Школьная история, рассказанная самоубийцей

повторяла ей: "Ты не моя мама"... У меня было преимущество: я точно знала, что она притворяется. Но Поля была упряма, как осёл. Если что-то не хочет говорить, - ни за что не скажет... Мы очень долго сидели и спорили; но потом она сдалась и призналась, что я права; черты её лица стали размытыми, неясными, поплыли, как воск, который поднесли к огню. У Поли нет собственного облика. В таком виде она и сидела, - слегка расплавившись, как восковая кукла, - и отвечала на мои вопросы. Я спрашивала её об этом мире и о ней самой. Мне было любопытно, куда и к кому меня занесло... но выяснить удалось не так много.
   
    У Поли было несколько знакомых семей, в которые она часто наведывалась. Где жили эти семьи, я так и не узнала. Приходила она к ним ночью, когда все спали. Поля называла эти визиты "пугать живых". Люди видели её во сне, - естественно, в чужом облике... им снились кошмары, а она веселилась. Вот, собственно, и всё...
   
    Так она и жила, пока в этом странном мире не появилась я. Духи любят общаться с недавно умершими. Мёртвых можно обманывать и пугать; с ними можно дружить, - и узнать много нового, - о том, что недавно случилось в мире, который они оставили...  
   
    Вы, наверное, думаете, что Полиморфа - злой дух, раз она пугает живых? А вот и нет. Она не злая и не добрая... как все духи, что здесь обитают. Иногда, приходя к людям в сны, Поля помогает им; как-то раз она вылечила одну девушку от бессонницы, вытащив её из яви в мир снов. Она никогда не пугает больных; когда кто-нибудь из семей, к которым Поля приходит во сне, заболевает, она просто сидит с ним рядом и держит за руку.
   
    Со временем я перестала бояться Полю и привыкла ко всем её странностям. Она стала мне кем-то вроде подруги... или матери, - тем более, что именно так она обычно и выглядела.
   
    IV
   
    Поля говорит, что, когда я вырасту, мы вместе будем пугать живых. Только когда это ещё будет?.. Иногда мне кажется, что я уже выросла... Я точно не знаю, сколько мне сейчас лет. В этом мире я живу уже давно... и давным-давно потеряла счёт времени. Каждый день я хожу в школу... только вот сколько их было, таких дней?.. Мёртвым не нужен календарь. Иногда, надеясь узнать свой возраст, я спрашиваю Ритку: "Сколько тебе лет?" Ведь мы с ней ровесницы. Но Ритка, вернее, её двойник, всегда отвечает: "Пятнадцать". Выходит, со дня моей смерти прошло четыре года... Иногда мне кажется, что больше, и Ритка не права. Тем более, что она уже много раз отвечала: "Пятнадцать". Возможно, она и считать не умеет... ведь это не настоящая Ритка, а какой-то дух, который принимает её облик. Но я по привычке всё равно зову её Риткой, хотя и знаю, что это не она...
   
    На большой перемене мы с Риткой ходим в столовую. Духам и мёртвым еда ни к чему, - так, баловство, - приятно вспомнить, как это бывает, но можно и не есть. Я никогда не ем одна, - только с ней за компанию. Дома тоже не ем, потому что Поля не готовит. Но в школьной столовой могу перехватить пирожное или ещё что-нибудь... Еда здесь хорошая, не то, что в мире живых. Когда я была жива, в столовой вечно готовили какую-нибудь гадость. А теперь всё красивое, вкусное... пирожное со взбитыми сливками, украшенное вишней, конфеты и торты, компот... Ритка всегда берёт одни сладости. Здесь это можно, - никто не ругает, и платить ничего не надо. Всё-таки странно устроен мир. Живые, случается, голодают, а у мёртвых есть то, что им совсем не нужно...
   
    Перекусив, мы с Риткой выходим на улицу прогуляться. Внутренний двор - квадратная асфальтированная площадка без всякой растительности; нам там не интересно, и мы идём дальше, - за пределы двора, туда, где виднеются облетевшие деревья и стоят девятиэтажки, выкрашенные в пастельные тона: бледно-зелёный, бледно-жёлтый, светло-серый...
   
    За школой тот же надоевший пейзаж, что и всюду. На улице промозгло, холодно. Небо над городом пасмурное, серое; похоже, здесь никогда не светит солнце... Но разноцветные дома вносят в обстановку некоторое разнообразие; мне хватает и этого, - иначе стало бы совсем скучно...
   
    Я стараюсь не отставать от Ритки. Когда я одна, мне бывает трудно вернуться обратно. Здесь легко заблудиться: всё постоянно меняется; стоит отвернуться - и школы уже нет, а на её месте какие-нибудь другие здания: иногда это университет, а иногда - ещё одна школа, только чужая... Я была и в университете, и в этой чужой школе. Странно то, что, стоит только мне туда зайти, - и я забываю, что это не моя школа. Я иду в какую-нибудь аудиторию или в класс, сижу на уроках, слушаю лекции, - никто не удивляется, как будто я училась у них всегда. Другие ученики и студенты, наверное, такие же заблудившиеся души... Но в моей школе меня ругают, когда я опаздываю или пропускаю уроки. Поэтому я стараюсь вернуться вовремя, - чтобы попусту не злить учителей...
   
    Иногда я спрашиваю Ритку: кто такие наши учителя?.. Но Ритка молчит; то ли не знает, то ли об этом говорить запрещено. Я догадываюсь, что учителя - не обычные духи. Они не такие, как Поля и те, кто превращается в наших родных. Они не живые и не мёртвые, и, похоже, вообще не люди. Иногда, конечно, случается, что спящий или мёртвый, бывший при жизни учителем, по привычке приходит в школу и начинает вести урок. Таких никто не прогоняет; но они в меньшинстве, а большинство - другие. Мне они кажутся более умными, более знающими, чем мы. Им известно нечто такое, что от нас скрывают. На уроках я почти всегда забываю, что умерла. Осознаться там труднее всего. Учителя умеют создать иллюзию, что всё вокруг происходит на самом деле. Что мы и в самом деле учимся, а оценки и экзамены - это нечто реальное и важное. Хотя обычно на уроках все несут полную чушь: обрывки текста из старых учебников, застрявшие у кого-то в памяти, искажённые и перемешанные, как в бреду...
   
    Я часто думаю: зачем это всё? Зачем существует школа, зачем мёртвые ходят туда вместе с духами и спящими людьми?.. На эти вопросы у меня нет ответов. Я не знаю, и другие не знают, почему в этом мире мы рядом, - мёртвые и спящие...
   
    Спящие часто попадают к нам. Большинство из них не знает, что это сон, и принимает всё за чистую монету. Таких легко обмануть и напугать. Но есть и осознанные, - те знают, что спят... Среди них встречаются самые разные люди. Есть такие, кто думает, что сон - это просто картинки в голове, поэтому здесь можно делать всё, что заблагорассудится. Я их боюсь: иногда они нападают, решив поиграть в войну... Убить по-настоящему здесь никого нельзя: ведь это не мир живых; но они могут в нас стрелять, могут ударить мечом или кольнуть шпагой, а это больно... Раны здесь быстро затягиваются, - как только отойдёшь в сторону; тело у каждого такое, каким он его помнит. Но боль вполне ощутима; мы ведь ещё при жизни привыкли, что, если поранишься, бывает больно... Сначала я старалась держаться от спящих подальше: мало ли, что у них на уме. Потом научилась пугать их: превращаться в страшное чудовище...
   
    Дело было так. Я шла по школьному двору. Чуть поодаль, за серыми облетевшими деревьями, по серой асфальтированной площадке прогуливался спящий. Это был черноволосый мужчина лет сорока, одетый в строгий костюм - тёмные брюки, такой же пиджак, белоснежную рубашку и галстук. Возможно, наяву он занимал ответственный пост: был директором или каким-нибудь начальником помельче... Лицо спящего было чрезвычайно серьёзным, лохматые брови сошлись на переносице, а чёрные колючие усы недовольно топорщились, как у потревоженного таракана. На поводке спящий вёл собаку. Вот из-за этой-то собаки всё и началось...
   
    Я всегда любила собак, а попав сюда, успела за ними соскучиться. Здесь не было животных; здесь даже птицы не летали... Увидев меня, собака завиляла хвостом: наверное, хотела познакомиться, но хозяин держал её крепко... Я подошла и погладила её. В мире живых я, возможно, не тронула бы собаку, не спросив хозяина; но я была мертва и не считала нужным церемониться: какая спящему разница, спрошу я его или нет?..
   
    Я протянула руку и коснулась рыжей шелковистой шерсти... Пёс обрадовался и попытался лизнуть меня в лицо; но хозяину это не понравилось. Он разразился гневной тирадой... Впрочем, "гневная тирада" - чересчур мягкое название для его вдохновенной речи. Он кричал и бранился так, что у меня закладывало уши... И тогда я решила его припугнуть; ведь недаром же я кое-чему научилась у Полиморфы - духа, меняющего облик... Я потянулась вверх и стала стремительно увеличиваться в размерах. Секунда - и я стала выше, чем здание школы; моё тело покрылось клочьями чёрной шерсти, а на лице выросли клыки.
   
    Наверное, это был один из самых страшных снов в его жизни. Директор изумлённо смотрел, как нахальная девчонка, без разрешения погладившая его пса, превращается в нечто огромное, бесформенное и лохматое, с горящими красными глазами и когтистыми лапами...
   
    Одна из лап потянулась к спящему, зажала его в кулак и посадила на крышу; с минуту он сидел там, испуганно хлопая глазами, а потом исчез: наверное, проснулся. Когда спящие просыпаются, в нашем мире они исчезают, словно растворяются в воздухе... Собака тоже пропала: возможно, она была духом, из тех, что принимают облик родных и знакомых и приходят к живым в их снах; а может быть, она просто проснулась, разбуженная своим хозяином...
   
    "Наверное, Полиморфа права: это весело - пугать живых", - подумала я и, на прощание разразившись громовым хохотом, вернулась в школу, предварительно превратившись в себя - девочку-подростка с длинной косой, в новенькой школьной форме с белым воротничком, - типичную отличницу.
   
    V
   
    В тот день я больше не успела никого напугать. Меня отвлекли другие дела. У нас было много уроков, а кроме того, в нашем классе появилась новенькая.
   
    Новенькая... Я сразу даже и не запомнила, какая она. Какая-то неприметная, рыжая... Как рыжая может быть неприметной? Да запросто. У нас все цвета блекнут. Небо над городом всё время серое; серые стены, серый асфальт... Впрочем, новенькая была, наверное, всё же не ярко-рыжая, а скорее каштановая с рыжиной, насколько я могла судить при нашем тусклом освещении. Но, когда она стояла у окна, в её волосах вспыхивали и гасли оранжевые искры, каждая - как маленькое солнце...
   
    Я сразу поняла, что она живая. Со временем я научилась отличать живых от прочих: от них исходит тепло, -  едва уловимое, но заметное. Мои руки всё время были холодными, как лёд; мёртвые всегда холодны. Хотя на улице был декабрь, я ходила в одной школьной форме и не мёрзла. Точно так же одевалась и Ритка. Духам тоже не нужно тепло; если вы говорите с таким, то почувствуете лёгкий ветерок, - как будто в соседней комнате открыли окошко...
   
    А она была в красном пальто. Яркое пятно казалось неуместным на фоне бледных школьных стен. Оно выделялось, бросалось в глаза... На ней не было коричневой формы. Это казалось немыслимым в нашей школе; здесь все были одеты одинаково. Вместо формы под её пальто обнаружилось платье, - новое, модное... Я ни разу не видела платьев такого покроя.
   
    Необычный наряд новенькой удивил меня, но моя реакция была стандартной. Я задала ей тот самый вопрос, который задавала всем прибывшим на протяжении долгих лет. Помню, я подошла и спросила:
   
    - Как тебя