Девочка Прасковья

«вездеходной» аптечки. Потом геологи присели на бревне покурить, а я, взяв ведерко в кузове гусеничной машины, стал носить воду из озерца, чтобы хорошенько залить кострище. В лесу это надо делать обязательно! Когда все было кончено, дядька Петро тщательно раздавил окурок сапогом и весело скомандовал:
— А ну, рэбятки, сягайте-ко у кузов! Та дэржитэсь покрэпчэ, а то дэсь так болтает, як у шторм на море!
Я забрался в вездеход с брезентовым верхом и помог подняться Пашке. Уселись на узкие жесткие лавочки и взялись за поручни невысоких бортов. Вездеход радостно рыкнул и лихо рванул с места. Таежные дороги действительно были экстремальными. Качка и впрямь оказалась как на бурном штормовом море! Нас то кидало вверх так, что иногда макушка касалась тугого брезента, то резко вело влево, а затем вправо или назад, то снова круто подбрасывало или швыряло на пол.
Мы ахали, охали, ухали, смеялись, а Пашка еще и взвизгивала. Порой мне казалось, что мы сидим не в кузове вездехода, а оседлали повозку, запряженную диким мустангом! Родео да и только! Один раз мы все же не удержались и полетели на пол. Я набил себе шишку на затылке, а Пашка ушибла локоть. Но все это было для нас уже не так важно. Мы ехали к людям! И я предвкушал, что уже совсем скоро смогу звякнуть домой и узнать, что же там творится в мое отсутствие!
Примерно через час этого таежного родео мы прибыли на базу. Она состояла из нескольких вагончиков, палаток и навесов, скромно притулившихся у подножия высокой красно-черной горы.
Рядом имелась взлетная полоса для «кукурузника», под которую, видимо, сгодилась небольшая таежная просека. Когда мы вывалились из душного отсека вездехода и, неуверенно стоя на ногах, растирали свои мышцы и суставы, привыкая к твердой земле, на лесной аэродром совершил посадку самолет, показавшийся мне уже знакомым. Наверное, это он тогда летал над горою, когда я махал ему руками. Дядя Юра отвел нас в один из вагончиков, а сам пошел в радиорубку, чтобы сообщить о нашем возвращении на большую землю. Я же, не удержавшись, снова выпросил у него телефон. На одном дыхании я выскочил из вагончика и взобрался на ближайшую сопку. Присев на горячий валун, вновь набрал желанный номер. И почти сразу же услышал:
— Да-да, слушаю!
Это была мамка! Сотовая связь на сей раз была на высоте! Я даже задохнулся от волнения и восторга.
— Слушаю, говорите!
— Мам, привет, это я! — набрав побольше воздуха в легкие, закричал я в трубку.
— Жорка, это ты?! Ну, наконец-то! — облегченно выдохнула мама и тут же как-то строго продолжила: — Где же вы там пропадаете?! Не надоело еще по тайге шляться? Мы тут с отцом места себе не находим... к Египту уже все готово... а ты... Спасатели вот даже никак не могут нагнать вас и думают, что вы с ними специально в прятки играете, за нос водите! На одном месте не сидите, все убегаете куда-то! Только вашу стоянку обнаружат, а вас уже и след простыл! Как понимать это, Жора?
— Да ты что, ма! Мы тут такого хлебнули, концы едва не отдали! А ты — специально... — удивился я тону матери.
Но она меня совсем не слушала.
— Эта монашка, похоже, совсем тебе голову вскружила!
— Ма, не говори так! Пашка... она хорошая!
— Знаем мы этих, хороших! В тихом омуте... сам знаешь...
— Ну ты что, ма! Не надо так о Пашке, мам, не то мы поссоримся. Она славная! Она же верующая! Не то, что мы... Да я, если хочешь знать, жизнью ей обязан! — обиделся я, пылая от волнения и непонимания.
— Ну ладно, Жор, прости, скажи лучше, где вы там на сей раз притаились.
И тут я вдруг ощутил острое желание нажать на сброс вызова. Слезы обиды сдавили мне челюсти. Да-а-а, вот так поговорили... Я-то думал, вот обрадую своих этим внезапным звонком из ниоткуда, а они, оказывается, думают, что мы со спасателями в кошки-мышки играем!
В одно мгновение перед глазами предстали жуткие картины наших лесных мытарств: коварные объятия Водокруча, болотная трясина, боль и рвота от «уральских следопытов», ледяная ночь в гроте, страшные оскалы свирепых псов, прощание с Пашкой... Эх, да что там и говорить. Как они только могли так подумать! Кто же виноват, что все именно так получилось? Мы хотели, как лучше, а все шло против нас! Такие вот сложились обстоятельства...
— Ма, телефон-то чужой, неудобно им долго пользоваться. Короче, мы у геологов, пока... — буркнул я в трубку.
— Жор, да ты что, обиделся, что ли?! Погоди, Жор, милый, скажи хоть, где вы находитесь-то!
— Пока, мам, привет папке! Скажи, что скоро вернусь вместе с тетей Клавой! — и я решительно нажал на красную кнопку.
А потом быстро побежал вниз, чтобы мамка не смогла мне перезвонить. Я вернулся в вагончик. Настроение было испорчено, и я выглядел растерянным. Пашка встала мне навстречу такая радостная и счастливая и спросила:
— Ну как, дозвонился?! Как они там?
— Все куейс! Заждались нас страшно... Волнуются, конечно, сильно... — отозвался я и заставил себя заулыбаться, чтобы Пашка ни о чем не догадалась.
— Да, я так соскучилась по мамке! По тете Зое, по всем... Даже дом свой и то теперь расцелую, наверно! — тихо рассмеялась девчонка, а мою грудь вдруг пронзила внезапная молния.
Я вдруг понял, что, уезжая домой, я должен буду расстаться с Прасковьей. А ведь расставанье — это маленькая смерть... Как не хотелось мне вновь переживать эти минуты прощания.
Что я скажу Пашке? Как мы разойдемся? Как разомкнем наши ладони? Нет, я не стал пока думать об этом: ведь мы еще вместе, и пока за нами прилетит вертолет, пока отвезет нас на станцию, пройдет еще немало времени... Этот момент наступит лишь на перроне вокзала, когда мы станем садиться в разные поезда. Она — с тетей Зоей, я — с тетей Клавой. Там кругом будет полно народа, многие будут прощаться, и, наверное, этот момент пройдет не так трогательно, не так заметно и не так больно... Я положил мобилу на тумбочку дяди Юры и сказал как можно спокойнее:
— Связь классная, прямо как дома побывал! Мамка в шоке от радости! Даже говорить не смогла...
— Еще бы! Я, наверно, вообще в обморок грохнулась бы! — отозвалась Пашка. — А моя мамка, наверно, ничего еще не знает...
— А у вас телефон есть?
— Только обычный, домашний.
— Ничего, небось, тетя Зоя уже и ей позвонила или сейчас звонит. Мамка моя наверняка теперь со всеми связалась, чтобы сообщить, что мы обнаружены.
— Даже как-то и не верится, что все кончилось... — вздохнула Прасковья, опускаясь на табурет. — Скорей бы опять всех увидеть и вернуться в прошлую жизнь...
В вагончик вошел дядя Юра и доложил, что тайга по-прежнему не хочет нас отпускать, видать, уж больно мы ей понравились. Оказалось, что вертолет действительно поломался и что за нами прилетят только завтра с первыми лучами солнца. Тетя Клава передавала мне огромный и горячий привет и просила набраться еще немного терпения и подождать до утра. Обещалась прилететь за мной вместе со спасателями. А вот тетя Зоя оказалась от нее вдалеке, на базе горноспасателей, где располагалась вторая группа поисковиков. Но ей о нас уже сообщили, и она тоже собиралась прилететь сюда завтра вместе с самолетом геологов.
Хоть мы немножко и расстроились от такой очередной вынужденной задержки, но тем не менее настроение у нас поднялось.
Я очень обрадовался тому обстоятельству, что еще одну ночь буду вместе с Пашкой, теперь вот уже в надежном месте, где не нужно будет ничего бояться и опасаться, и что можно будет допоздна посидеть у костра, попечь картошечки и повспоминать все, нами пережитое. Не знаю, думала ли так же и Пашка, ибо это осталось для меня тайной. Короче, судьба подарила нам, как бы извиняясь за все прошлые удары, еще целые сутки беззаботной жизни вдвоем! А тут еще пришел дядька Петро и пригласил нас пройти в столовую и «отобедать геологической кашки». Новость для меня, не скрою, ну очень приятная! Я взял Пашку за руку, и мы, радостные, поспешили за крепышом в защитной панаме. Ах, кабы я знал в тот момент, что нас всех ждало уже менее, чем через час! Злые силы, не сумевшие разлучить нас навеки в избушке, сделали все, чтобы ускорить наше расставание! И произошло это вот так внезапно, нежданно-негаданно, что я оказался совершенно не готовым к такому повороту судьбы, заставшему меня врасплох. И вот ведь как все получилось! Мы сидели в вагончике-столовой и с аппетитом ели перловку с тушенкой, запивая это кушанье парным молочком (оказывается, на базе жила козочка!). Я уже загадывал на то, как мы проведем остаток этого дня. Дядька Петро был рядом и рассказывал веселые истории и байки из жизни геологов (а знал он их, наверное, не меньше сотни!). А его русско-украинская (или украинско-русская?) речь делала рассказы еще колоритнее и еще смешнее. И тут в столовку вошел летчик. Он поздоровался с нами и пожелал приятного аппетита. Дядька Петро предложил и ему пообедать, но тот отказался, сказав, что скоро улетает к горноспасателям и поест уже там, так как у них на первое был сварен борщ по-украински. Услышав такое, дядька Петро безнадежно крякнул и расправил свои пышные усы.
— Как дела, парень? — летчик дружески хлопнул меня по плечу. — Так значит, это ты тогда махал нам?
— Ага! — кивнул я.
— А мы от бури тогда удирали! Ох, и гроза же была!.. Как вы ее хоть пережили-то? Мы все так волновались за вас, а помочь ничем не могли...
— Да мы в пещере отсиделись... Правда, чуть дубаря не дали... Там очень прохладненько было... — отозвался я.
— Ну, молодцы, стойкие ребята! Если бы не та буря, мы бы вас тогда еще до вечера забрали! Ну, да ничего, главное — все обошлось. Пусть уж лучше позже, чем никогда!
— Значит, Андрюха, все-таки решил полететь? — спросил пилота дядька Петро и добавил, старательно избегая акцента: — Может, все же пропустишь трошки перловочки, а то горняки, поди, борщ-то уже давно слопали...
— Нет, спасибо, Петро, надо слетать еще разок, пока погодка что надо. Пошли, лучше поможешь нам загрузиться.
— Ну, то всегда пожалуйста! — оживился геолог, вставая и надевая панаму.
— Пока, ребятки! Счастливо добраться до дома! — отдал нам честь летчик. — Уже вечером улетаете?
— Нет, только утром, — отозвался я.
— А что так?! — удивился пилот.
— Та вертушка трошки пидломалась! — встрял в разговор дядька Петро, снова щедро перейдя на украинский.
— Вот, Петро, я всегда говорил, что моя «Аннушка» надежнее этих винтов!
— Спасибо вам! У вас такая красивая форма! — сказала Пашка летчику Андрею, и эти вот ее слова дали старт нашему стремительному расставанию.
Летчику этот комплимент, видно, понравился, и он, уже выходя из столовой, вдруг неожиданно быстро вернулся и произнес:
— Слушайте, милая барышня, а не ваша ли это тетушка дежурит на базе горноспасателей? Уж больно вы похожи.
— Моя-моя! — оживилась Прасковья. — Это тетя Зоя!
— Да-да, тетя Зоя, — улыбнулся летчик. — Очень хорошая женщина. Так сильно за вас беспокоится... А не хотите ли полететь к ней прямо сейчас? Мы ведь как раз туда и направляемся. Всего часика два, и будете уже в объятиях своей тетушки, а то до утра-то еще ой, сколько времени, да и вертушку могут вовремя не починить.
— Правда?! — изумилась Пашка, и глаза ее засверкали.
— Конечно! С базы горноспасателей, может, даже до темна, если пойдет вездеход, сможете уже и до станции добраться. А там литером до Екатеринбурга. А уж там поезда всю ночь ходят...
— Верно! Летай, милая, а то эти вертушки-ватрушки подвести