное издание , а вернее даже 17 – томное (последний дополнительный том не имел нумерации и содержал главным образом поправки ко всему изданию, и сводные указатели ко всему тексту).
Работа над изданием началась в 1933 году (первые тома были выпущены в 1937 го-ду) а закончилось только в 1959 году. Итого, работа над изданием продолжалась целых 26 лет и потребовала колоссальнейших усилий большой группы советских пушкиноведов.
Сталин торопил. Не помню, не то Цявловский, не то Томашевский на одной из кон-ференций в сердцах воскликнул:
- Я при всем желании не смогу засунуть вот этот стул в свой карман!
Сталин отнёсся с пониманием. Но когда кто-то предложил включить в собрание ещё и статьи пушкиноведческие статьи ( часто довольно противоречивые и даже взаимоис-ключающие по смыслу), парировал достаточно жестко:
- Народ хочет читать Пушкина, а не пушкиноведов!
А теперь подумайте какова же была себестоимость создания этого уникального из-дания? А, между тем, Сталин эти деньги нашел. И когда? В тяжелейшие 30-е годы, года страна готовилась ко второй мировой войне и когда проводилась индустриализация стра-ны и создавался ВПК. В то время когда после войны неимоверных затрат требовало со-здание атомного оружия и ракетной техники! И когда Россия ещё не экспортировала си-бирские нефть и газ. А деньги нашлись.
Во времена же Ельцина все, на что сподобились власти – это переиздать небольшим тиражом фактически то же самое собрание, созданное почти полвека назад. Да и то деньги брали из каких-то благотворительных фондов (страна жила в долг даже и при наличии больших нефтегазовых ресурсов). Добавили, правда, том «Рукою Пушкина» (созданного ещё при советской власти), да том 19 с дополнительными поправками. Только и всего!
И это при всем том, что давным-давно назрела необходимость нового издания, по той простой причине, что то, присталинское уже успело морально устареть за 63 года, и что давно требуется новое, современное.
Во времена же правления Путина и Медведева, то есть за последние 12 лет, подви-жек в этом плане не было вообще никаких! Более того, само финансирование «Пушкин-ского дома» было сильно сокращено. Причём сокращено так, что все больше и больше пушкиноведов стремятся найти работу по специальности за рубежом. Можно констатиро-вать, все наиболее интересные исследования по Пушкину сейчас ведутся в Европе, а не в России.
Оно и понятно, нынешним властям совсем не нужен ни сам русский народ, ни, уж тем более, его культура, и литература. И дело идёт к тому, что в скором времени русскую литературу могут объявить антихристианской, антисемитской и вообще запретить, наве-сив ярлык «Экстремистская».
Таковы нынешние смутные времена «Карусельных самозванцев - клептоманов»!

Был и ещё один почти мистический подарок Поэту от Сталина. В книге Рожновых «Жизнь после Пушкина» подробно рассказывается, что очень многие потомки от ветви Натальи Гончаровой и Ланского, живущих в России, были либо расстреляны, либо ре-прессированы. В живых на сегодняшний момент остался только один бездетный старик, живущий в Петербурге. С его смертью полностью пресечётся семейное древо Гончаровой и Ланского в России.
Из потомков же Гончаровой и Пушкина не пострадал практически никто.
Таков был второй подарок Пушкину от кровавого грузинского поэта Иосифа Джу-гашвили.

Полагаю, что указанного предисловия вполне достаточно, и читатель вполне подго-товлен к принятию моей новой гипотезы о тождестве образов Пушкина и Воланда в ро-мане Булгакова «Мастер и Маргарита».








Воланд и Пушкин.

Доказательства идентичности образов Пушкина и Воланда в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».



Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…

Евангелие от Иоанна.





1. Увлечение масонством и кабалой Булгаковым, также как и Пушкиным. Что касается Пушкина – то, как известно, он был масоном, и имел достаточно высокую степень посвящения. Кроме того, его серьёзность к подобным вещам косвенно подтверждается увлечением эзотерическими науками также и сестрой поэта Ольгой.
Мысли же по поводу этого самого автора романа также подтверждаются следующей фразой М. А. Булгакова из письма к философу и литературоведу П. С. Попову от 19 марта 1932 года. Он, имея в виду гибель великого поэта А. С. Пушкина, утверждал:
« Когда сто лет назад командора нашего русского ордена писателей при-стрелили, на теле его нашли тяжёлую пистолетную рану. Когда через сто лет будут раздевать одного из потомков перед отправкой в дальний путь, найдут несколько шрамов от финских но¬жей. И всё на спине. Меняется оружие!»
Здесь писатель иносказательно говорит о критической заметке драматурга Всеволода Вишневского (1900 – 1951), сорвавшей постановку «Кабалы святош» в ленинградском Большом драматическом театре. Себя, как и Пушкина, Булгаков произвёл в высшую сте¬пень писательского ордена, по аналогии с орденом масонским.
Я сделаю сейчас замечание сугубо личное. По моему мнению, только писательские ордена и могут считаться подлинно действенными и эффективными, ибо главное оружие – Слово, всегда находится в руках лите¬раторов.

2. Направление мысли Булгакова можно проследить по названию его произве-дений:
«Кабала святош», «Александр Пушкин». Параллельно этим произведениям, как известно и писался окончательный вариант романа «Мастер и Маргарита».
3. Обилие имени Пушкина в романе.

4. О сопоставимости образов Дьявола и Пушкина читателю можно судить по не-которым воспоминаниям, оставленным современниками Пушкина.
Лицейский одноклассник Пушкина М. А. Корф так пишет о нём:

Между товарищами, кроме тех, которые, пописывая сами стихи, искали его одоб¬рения и, так сказать, покровительства, он не пользовался особенной приязнью. Как в школе всякий имеет свой собрикет, то мы его прозвали "французом", и хотя это было, конечно, более вследствие особенного знания им французского языка, однако, если вспомнить тогдашнюю, в самую эпоху наше-ствия французов, ненависть ко всему, но¬сившему их имя, то ясно, что это прозвание не заключало в себе ничего лестного. Вспыльчивый до бешенства, с не-обузданными африканскими (как его происхождение по матери) страстями, вечно рассеянный, вечно погруженный в поэтические свои мечта¬ния, избалованный от детства похвалою и льстецами, которые есть в каждом кругу, Пушкин ни на школьной скамье, ни после, в свете, не имел ничего привлекательного в своем обращении. Беседы ровной, систематической, связной у него совсем не было; были только вспышки: резкая острота, злая насмешка, какая-нибудь внезапная поэтическая мысль, но все это только изредка и урывками, большею же частью или тривиальные общие места, или рассеянное молчание, прерываемое иногда, при умном слове другого, диким смехом, чем-то вроде лошадиного ржания. Начав еще в Лицее, он после, в свете, предался всем возможным распутствам и проводил дни и ночи в беспрерывной цепи вак¬ханалий и оргий, с первыми и самыми отъявленными тогдашними повесами. Должно удивляться, как здоровье и самый талант его выдерживали такой образ жизни, с кото¬рым естественно сопрягались частые любовные болезни, низводившие его не раз на край могилы. Пушкин не был создан ни для службы, ни для света, ни даже — думаю — для истинной дружбы. У него были только две стихии: удовлетворение плотским стра¬стям и поэзия, и в обеих он ушел далеко. В нем не было ни внешней, ни внутренней рели¬гии, ни высших нравственных чувств; он полагал даже какое-то хвастовство в высшем цинизме по этим предметам: злые насмешки, часто в самых отвратительных карти¬нах, над всеми религиозными верованиями и обрядами, над уважением к родителям, над всеми связями общественными и семейными, все это было ему нипочем, и я не сомнева¬юсь, что для едкого слова он иногда говорил даже более и хуже, нежели думал и чувст¬вовал.

М. А. Корф. Записка о Пушкине.

Можно подумать, что высказывания Корфа – есть надуманное преувеличение, вы¬званное личной неприязнью к Поэту, но однако директор Лицея Е. А. Энгельгарт оставил о лицеисте Пушкине похожие воспоминания. Привожу фрагменты из черновых заметок Энгельгарта, написанных им для себя:

Его высшая и конечная цель – блистать, и именно поэзией. Он основывает всё на поэзии и с любовью занимается всем, что с этим непосредственно связано…
…Это ещё самое лучшее, что можно сказать о Пушкине. Его сердце холодно и пусто; в нём нет ни любви, ни религии; может быть, оно так пусто, как никогда ещё не бывало юношеское сердце. Нежные и юношеские чувствования унижены в нём вообра¬жением, осквернённым всеми эротическими произведениями французской литературы, которые он, когда поступал в Лицей, знал частию, а то и совершенно наизусть, как достойное приобретение первоначального воспитания.

5. Дружба и активное общение в период написания романа Булгакова с В. В. Ве-ресаевым и другими известными пушкинистами того времени.

6. Мысли Булгакова вольно или невольно витали вокруг Пушкина с начала 30-ых годов, то есть, практически с начала написания романа «Мастер и Маргарита». Причём сам он отождествлял своё положение в СССР с положением Пушкина в николаевской России. Наверное отчасти и себя самого он отождествлял с Пушкиным. Косвенно это подтвер¬ждают и письма писателя и его дневники.

Так же как и Пушкин, Булгаков стремится уехать из России заграницу, используя при этом совершенно тот же предлог – смертельно опасная болезнь, требующая заграничного лечения. Сравним письма.

Николаю I.

11 мая - первая половина июня 1826 г. Михайловское - Псков.

Всемилостивейший государь!
В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора лег-комыслен¬ным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.
Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общеприня¬тому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибег¬нуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.
Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже тре¬буют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.
Всемилостивейший государь,
Вашего императорского величества
верноподданный
Александр Пушкин.

Теперь отрывок из письма М. А. Булгакова к Сталину от 30 мая