отмазал его. Вот поэтому Ржа теперь верен старшому до гроба! Любого порвет в клочья за своего хозяина! Он убил женщину на болотах и утопил тело в трясине, я так думаю. Когда Ржавый напивался, то часто хвалился о том, как он мучил пленницу, - Слон брезгливо сплюнул и снова закурил. - А ведь до сих пор, Федор говорил, существует версия, что та сотрудница музея сама похитила иконы и скрылась с ними в неизвестном направлении. А иконки-то эти на самом деле уже далеко... Кривой взял за них кругленькую сумму. Вот так! А девочка все еще ждет свою мамку...
- Но вы же не знали, что все так случится... - начала было Пашка, но Слон ее оборвал:
- Знал - не знал! Мог и догадаться! Но ведь не отпустил, хоть и мог! Значит - заодно со Ржавым! А он замучил ее! И теперь мне остается только жрать водяру вместе с ним, чтобы хоть как-то забыться... Потому что глаза ее по ночам часто вижу... Без очков-то они, знаешь какие были! Эх, да что там!... - и охранник быстро дважды затянулся и отвернулся от нас. После долгой паузы он залпом выпил стакан крепкого чая и сказал, бросая окурок в огонь, - одного только желаю, чтобы нас замели как можно скорее, и чтобы ОМОН был с «калашами»... Живым я не дамся. Буду лупить из этого (он бряцнул оружием)! Сделают из меня решето, и все тогда, в расчете с прошлым буду...
- Зря вы так, Слон, я вот почему-то верю, что вы смогли бы начать новую жизнь. Потому что у вас есть еще совесть, есть сострадание, и сердце еще не совсем окаменело...
- Не надо, а то еще расплачусь! - усмехнулся Слон. - Не надо мне прощения! Я готов за все ответить, по полной! Поезд мой уже ушел... В монахи я не гожусь, на зону идти совсем нет желания, а на воле меня больше никто не ждет, никто не любит, я здесь уже и не человек, а просто - Слон... Самогон, табак, клещи и деньги, деньги, деньги, которые не на что потратить - вот и вся моя жизнь. Так что нет уже смысла каяться и жить дальше. И вы, ребята, пока я совсем не рассердился, лучше оставьте меня в покое… Пейте чай, а то Ржавый скоро придет, уж ему-то все эти проповеди очень не понравятся!
- Слон, неужто ты его боишься?! - удивился я. - Ведь ты мог бы его одной левой придавить!
- Боюсь - не боюсь, какая разница! Что толку мне побить его... Мы все тут повязаны одной цепью. Подельников, как и родных, не выбирают. Нам и дальше жить вместе, может, и умирать... Братки, одно слово... Каждому надо выполнять свои обязанности, таков закон банды...
- А вот знаете, Слон, вы мне почему-то напоминаете святого Моисея Мурина! - весело произнесла Пашка.
- Опять святого! - недовольно хмыкнул охранник и поглядел на командирские часы.
- Нет, вы послушайте! У вас много схожего! - не отставала Пашка. - Моисей в молодости был рабом у одного знатного человека... Он тоже имел большой рост и суровый нрав, да и силищу огромную. И вот однажды он убил человека. За это хозяин прогнал его из своего дома. Деваться Моисею было некуда и он пристал к шайке местных разбойников. Там он был сильнее и страшнее всех, и бандиты сделали его своим главарем. И стали они промышлять разбойным промыслом. Но по великой милости Божьей Моисей раскаялся и ушел в один из пустынных монастырей. Здесь он долго плакал, прося принять его в число братии. Так Мурин стал монахом.
- Он что, еврей был, Моисей твой? - недовольно хмыкнул Слон.
- Почему еврей? - непонимающе переспросила Пашка. - Он в Египте жил...
- А-а! - как-то безразлично протянул охранник.
- Нет, вы послушайте, что дальше-то было! Однажды, когда Моисей молился в своей келии, на него напали четыре разбойника из его же бывшей шайки. Он не стерпел такой наглости, связал их всех, взвалил себе на плечи и, как охапку дров, принес в монастырь.
- Ого! - невольно присвистнул я. - Круто!
- Там Моисей стал расспрашивать у старцев, что сделать с разбойниками? Старцы велели отпустить их. Когда же разбойники узнали, кто взял их, и что он их пощадил, то тоже решили стать монахами. Весть о подвигах Моисея Мурина рано или поздно дошла и до всей его банды. Разбойники подивились, умилились, оставили свое грешное ремесло и тоже влились в число славной братии монашеской!
- И что, ты предлагаешь мне связать своих корешей и дуть к ментам? Авось помилуют грешного Слоника... Чтобы Иудой стать?
- Да кто же вы есть-то? Вы Иуды и есть! - взорвался я. - Есть воры, которые лишь богатых грабят, есть те, кто и бедными старушками не брезгует, но вы же хуже их всех - вы самого Бога обкрадываете! Думаете, не будет вам расплаты? А уж про тот свет я вообще молчу! Страшно попасть в руки Бога живого! Раньше на Руси и статей таких уголовных не было, чтоб судить за кражу икон и церковной утвари! О каких уж тут понятиях может идти речь! Уверен, что и на зоне к вам милости не будет! Блажен будет тот, кто остановит Кривого! Он ведь совсем даже не ведает, что творит-то! Как сильно святотатствует!
- Помолчи, а то башка разболелась! - прервал Слон мои душевные излияния. - Разболтался я тут с вами, расслабился... Просто вот давно уж по-человечески ни с кем не общался...
- Устами детей глаголет истина! - хмыкнул я и встал. Вечерело. Солнце уже укатило за лес, птицы заметно угомонились. С болот потянуло плесенью и сыростью. Я сходил за кустики, а когда вернулся, то спросил у Слона, убиравшего в рюкзак стаканчики:
- Назар когда вернется?
- Завтра утром.
- За товаром?
- Ага!
- А нас куда, в болото?
- Зачем в болото? Вас выпустим подальше отсюда, к людям поближе...
- Как ту женщину? - хмыкнул я.
- Это все Ржавый! - пыхнул Слон. - Я больше такого не позволю!
- Послушают они тебя... - вздохнул я и сел около Пашки.
Последние мои слова явно не понравились охраннику. Я заметил, как он проскрипел зубами и покраснел, но проглотил этот укол молча. А я подумал: «Похоже, скоро опять пойдем в яму!». Мы все немного помолчали. Слон сходил за охапкой хвороста и, бросив сучья на уголья угасающего костра, снова сел на бревно. Достал сигарету. Помял ее как-то нервно, но прикуривать не стал. Он о чем-то напряженно думал. Капли пота блестели на его лбу.
- Слон, простите нас, если мы чем-то вас обидели! Мы, правда, не хотели этого! - произнесла Пашка. Бандит ничего не ответил, точно вовсе и не расслышал ее слов. Он потянулся и достал из костра загоревшийся прутик. Потом от него разжег сигарету. Девчонка вновь спросила:
- Извините, а у вас есть дети?
Этот тихий и безобидный, в принципе, вопрос стеганул Слона, точно плеть погонщика. Он вздрогнул и нервно затянулся. Мышцы его лица напряглись.
- Есть, - глухо отозвался охранник. - Точнее... были... Сын и дочь... Теперь уж, наверное, такие, как вы, стали...
- Как это, были?! - насторожилась Прасковья.
- Жена оставила меня, когда я сел в третий раз. А ведь за нее попал-то! Мы тогда пошли в ресторан отмечать 8 Марта, а там к ней один «черный» пристал. Ну я не стерпел и выбросил его в окошко.
- Ух ты! Круто! - снова присвистнул я. - Что, прямо через стекла?
- Конечно. А там, все-таки, второй этаж был... Тут за своего еще пятеро кавказцев на меня набросились. Ну и меня кореша поддержали... Короче, пошла потеха. Меня, как «организатора беспорядков на национальной почве», и замели. Семь лет присобачили! А жена больше ждать не захотела. Забрала детишек и скрылась, куда и не знаю. Больше я их никогда не видел. Она и на алименты даже не подавала. Так я и остался совсем один. Из родни всего один братан где-то за Уралом живет, инженер на газодобыче. Денег зарабатывает, наверное, не меньше, чем Назар! Ему жена со мной знаться не позволяет, боится, наверное, что добро их растащу! Да на кой оно мне, у меня денег теперь не меньше ихнего! А та родня, что подальше в родстве-то, меня еще после первой ходки позабыла...
- А как их звали? - спросила Пашка.
- Кого? - не понял сразу вопроса Слон.
- Деток ваших.
- Миша и Маша! - ответил верзила и улыбнулся, как-то сразу посветлев лицом. - Я любил подшучивать над ними, называл Машенька и медведь... как в сказке, знаете? Сынок-то у меня тоже такой полненький был, несуразный, в меня весь, ну, прямо медвежонок...
- Здорово! - рассмеялась Пашка и положила ладонь на руку бандита. - А вы скучаете по ним?
- Очень! Снятся иногда, когда не пьяный...
- А вы искать их пробовали?
- Нет. Да и зачем? Скорее всего, они меня уже позабыли... восемь лет не виделись... Небось, у них уже давно другой папка имеется... Да и захотят ли они иметь такого отца, с таким «богатым» прошлым? Стыдно будет перед братвой...
- Ну почему же стыдно?! Родителей ведь не выбирают! Вот я, совсем вам чужая, а мне вовсе не стыдно с вами общаться. И вы мне нравитесь! Богатырь, красавец, знаете массу всяких интересных историй, многое умеете, да и добрый вы, несмотря ни на что... Только вот запущенный малость, а если вас помыть, побрить, приодеть...
- Хм! Красивый! - усмехнулся Слон. - А вот насчет всего остального ты, пожалуй, права, дочка. - И он тоже положил свою кинг-конговскую ладонь на пальчики Пашки: - Да, надо было искать... Сволочь я, что ж тут поделаешь... Слон проклятый...
- Как говорится в одном фильме: «Надо жить. Надо бы только умно жить!» - вставил я.
- Да-да, умно... - согласился охранник. - А как вы думаете, дети меня поймут?
- Какие же они тогда дети, если отца своего не примут! - возмутился я. - Поймут, конечно, и все простят, я уверен. Мы-то вот и то все понимаем и не обижаемся, что держите нас в холодной яме.
- Вы только верьте и надейтесь на лучшее! - добавила Пашка и положила на ладонь охранника свою вторую руку. Еще немного и, похоже, девчонка растрогала бы бандита до слез, а может быть, даже и уговорила отпустить нас на все четыре стороны, как знать, но только ничего этого не произошло, так как на поляне внезапно возник Ржавый.
- Та-а-ак, - протянул он удивленно. - Хорошо сидим! Вечеруем?
- Да ладно, Ржа, пусть пацаны малость погреются! Там, в яме, ночью совсем задубеют, - стал как-то жалко оправдываться могучий Слон, вмиг отпрянув от Пашки.
- Они все равно дубари! Пуст дубеют! Меньше вони будет, - процедил сквозь зубы худой.
В руках он держал пластиковую канистру и обрез двустволки. Из кармана куртки торчал большой пучок зеленого лука.
- Ты что, Слон, сдурел?! Забыл, что ль, как у ног его ползал? А если Кривой узнает, как ты тут время с пленниками проводишь?!
- Ты не скажешь - не узнает!
- Эх, Слоняра, сколько я еще буду тебя покрывать! Совсем ты от рук отбился... Одичал тут в лесу.
Ржавый подошел ко мне и ударил ногой в бедро:
- Надо вставать, когда старшие стоят! А ну бегом на место, сопля! - и бандит снова саданул ногой по бедру. Я встал и, прихрамывая, пошел к яме.
- Бегом, я сказал! - рявкнул худой и отвесил мне хорошего пинка.
Я стерпел и это, но шага не прибавил. Пашка вскочила, но Ржавый ее остановил:
- Ладно, ты можешь остаться!
- Я без него не останусь! - отрезала девчонка и освободилась от опеки худого.
- Ну и катись к своему дружку под бочок, дрожжи продавать! - хохотнул Ржавый и грубо подтолкнул Пашу в спину, да так, что она наверняка упала бы, если б не натолкнулась на меня.
- Видал, Слон, пигалица-пигалицей, а туда же! Гонор имеет! - хмыкнул худой бандит и многозначительно добавил: - Любов понимаш! - и весело загоготал.
Я стерпел и в третий раз. Взглянул лишь на Слона: тот сидел и энергично тыкал палкой в костер и при этом челюсти у него двигались от волнения.
- Давид и Голиаф, блин! - прошептал я, плюнув в сторону бандитов. Мы быстро спустились в холодную яму. Последнее, что я услышал, был радостный голос Ржавого:
- Видал, сколько первача затарил! Теперь нам ночка
