- юрочкин, правда он смешной? - спросил у меня шаловливый малыш, пуляя в свору собак абрикосную косточку бабушки.
- Да не смешнее тебя и меня, - ответил я ему, подняв её и спрятав в карман, чтобы потом посадить во дворе, и вырастить для нас целое абрикосное дерево. - Все собаки своим дерзким носом и виляющим хвостом очень похожи на людей. Разве ты не замечал?
- я давно уже заметил, но только стеснялся сказать. Ведь стыдно жить человеку собакой.
- Не скажи: собаки благороднее нас. В них меньше зависти и жадности, потому что они страдают только из-за одних костей и конур. А у людей стоооолько всяких искушений.
Я глубоко вздохнул, распотягивая руки к небу, словно бы моля сделать меня в следующей жизни уличным псом.
Малыш удивился: - ты тоже страдаешь? - и вдруг испугался: - из-за нас?
- Глупости. - Я обхватил ладонью его русую макушку, и едва ли не впился в неё губами от отеческой нежности. - Как раз с вами мне стало очень хорошо.
- правду ты говоришь? - тихонько-тихонько шепнул он, боясь разбудить слегка сонную природу вокруг нас, чтобы она не спугнула то светлое чувство, что почти яво осязилось вокруг.
- Правду.
Но тут вдруг избрехался неугомонный Космос: он снова громко залаял, и даже с каким-то подхриптыванием - как будто у него уже зла не хватало на всю эту воровскую кутерьму, завертевшуюся возле него. Он лаял и не понимал, что люди берут-то по сути бесхозное, которое без надобности не в прок пропадает.
Мы уже подошли к городской ратуше, из коей угрюмые и потные мужички в чёрных костюмах выносили большие картонные коробки, и мешки, перехваченные вензелями совершенно секретно крест-накрест. Они грузили их в чёрные бронированные автомобили, с бойницами по бокам для пулемётов; а тут же из белых бронированных автомобилей такие же потные, но только весёлые мужички в белых костюмах, выгружали свои большие картонные коробки с вензелями для секретного пользования.
- неужели война? - испугался малыш.
- Не думаю, бомбёжки не слышно.
А Космос всё надрывался, выворачивая свою пасть, и живот с хвостом, словно намерялся один сожрать всю эту шайку. Тогда смелый малыш подошёл к ним поближе: - дяденьки, а чего вы тут делаете?
Старший когтями прихватил его за плечо, и пихнул ко мне: - Не мешай, мальчик!.. А вы, пожалуйста, присмотрите за сыном, а то,.. -
Что будет дальше, он не сказал; но дуло пулемёта почему-то повернулось в нашу сторону.
Тут я почувствовал болезненный тычок под бочок; и повернулся уже заранее со злостью, собираясь крепко дать сдачи, с копейки на целый рубль.
Но удивился: - Капитан Круглов! Как вы здесь оказались?
- Тише, тише, - мягко подшепнул тот, с недоверием поглядывая в сторону бронированных чудовищ и их мягкотелых обитателей. - Меня со товарищи срочно вызвали охранять ратушу.
- от кого, дяденька участковый? - немедленно встрял малыш, смачно ковыряясь в носу раздирающего любопытства.
- От всякого сброда, как сказал нам начальник полиции.
Мне стало обидно: не так уж, чтобы совсем, но на языке зачесалось – хотелось подойти туда настоящим героем и плюнуть погуще прямо в лупатые фары. - Мы не сброд, а народ.
- Вот то-то и оно – вы же их и выбрали себе на шею, - съехидничал капитан. - Не понял ещё? – власть меняется после выборов. Те собирают свои манатки, а эти на их место спешат.
- дяденька участковый, а что в коробках?
Тот усмехнулся: - Взятки, наверное, деньги. Подарки там разные, и компромат… Космос, ты ближе всех подходил – что учуял?
Пёсик, нежно ластившийся к ногам своего хозяина, сразу оскалился и зарычал: - Гав! Гав!
- Собаку-ищейку не обманешь, - погладил своего карликового волкодава хвастливый Круглов. - Она криминал за версту чует.
Малыш, бурно каруселивший вокруг места преступления то туда, то сюда, тут же застрял возле ног участкового, заглядывая тому в глаза вместе с пёсиком Космосом. Мальчишка был похож на крохотное солнце, а пёсик на маленький космос, и казалось будто вся вселенная смотрит в очи Маю Круглову, ожидая его важных распоряжений.
А капитан стух, упрятался в плечи, сконфузился: - Ну что вы так на меня уставились? Я даже не имею права потребовать у них документики, а не то что открыть коробки. Ведь это всего лишь наши подозрения, и ни одного фактика на руках.
- дааа, - протянул укоряюще малыш, нанизывая на тоненький голосок свои толстые обиды, - а когда мы строили цирк в посёлке, то вам не нужны были фактики, и вы сразу встали на сторону циркачей.
- Не обманывай! - надув губы как ребёнок, возмутился Май. - Я просто был ко всем справедлив, ты вспомни. Отец, подтверди.
- Угу.
Меня так развеселила их мальчишеская перепалка, что не хотелось вступать в пререкания. С капитаном меня связывали братские мужицкие узы, но и с малышом ещё крепче стянула отеческая пуповина – я теперь не мог себе выбрать из них настоящего кумира, чей портрет повесить на стенку.
- Что угу? Вы мне не верите?! Ну тогда смотрите!
И расстегнув на две верхних пуговки китель, Май шагнул вперёд прямо на пулемёты:
- Предъявите, пожалуйста, документы!
Не знаю, как это объяснить, но меня тряхануло от милицейского голоса. Вдруг показалось, что будто я пришёл в революцию, за совесть и справедливость - а вместе со мной и с народом туда же пришла армия, флот и милиция, прежде прикормленные ложью да лицемерием, но теперь уже наши навечно.
- дяденька участковый, не на-ааадо, - заканючил малыш, и потянул того за обшлаг, едва ли не отрывая золотые пуговки.
Но было уже поздно. К нам спешным шагом подошли разбираться два строгих костюма – от белых и чёрных. Казалось бы, при смене власти они должны стать врагами, злыми антагонистами: но тут почему-то взялись за руки как в детском саду, и даже пропели в унисон:
- А в чёооом дееело?
Капитан немного смутился, потому что от жгучей обиды на нас с малышом, не успел придумать повод для своей закавыки. - Да понимаете, тут поступили сигналы из ближних домов - люди-то видят с балконов и окон, что вы тут коробки какие-то грузите, нельзя ли проверить.
Сейчас в этом широкоплечем, кряжистом, мощном – или как там ещё сказать – теле – вспыхнуло столько застенчивости, сколько и в невинной девчонке после первого поцелуя. И это была отнюдь не трусость, а просто обыкновенный стыд рядового войны от неумения общаться с генералами тыла. Не то что на ушах, а даже на крепких скулах капитана Круглова выступили красные пятна неловкости.
И костюмчики это сразу почувствовали: одёрнулись, расправили фалды, и поправили галстуки.
- Мы вам не обязаны предъявляться, - горделиво и злонравно бросил чёрный костюм, словно тяжёлый камень, едва не отбивший ногу. - У вас есть начальник, который вам приказал охранять – вот и делайте своё дело. - Он видно, был очень недоволен тем, что приходится покидать тёплое место, и удобную вешалку.
Зато белый костюм рад-радёшенек такому фавору в своей личной судьбе; он весело хмыкнул и примирительно кукарекнул:
- Да не петушитесь вы из-за мелочей! народ имеет право знать несекретные тайны своего руководства. - Белый костюмчик ещё раз широко улыбнулся, и быстренько принёс какую-то коробку с простенькими вензелями для общего пользования. - Смотрите, пожалуйста – у нас больше нет тайн от своего народа. - Он тут же к слову ехидненько укольнул, исподтишка поглядывая на чёрный костюм: - Хотя раньше, до смены власти, секреты действительно были. А зря – может быть, не пришлось бы собирать вещички на выход.
Чёрный зло посмотрел сначала на него, потом на нас с капитаном, и с яростью плюнув в лицо асфальту, гордо удалился.
А в коробке не оказалось особенных тайн: обыкновенные серые документы – указы, депеши, распоряженья – серо испечатанные серыми буковками.
- Ну и стоило из-за этого такой шум поднимать, - укорил меня Май Круглов, больше уже ни на кого не обиженный, и хотел оглянуться где же мальчишка.
Но тот сам словно маленький ужик выполз из-под его локтя, держа во рту, образно говоря, большую и вкусную добычу-лягушку: - а мы и не поднимали, мы тихонечко спёрли, - шепнул он, зорко посматривая по сторонам в опасении неприятных врагов.
Я возмутился подобной наглости: - Что это ещё за спёрли? Надо говорить – взяли, позаимствовали, или в крайнем случае, позычили. А ты тут ругаешься,..
- тише-тише, - засуетился малыш, прихлопывая себя по коленкам.
- Погоди со своими нотациями, - перебил меня и Май. - Чего это они там могли спереть?
- а пойдёмте покажу, - и мальчишка шустро нырнул в густые кусты, где над грязным задрипанным, но толстенным мешком, уже глухо поскуливал восторженный пёсик.
Осторожно продравшись, чтобы не покарябать свой новый китель, капитан Круглов возмутился, наступив блестящим туфлём на такие же восторженные собачьи какашки: - Космос, если ты так сильно радуешься, значит, опять в какую-то авантюру попал. Признавайся.
- нет, он молодец, - заступился за хвостатого друга глазастый мальчишка, - и это не авантюра, а настоящие сокровища.
Он распахнул перед нами грязный мешок, в котором, казалось мне, набита грубая бомжеватая ветошь. Но там были деньги – в пачках да россыпью. Мильённые денежки.
- откуда-аах?! - потеряв голос басистого капитана, ахнул обыкновенный небогатый участковый, когда-то давно родившийся из бедной рабочей косточки.
Я же просто онемел. На эти деньжата мы с любимым сыночком могли бы купить нам шикарный дом, и тот вездеходный мотоцикл, о котором мечтал я сто лет, даже ещё не родившись.
- да мы у этих спёрли. - Малыш почти танцевал от радости, ожидая высоких похвал и ящик мороженого.
- Как же вы догадались? - наконец-то прорезался капитан, перестав смешно кукарекать.
- а мы не гадались, это Космос почуствовал, наверное носом.
Богатство. И никто из нас не знал, что с ним делать.
[justify] Мальчонка, видать, очень надеялся на своих взрослых товарищей: но в моей, да и в милицейской голове тоже, проскакивали – нет, соблазнительно и
