жаждала получить. Лера была равнодушна к классической музыке. Не то чтобы не любила, но и не питала к ней особого пристрастия. Но вот часы, проведенные с любимым наедине, и эта прогулка с ним под руку и с тюльпанами в руках были настоящим даром, который то и оставлял на душе ощущение праздника. Сегодня только четверг, и у них впереди еще полтора дня до того, как Никита в очередной раз уедет в другой город по делам. Чем ей занять эти дни?
- Никит… - позвала она мужа.
- Ммм?… - промычал тот в ответ, не желая выплывать из того мира, где он сейчас мысленно прибывал.
- Может, мы с Настеной поедем на дачу к родителям, пока тебя не будет в городе?
Взгляд Никиты приобрел осмысленное выражение. Серьезно взглянув на Леру, он принялся обдумывать ответ.
- Не думаю, что это хорошая идея, - заключил он.
- Почему? – разочарованно протянула она.
- Еще слишком холодно для подобных поездок.
Как в подтверждение его слов, небо потемнело и прямо на глазах стало затягиваться тучами. Из-за старых узких улиц и стоявших вплотную друг к другу домов, закрывающих горизонт, всегда казалось, что погода в Питере сменяется внезапно, как по мановению палочки. Только что ярко светило солнце, и вдруг раз – ударил ливень.
- Настенька еще слишком маленькая, чтобы выезжать за город в такую погоду. Она может простудиться, а меня рядом не будет. Кто вас привезет обратно? Будешь трястись в электричке с больным ребенком?
- По-моему, ты слишком драматизируешь, - возразила Лера. – Дом отапливается, и ничего не случится, а Настя побудет на свежем воздухе.
- Я сказал нет, Лера! - в голосе Никиты прорезались стальные нотки.
Когда он так говорил, Лера понимала, что с ним лучше не спорить. Она могла бы продолжить, конечно, но не хотелось портить такой чудесный вечер. Хотя в корне не была согласна с мужем. Их дочь не изнеженное создание и проявляла порой недетское упрямство и рассудительность. Но для Никиты Настена всегда оставалась его любимой крошкой, и он опекал ее иногда даже слишком рьяно, чересчур трясся над каждой ее болячкой. Такое трепетное отношение обычно свойственно бабушкам и дедушкам, но никак не отцам.
Хотя…, чем она, собственно, не довольна? Этим нужно гордиться. Кто еще может похвастаться такой любовью мужа к собственному чаду?
Вот сама она не могла относиться к Насте, как неразумному дитяти. И это вовсе не из-за недостатка материнской любви. Дочь была всем для нее в этой жизни: ее светом, ее дорогой, частичкой ее души. Просто в этом маленьком человечке Лера порой видела нечто большее, чем просто ребенка. Настя никогда не доставляла им особых хлопот. И это было не от того, что девочка была послушным ребенком, а потому что все понимала без понуканий и наказаний. Это вовсе не означало, что она воспринимала на веру все то, что говорят ей старшие, но в своих поступках зачастую руководствовалась своим собственным видением мира и даже порой здравым смыслом, как у взрослых. Если окружающие не могли видеть в ее дочери непривычную для детей ее возраста самостоятельность, разглядеть за огромными, умными карими глазами личность - то это их беда. Сохранив невидимую связь между собой и дочерью, Лера ей просто доверяла и давала свободу в развитии. И сейчас она считала, что Настя, которой скоро исполнится пять лет, вполне готова окунуться в этот непростой мир.
Впрочем, так же как и она.
Все эти пять лет, Лера неотлучно находилась при муже и дочери, обеспечивая им комфорт. Может, и правда пора вернуться в университет и закончить образование? Если честно, то звонок Кати накануне Нового года всколыхнул в ней воспоминания о том времени, когда они были беззаботно счастливы, а вокруг них были такие же погруженные в студенческую жизнь энергичные люди. Это не означало, что она была несчастна теперь, но девушке недоставало шумных, бурлящих будней, которые она проводила в университете.
Проходя мимо высоких, сверкающих своей чистотой окон Елисеевского магазина, славящегося своей помпезной красотой, Лера решилась поговорить с мужем на эту тему.
- Я хочу осенью вернуться в университет, - закинула она удочку.
- А как же Настя?
Ну, конечно же, это первое, что он спросил!
- Настю можно отдать в детский сад, она уже достаточно взрослая для этого, - на ум пришли слова подруги.
- Только через мой труп! - возразил Никита.
- Почему? Что в этом плохого? – быстро, скороговоркой, не давая мужу вставить хотя бы слово, начала Лера. – Большинство детей ходят туда, и от этого еще никто не умирал. Я сама посещала его до самой школы. Разве я выросла плохим человеком?
Лера вложила мольбу в свой взгляд, но позиция Никиты оставалась непреклонной.
- Это только потому, что твои родители вынуждены были работать с утра до вечера, чтобы прокормиться. У тебя, по-моему, нет такой необходимости. Разве нам не хватает денег, чтобы жить? Разве я не достаточно обеспечиваю вас с Настей?
- Пойми, дело не в деньгах, - продолжала увещевать Лера. – Мне интересно учиться, изучать языки. Это совсем другой мир, иное мышление людей, отличное от нашего. Порой построение предложений диктуется не правилами, а чувствами и проникновением в саму суть произносимых фраз…
Девушка оборвала свою речь на высокой ноте, заметив, что ее слова пролетают мимо ушей, не задерживаясь в сознании Никиты. Воодушевление, что ее посетило всего минуту назад, пропало, но она все же сделала еще одну попытку:
- Можно было бы нанять няню…
- И Настя полдня будет находиться с чужим человеком? – продолжил за нее фразу Никита. – Лера, ребенку в первую очередь нужна мать, и не мне тебе это объяснять! Так было в моей семье. Мои родители воспитали меня сами, и я ничуть не жалею, что не ходил ни в какой садик и вырос на руках у мамы. Я могу задать тебе тот же вопрос: я что, стал плохим человеком? – Никита сделал паузу. – Если тебе так нравится учиться, то ради бога! На свете полно учебников и руководств, по которым ты можешь заниматься и сама дома.
Лера поникла. Как объяснить человеку, который окружен на работе множеством людей, что такое проводить целый день в четырех стенах, когда за окнами кипит жизнь? Да и дело ведь не только в учебе или в общении. Было что-то еще…, какое-то шестое чувство, объяснение которому она никак не могла подыскать. Ее просто тянуло обратно в университет, и все тут!
Начал накрапывать первый в этом году дождик. По-видимому, заметив удрученный вид жены, Никита смягчился:
- Пойми, Лера, сейчас просто не до этого. На работе запарки. Мы только-только вытянули фирму из ямы, в которую угодили, благодаря обвалу цен, как «наверху» пошел передел сфер влияния. А мы с Константином Викторовичем только-только собрались переходить на прежний уровень по изготовлению элитной продукции. Теперь ему приходится заниматься налаживанием новых контактов здесь, а я пытаюсь продвинуть фирму дальше. Именно поэтому я и разъезжаю по командировкам. На большее нам не разорваться. Мне просто необходим надежный тыл дома, знать, что у вас все в порядке, и не отвлекаться по пустякам, - Никита протянул руку и ласково провел рукой по ее щеке. – Если хочешь, то мы вернемся к этому разговору позже, а сейчас мне очень нужны твои понимание и поддержка.
Разве могла Лера отказать ему в такой просьбе? Кто же, как ни жена должна стать опорой мужу? Ведь он с Настей – самые близкие, самые дорогие для нее люди и всегда будут для нее на первом месте. Если так нужно, то она обождет еще немного.
Так отчего же ее не покидает ощущение, что уступая мужу, она упускает нечто важное в своей жизни, и обратной дороги уже никогда не будет? Откуда чувство внутренней пустоты?
Втягивая голову в плечи под усиливающимся дождем, Лера ступила на Аничков мост…
Глава 19.
Изогнутый тонкой дугой мост был перекинут через глубокую пропасть, дна которой невозможно было рассмотреть в клубящейся серой дымке. Густой туман лизал ноги Дэна. Он стоял у самой кромки обрыва и напряженно всматривался в противоположный край разбегающейся в разные стороны расщелины.
Там, у самого основания моста осторожной поступью двигалась призрачная фигурка той, которую он всегда видел в своих снах. Девушка брела, будто в слепую – пошатываясь и нелепо взмахивая руками каждый раз, когда спотыкалась или оступалась о невидимые препятствия. Ореол вокруг нее мягким светом разгонял мрак, в который было погружено все видимое пространство.
От тревоги за нее и неимоверного внутреннего напряжения тело Дэна сводило. Он боялся вздохнуть, как будто бы вырвавшийся из его легких воздух мог столкнуть девушку в пропасть. Каждый раз, когда ее фигурку кидало в сторону, его сердце на мгновение переставало биться, а мышцы непроизвольно сжимались в незримой попытке поддержать ее и не дать упасть. Он хотел бежать к ней на встречу, но ноги словно приросли к каменистой земле, на которой он стоял. Что-то давило ему на плечи и не давало сдвинуться с места. Все, что ему оставалось – это только молиться о том, чтобы его ангел невредимой добралась к нему.
Ангел… Крылья!
«Используй свои крылья!» - кричал он ей, но она его не слышала. Его слова разбивались о невидимую стену вокруг нее и с хрустальным звоном падали вниз. Дэн в бессилии до боли в суставах сжимал кулаки, от того что не мог ей ничем помочь.
Вдруг, почти на середине моста девушка растерянно остановилась, не решаясь продолжить свой путь дальше. Дэн напряг зрение, желая рассмотреть, что же ее удерживает на месте, и увиденное заставило его нахмуриться. Перед ее ногами мост раздваивался на две дороги, как змеиный язык.
Как он не заметил этого раньше? Откуда появилась там эта развилка?
Одна часть дороги – хорошо ему видимая – вела прямо к нему. Другая - едва заметная отсюда, призрачная - уводила в сторону, спускаясь в пропасть, и исчезала во тьме расщелины. Девушка колебалась в своем выборе, и Дэн не мог понять, почему та не различает безопасности одного пути и иллюзорности другого. Как будто на ее глазах была повязка.
«Слушай свое сердце… Свое сердце…» - шептал он в пустоту, так как понимал, что она все равное его не услышит.
Нерешительно качнувшись, девушка сделала один только шаг и… оказалась на дороге, что эфемерной лентой вела вниз.
Дэн закричал от безнадежности, что пронзила все его существо до самого основания. Он кричал от боли, которая скручивала его изнутри, наблюдая за тем, как его половинка постепенно угасает в клубах тумана, а вместе с ней уходит и тот свет, который незримо озарял его душу…
***
В немом крике он резко проснулся, покрытый холодным, липким потом, и сел в кровати. Озираясь по сторонам, Дэн в первый момент силился понять, где находится.
Поначалу в темной комнате невозможно было ничего разглядеть, но постепенно сознание прояснялось, и в отблесках уличных фонарей он сумел различить продолговатый стол-стойку у противоположной стены и квадратное зеркало над ним. Справа от него, между кроватью и окном стояла тумбочка, часы на которой показывали только три утра.
И тут Дэн вспомнил. Он находился в маленьком номере скромной гостиницы, которая располагалась на одной из многочисленных узких улочек Лондона.
Устало потерев лоб и виски, молодой человек встал и направился в ванную комнату под бодрящие струи душа. Зловещие, полные душевной боли картины из его сна даже там не хотели
