post mortem

наполняя их  необыкновенной  легкостью.  Через  мгновение
эта  легкость  ощущалась  настолько  привычной,   что   уже   не
привлекала к себе внимания. - Ты не задаешь поспешных  вопросов,
спокоен,  контролируешь  свои  чувства...  Мне  бы  не  хотелось
расставаться с тобой!
  "Ну что же, помолчать так помолчать, хотя не мешало бы кое  в
чем  разобраться.  А  впрочем,  что  меня  еще  может   удивить?
Ни-че-го! Ни говорящая луна, ни говорящее  солнце,  ни  встречи,
ни расставания. Ничего!"
  Луна верно определила ход его мыслей, осталась  довольной:  у
нее  снова  появилась  надежда.  Со  временем  подобные  встречи
становились редкими. Ни одной удачной за последнее  десятилетие,
или  столетие,  или  еще  какое-то   ...летие,   исчисляемое   в
обыкновенном человеческом измерении, она  припомнить  не  могла.
Ни  один  Чекороно  не  выдерживал,   почему-то,   единственного
обязательного условия существования в Лунном  мире,  нарушал,  и
превращался  в  рядовой  человеческий  труп,  обрекая   ее,   на
бесконечные поиски нового Чекороно.
  - Тебя зовут Чекороно! Тебе нравится?
  "Нравится мне или не нравится? Нравится мне или не нравится?"
  - Мне  все  равно!  -  Он  не  узнал  своего  голоса:  звучал
прокуренный до седых усов, или треснутый хронической  простудой,
голос,  стоявшего  где-то  совсем  рядом,  невидимого  человека.
Повторил. - Мне все равно! - Сомнений  не  оставалось,  это  был
его голос.
  - Тебе придется открывать себя заново.
  Она взмахнула  ресницами,  и  с  них  дугой  соскользнули  на
небосклон яркие всполохи, - она не  скрывала  своей  радости.  О
Чекороно! О! Какой Чекороно! Она не  должна  его  потерять!  Она
все обдумала  и  постарается  не  повторять  прежних  ошибок.  О
Чекороно!
  - Почему Чекороно, тебе интересно?
  - Нет! Не интересно...
  - Не буду скрывать. Я в восторге от твоего поведения,  но,  -
она кокетничала; она понимала, что  спешит  понравиться.  Только
что давала клятву себе быть разумной, и тут же нарушала. Но  что
поделать, она женщина. Да, Луна! Но и женщина! И  так  давно  не
было  Чекороно.  Она  постаралась  быть  построже,  -  некоторые
правила тебе необходимо все-таки знать. Первая, и самая  главная
заповедь: никогда, ни при  каких  обстоятельствах,  не  пытаться
снова вернуться к людям. Тебе не избежать контактов с  ними,  но
ты не должен, ни на мгновение! забывать,  что  принадлежишь  уже
другому Миру. -  Она  ласково  положила  ладони  на  его  плечи,
заглянула в глаза. -  Помни!  Это  главное  искушение  на  твоем
пути, после которого настоящая, черная ночь. Без единого лучика.
  Он утвердительно кивнул головой.
  - Исключено! Можете не волноваться!
  Его слова звучали по-мужски конкретно  и  убедительно,  но  у
нее был опыт, который, уже не один раз, оправдывал ее  сомнения.
Ах! Она многое бы отдала за то, чтобы это было именно так!
  - Вторая заповедь.Столь полезное для тебя  общение  со  мной,
столь  и  вредное  с  открытым  солнцем.  Оно   отнимает   силы,
испепеляет,лишает  всякой  возможности  действия.  Опасайся  его
прямого, и безжалостного.Только два друга  в  Этом  пространстве
всегда придут к тебе на помощь: Я - Луна, и Земля. Но  и  мы  не
всесильны. Будь осторожен!
  Он старательно вслушивался в ее слова, -  он,  вероятно,  мог
быть ироничным пешеходом, скользящим  взглядом  вдоль  забора  с
наспех приколоченным плакатом:"Опасная зона!" Или  с  еще  более
бессмысленным содержанием в его  положении:"Не  влезай!  Убьет!"
Он вероятно мог быть  летчиком-космонавтом,  или  учителем,  как
хотела его мама,  или  радиотехником,  как  хотел  он  сам,  или
врачом, как хотела Оля... От множества "как" он, как бы,  оглох;
он не слышал ее последних слов; он  всматривался  туда,  -  куда
глянцем из под его ног  выкатывалась  дорога;  туда,  где  завис
купол огромного светлого  парашюта,  который  изредка  прошивали
цветные ракеты, рассыпаясь на мелкие падающие искры.  Туда,  где
жили  люди.  Из  окон  их  домов  свет   выливался   на   улицы,
перемешивался с редкими пятачками вокруг фонарных столбов и  под
напором окружающей черноты всплывал над городом.
  Вдруг, два сухих одиночных  выстрела  бросили  его  в  кювет.
Правая нога, согнутая в колене,  привычно  подтянулась  к  руке,
пальцы нащупали опору. "Сейчас будет  пауза!  -  Он  кинул  свое
тело влево, в  канаву.  -  Мелкая...  очень  мелкая!  Ни  одного
камушка! - Пальцы судорожно обшаривали снег  под  рукой.  -  Где
оружие, где автомат?!"- Еще  выстрел!  Он  вскочил,  сделал  два
шага, снова плюхнулся в снег. До  леса  оставалось  каких-нибудь
десять метров...
  -  Чекороно,  Чекороно!  Что  с  тобой?  -  Луна   настойчиво
пыталась оторвать его от земли.
  Из леса раздалось  еще  несколько  щелчков.  И  он  вспомнил!
Вспомнил из такого далекого, и в то же  время  такого  близкого,
детства. "Деревья на морозе и  в  огне  потрескивают  одинаково,
почему? - физик таращил на  него  глаза  поверх  очков.-  Потому
что... им...  больно!  -  прозвучал  ответ.  Учитель  перевернул
несколько страниц классного журнала  и  в  колонке  "литература"
против его фамилии вывел жирную  пятерку,  вернулся  на  прежнюю
страницу, занес ручку, но прозвучал звонок  и  он  с  сожалением
захлопнул журнал. - Счастливый ты!"
  - Счастливый я...
  - ... конечно,  конечно  счастливый!  -  подхватила  Луна,  с
опозданием отмечая изменения в  его  настроении.  -  Не  каждому
дано вот так, во второй раз...  -  она  пыталась  удержаться  на
прежнем уровне оптимизма, она терялась, но он вовремя пришел  ей
на помощь.
  - Даже тапок не  нашлось!  Кажется  белые  по  такому  случаю
полагаются?
  "Ах  какая  прелесть!  -   осуществлялась   ее   выстраданная
задумка. - Вот  так,  и  не  иначе!  Никакого  насилия,  никакой
принудительной  изоляции   от   людей,   наоборот:   он   должен
убеждаться и убеждаться в  жестокости  того  мира,  из  которого
ушел". Луна кажется могла гордиться такой удачей, но  до  полной
победы было еще ох! как далеко.
  - Да-да! То-есть нет! В одежде нет необходимости,-  но  сразу
же спохватилась, - впрочем если пожелаешь я  помогу,  -  развела
руки в стороны, - но только в следующую встречу. Видишь?..
  Над лесом всплывала бледная полоска: наступал рассвет. Он  не
знал радоваться ему или сожалеть об  этом,  но  чувствовал,  что
волнение Луны и в нем вызывало некоторую тревогу.
  - Прощай! - Луна плавно заскользила  над  дорогой,  взбираясь
все выше и выше. Ее блеск быстро ослабевал и вскоре исчез вовсе.
  Чекороно понимал: ему нужно уходить,  и  подальше  от  своего
нового места рождения. "Должны же  хватиться  когда-нибудь!"  Он
водворил гроб на место,прикрыл дверь фургона.
  "Налево пойдешь  коня  потеряешь,  направо...  -  он  впервые
задумался над вопросом, - зачем нужны  дороги?  Ходить?  Ездить?
Перевозить  грузы?  И  только?..  -  Ответ  на  него   раскрывал
преимущество Чекороно перед живыми людьми. - Дороги, это  вечные
нити, связывающие людей друг  с  другом.  Человек  появляется  и
исчезает все на той же дороге, не в силах  что-либо  изменить  в
своей судьбе. - Он же теперь был волен выбирать, и он выбрал,  -
вправо!" - в сторону,  противоположную  городу.  Там,  насколько
хватало  глаз,  тянулся  лес  и  лес,  обещающий  одиночество  и
спокойствие.

                             * * *

  "Жигули" катили по всей ширине дороги. Влево. Вправо.  Влево.
Вправо.  Хулиганили.  И  фонарями   тоже.   Включат.   Выключат.
Включат. Выключат.
  Сзади них вертелся пар в бессильной попытке забежать  вперед.
Но то, что не удавалось сделать ему, удавалось музыке,  ритмично
вколачивающей в ночь свои "низы".
  В машине было необыкновенно тепло, и  Лапа,  распаренная  под
репу,  плавила  в  ладонях  снег,  усердно  пытаясь  попасть  за
шиворот  Лешке.  Лешка  ржал  и  извивался,  и  машина  послушно
выполняла его безумные команды. Лешка - во все времена Лешка,  и
днем и ночью, а вот Лапа - только  в  глаза  Лапа,  за  глаза  -
Нюшка, по паспорту Зинаида Липатьевна.  Ох  как  она  не  любила
Зинаиду, ненавидела Липатьевну,  а  за  Нюшку  "во-о-още"  могла
выцарапать глаза. И Лешка это хорошо знал.
  - Щас туда налью!
  Она  решительно  схватила  его  за  то,  что  между  ног.  От
неожиданности машина дернулась, и  Лешка  картинно  завопил,  да
так, что на время притихли "низы" в обеих колонках.
  - Ой-ой-ой! Наследства лишают! Помогите!
  На  заднем  сидении  не  реагировали.  Наверное   устали   от
реагирования  на  собственные  проблемы,  а   вернее   на   одну
проблему. Николай Иванович  держался  до  последнего,  но  когда
становилось совсем невтерпеж, просительно  клал  руку  на  плечо
Лешке.
  - Просьба,  остановите  пожалуйста...  Лешка  останавливал  и
оскорбительно хохотал ему  вслед.  А  Николай  Иванович  быстро,
насколько позволяли сугробы, пересекал расстояние  до  холодных,
безучастных, деревьев, - а зима  в  этом  году  была  не  только
морозная,  но  и  снежная,  -  возвращался,  и  вместе   с   ним
возвращался в  машину  противный  кислый  запах.  Лапа  тихонько
прыскала в сторону, и примирительно затихал Лешка,  -  понимали:
неряшливость здесь ни при чем, а виновато "Шампанское",  которое
он пару часов назад, под  бой  Кремлевских  курантов,  не  сумел
удержать в бутылке, и прокисший "джин", взбежав по нему  как  по
лестнице, вспенил потолок над праздничным столом.
  "Видел  же,  видел,  мутное!  -  сетовал  про  себя   Николай
Иванович, - нет бы в  сторону  отставить!  -  И  было  еще  одно
неудобство, о котором  он  не  распространялся:  таявший  вокруг
поясницы снег. Еще во время первой пробежки он потерял  записную
книжку, просить же у Лешки газеты он не решался.. -  Как  бы  не
простыть после такого издевательства над  собой".  Он  осторожно
подсовывал  плечо  под  головку  спящего,  юного,  создания,   и
благодарил Господа за то,  что  оно  не  видело  его  позора.  А
Леночка  совершала  два  путешествия  одновременно:  одно  -   с
Николаем Ивановичем, другое - с блаженной улыбкой на мелком,  но
таком аккуратненьком личике.
  Так и ехали...
  Лешка,  при  случае,  не  отказывал   себе   в   удовольствии
прихвастнуть  о  своей  необычайной  удачливости.  Объяснял   ее
множеством счастливых  знаков,  обозначивших  появление  его  на
белый свет. Все стрелки известных гороскопов  показывали  только
на "ясно!" А родная бабка до последних дней  своих  не  уставала
твердить:"Быть тебе Ляксей бо-о-ольшим  человеком!  Потому,  как
петух на рассвете уткой в небо взмахнул! За тысячи  верст  учуял
неспроста". А родился Лешка аж в Греции...
  И  вот  тому  подтверждение!   -   мгновение!-   только   что
записанное на "магнитную пленку" в Лешкиной черепной коробке,  и
ставшее  уже  очередной  достоверной  историей.   Где-нибудь   в
курилке  Лешка  небрежно  протиснет  сигаретный   фильтр   между
губами."Как все произошло? Да никак!  По  левому  борту,  вдруг,
откуда ни возьмись босые ноги,  а  остальное  дело  техники.  Из
"чайников" вырос давно; кладу штурвал вправо,  влево  -  кульбит
на все сто восемьдесят  и  подпираю  его  родненького  фарами  в
спину. Вот так!"
  А пока Лапа прилипла носом к лобовому стеклу.
  - Я балдею!..- Такое признание вырвать из нее не  просто.  Не
один крепкий парень, под грохот бутылочной канонады  закатывался
без сознания под стол прежде чем Лапа ставила точку. - Я балдею!
  Лешка в подобных соревнованиях не