"Это вам - не Агата Кристи!.."

видеозаписи, – Назаров постучал себя по ободку на голове, на котором была закреплена видеокамера. – И наши протоколы. И уж поверьте: наше дознание – цветочки по сравнению с тем, что вам, да и всем нам, предстоит пережить. Не исключая и меня.
Причём меня как раз – в первую очередь. Как облажавшегося командира.
Поэтому просто повторите то, что вы нам рассказали. С самого начала.
– Чёрт вас возьми, лейтенант! Да я вам уже три раза всё рассказал! И с начала, и с конца, и с середины! Думаете, я совсем тупой, и не знаю, как проводятся допросы? Вы специально повторяете одни и те же вопросы, думая, что если это я их грохнул, рано или поздно я понервничаю, запутаюсь, и в чём-то ошибусь! И начну сам своим показаниям и противоречить! Нет уж. Я скажу то, что и сказал в самом начале: встал чтоб по…ать, увидал на обратном пути через дыру – Томера. У …едиков. Удивился, вплыл к ним… Вот и всё. Да и если бы это я их – за…бенил! – на кой бы … мне орать?!
От излишней хитро…опости?!
Назаров позволил себе чуть усмехнуться:
– На самом деле то, что вы нервничаете, Анджей, и даже пропотели насквозь свою рубаху – как раз может говорить в вашу пользу. Потому что убийца вёл бы себя совсем не так. Он бы нас на … не посылал, а наоборот: скрупулёзно и последовательно, терпеливо и спокойно, одними и теми же словами повторял одно и то же. Как бы давая этим понять, что уж ему-то по этому поводу беспокоиться и нервничать, точно – незачем!
– Ну, спасибо, прямо гора с плеч! – иронии и желчи в тоне начальника бурильщиков не заметил бы только стул, на котором он сейчас сидел, ухватившись обеими ладонями за боковины сиденья, – Так, значит, я не убийца? Вот уж потрясающая для меня новость! А то я сам её не знал!
– Вот уж нет. Я вам ничего такого не сказал. В-смысле – что вы – не убийца.
Я просто сообщил, что ваша реакция на допрос не такая, как могла бы быть у вероятного преступника. И вся ваша злость и бравада может быть просто, вот именно – признаком хитро…опости, как вы изволили выразиться. Да и вспотеть не так уж и трудно, напрягая мышцы, и подделав таким образом и моторику тела. Так что подозрения с вас не сняты. Хотя допрос на настоящий момент и окончен. И я официально запрещаю вам говорить с остальными людьми о том, о чём мы беседовали с вами. И прошу пока оставаться здесь, до того момента, как мы закончим беседовать со всеми. – Назаров щёлкнул кнопкой диктофона, через секунду услышал и второй щелчок: штурман тоже выключил свой.
Командир сказал:
– Не для протокола. Не злитесь, Анджей. Вы отлично понимаете, что до выяснения всех обстоятельств самоубийства и убийств моя обязанность – подозревать всех.
После гнетущей паузы Анджей словно очнулся. Покачал головой:
– Ладно, сэр, проехали. Я понимаю: работа такая. И я не в претензии. – он первым протянул руку. Назаров пожал её.
 
– Нет, ничего такого «особенного» в их поведении… И взаимоотношениях я не замечал в последнее время. Только разве что… Ну, как только они поняли, что скоро смогут… Ну, это… Предаваться своим утехам снова, наедине, совсем распоясались! Уж и посматривали друг на друга, и за ручку нежно так придерживали, и глядели… Сволочи. – чувства в голосе Гуннара не позволяли усомниться в его подлинных чувствах к «семье» учёных, – Простите, сэр: нельзя так о мёртвых. А вот Томера жаль. Да только сам он – баран! Не …рена было прикалываться, и плотоядно поглядывать на этого идиота Валкеса.
Ещё и подмигивая!
– Так вы считаете, что это именно Томер своим необдуманным и вызывающим поведением спровоцировал то, что произошло?
– Ну… Утверждать вот так, совсем уж категорично, я бы не стал, конечно… Но то, что он и сам нарывался, и козла Валкеса подставлял – так это сто процентов! Думаю, он получал с этого, ну, с того, как бесится доктор Хейдигер, реальный кайф!
– Как вы думаете, для чего он всё же делал это?
– Ну… – пожилой бурильщик пошкрёб подбородок, на котором имелась чрезвычайно густая и курчавая седоватая – он не красил её принципиально! – борода, – Думаю, что всё же не для того, чтоб и правда – отбить этого козла у этого козла. А типа – для развлечения. Всё равно заняться-то у нас в последнее время было особо нечем! В качалке не покачаешься, в телезале не посидишь… Не  корабль же! А тут… Всё работа, да работа. Пусть и по обустройству… Э-эх… Но мы ведь уже почти закончили с этим, сэр?
– Да, Гуннар. Почти закончили. И теперь, ваша правда, времени у нас будет куда больше. Вот и прошу вас: и сами не занимайтесь такого рода «развлечениями», и своих младших коллег постарайтесь отговорить. Мы все видели, к чему это может привести. При всей кажущейся «невинности».
– Да, командир, сэр. Вижу. Уж не сомневайтесь: я так дурить не буду. И ребятам скажу.
– Вот и отлично. А сейчас хочу вам напомнить, что о нашем разговоре вы никому не… – Назаров повторил то, что уже сказал Галопану и Полонски, про себя думая, что ну вот не подкопаешься к старику. Ведёт себя в меру спокойно, и в меру волнуясь. Руками, сложенными на коленях, как бы нервно перебирает, и стряхивает несуществующие пылинки и соринки со штанин. Словом, старается и следствию помочь, и на себя подозрения не наводить. На одни и те же вопросы отвечает одно и то же. Хоть и разными словами. Но – не сбивается, и не пузырится, как Анджей, вероятно, считающий себя частично ответственным за произошедшее: ну как же – не уследил! Это его человек позволил себе… Злую шутку.
А с Расмуссеном… Тупик.
И пусть показания интеллекта у старика не слишком, но хитрости и «жизненного коварства» на чисто бытовом уровне это вовсе не исключает!
Так что от подозрений в адрес изобретателя «голосов» вредная и дотошная натура лейтенанта не избавилась. Но позволить им взять верх над доводами логики и рассудка нельзя. А сейчас нужно снова сосредоточиться и постараться быть нейтральным и спокойным.
Впереди ещё один допрос.
 
Допрос Огюстена, если честно, дал ещё меньше, чем Гуннара.
Сорокалетний бурильщик, ровесник самого Назарова, отвечал спокойно, собранно. Лишних слов не употреблял, всё говорил по делу. Руки, опущенные тоже на колени, держал в волейбольном замке, не потел. И вообще своё волнение никак не показывал. Олег подумал, что если опять-таки следовать законам детективного жанра, так Пьер – идеальный убийца. Фигура стандартная, рост – средний, лицо невыразительное. Неразговорчив, незаметен. Классический типаж «секретного агента»: ничем не запоминается и не выделяется. Никто его ни в чём «странном» или предосудительном не замечал, говорит он реально мало, и всё больше по делу, а с «семьёй» учёных вообще не общался.
Однако после того, как со всеми формальностями было покончено, и ответы на типовые вопросы получены, и Назаров, стараясь скрыть разочарование, собрался уже щёлкнуть выключателем диктофона, Огюстен жестом остановил его:
– Ещё минуту, командир.
– Да, Пьер?
– Хочу сказать кое-что. Сам. Конечно, непосредственного отношения к трагедии оно не имеет… Но может иметь значение в контексте прояснения реальных взаимоотношений у нас, здесь. Среди спасшихся и выживших.
– Я вас внимательно слушаю, Пьер.
Огюстен нагнулся чуть ближе к Олегу, и жестом предложил тому поднести диктофон поближе к его лицу. После чего заговорил вполголоса:
– Если честно, я вначале был просто убит, буквально потрясён до глубины души: у нас – и такая трагедия! Мне не верилось, что простые подколки, пусть и весьма ехидные, могут довести ревнивца до вот такого! Но до того, как вы выгнали всех из каюты с трупами, я кое-что всё же заметить успел.
Так вот. Лазер якобы выпал из руки доктора Хейдигера после того, как он совершил самоубийство. – бурильщик взял паузу, и Назарову пришлось чуть подогнать его:
– И – что?
– Да то, что это – полная чушь! Не стал бы Хейдигер убивать себя. Во-всяком случае – так! Потому что он – левша! А лазер выпал – из правой!
И вот ещё что. Оно представляется мне даже более существенным, чем ошибочка с рукой. На лице у доктора Валкеса застыло выражение… ну, блаженства, что ли. И там совсем не видно было, что ему больно, или он предчувствует свою смерть! А такое может быть, только если он… Находился под кайфом. Ну, или очень крепко спал! То есть – я так предполагаю! – что кто-то дал ему лошадиную дозу снотворного! – Огюстен замолчал.
Назаров помолчал, глядя в широко раскрытые глаза бурильщика. Спросил:
– Так вы полагаете, что это – убийство?
– Конечно! А что же ещё, сэр?! Какая-то сволочь очень расчетливо решила воспользоваться сложившейся у нас ситуацией. Напряжённостью между людьми. Ведь этот идиот Томер нагло и неприкрыто подначивал доктора Хейдигера, и подмигивал при всех этому… Валкесу. Ну вот кто-то и подстроил всё так, чтоб выглядело, как будто Хейдигер приревновал своего партнёра, убил его в запале чувств, и его будущего любовничка заодно! Ну а потом, якобы устыдившись, и раскаявшись, покончил и с собой!
– Интересная теория. – поняв, что Пьер продолжать не собирается, Назаров решил внести ясность, – И некоторые факты, вроде, действительно свидетельствуют в пользу вашей теории. Я знаю, что доктор Хейдигер был левшой. И предсмертную «улыбку» доктора Валкеса  так возможно объяснить. Но вот какая проблема.
Всегда для столь серьёзных нарушений Закона нужен какой-нибудь очень убедительный мотив. Повод. Ведь никто просто так убийства не совершает! И что же, и у кого, по вашему