Мой Суворов

кипятком в термосе. А в обед на работе каша уже готова. А мама так же травы иногда заваривает. Наверное, когда в печке томится, чем-то похоже получается...

37. ВРЕМЯ КАТИТЬ БОЧКИ

Покончив с дровами и разогрев печь, Корней Климович попросил помочь ему в погребе. Там на деревянном настиле лежало на боку несколько «дырявых» бочек: между досками виднелись заметные щели. Сначала Никита подумал, что бочки рассохлись и развалились. Но дощечки и обручи выглядели достаточно свежими и аккуратными. И он решил выяснить, что же с ними не так.
- А в них мы запасы храним, - пояснил прадед, похлопав ладонью один их бочонков. - В одних корнеплоды, а там, где холстина видна, крупы разные.
- А щели зачем?
- Как же зачем? Чтоб дышали. Они ведь и здесь жить продолжают. А задохнутся - сгинут.
- Но в глубину такой бочки разве дойдёт воздух? - усомнился мальчик.
- Сам по себе не дойдёт, - согласился прадед. - Но ежели прокатить бочку вполовину, запасы другой стороной перевалятся - и, глядишь, там тоже подышат. Так ни слежаться, ни запреть они не успеют. А время спустя достанем - и проверим, все ли они в порядке. И проветрим заодно понадежнее.
- И сколько спустя? - поинтересовался Никита.
- А это по содержимому решать надобно. Кому-то месяц хватает, а с кем-то почаще водиться приходится.
- А как часто вы бочки катаете?
- Утром разок и разок вечером.
- Так часто? - удивился мальчик.
- А ты как часто дышишь? - прищурился прадед. - К тому же мы так от жучков сберегаем запасы. Им правило одно прописано отроду: ежели половину суток крупы никто не тревожил, значит там поселиться можно и потомство себе отложить.

После всех объяснений они дружно перекатили бочки. Потом Корней Климович снял со стены пару небольших берестяных коробов, чем-то похожих на длинные, узкие барабаны. А остальные барабаны, подвешенные под углом на веревке, развернул в другую сторону. Видимо, тоже, чтобы никто поселиться не вздумал. Наконец, закончили все дела и поднялись на свет. Осталось только заглянуть в кухонную кладовку.

38. ПОХЛЕБАЕМ ХЛЕБ

В кладовке уже висело несколько барабанов. Видимо, в них хранились крупы на повседневные нужды. Когда их трясли или разворачивали, звук был чем-то похож на детские погремушки. И Никита про себя так их и назвал, подумав, что дома что-то похожее тоже стоило бы сделать.

На выходе им встретилась бабушка Арина с большим глиняным кувшином. И мальчик решил немного с ней пообщаться, заодно поучиться чему-нибудь. За разговорами бабушка что-то готовила на ужин. А Никита задавал вопросы.
- Крупу мы водой теплой зальем, - поясняла бабушка, опустошая наполовину кувшин. - В меру горячей, чтоб рука терпела. Зерно податливое целым замочим, а твердое и крупное размолем наперёд в ступке или жёрнове. А после укутаем, чтобы хлеб наш дозрел.
- Какой же это хлеб? - удивился Никита. - это же каша жидкая.
- А хлеб от чего так прозвали? - ласково спросила Арина. И сама ответила: - Оттого, что хлебали его. А как же твердое хлебать?

Хлеб-похлёбка потихоньку дозревал. И бабушка решила сдобрить его для Никиты сушеными ягодами, слегка перетертыми в ступке.
- Всякая ягодка, всякий орешек и всякое зернышко много чего от природы приняло, сохранило, сберегло. - поясняла она, бережно откладывая ступку. - Если взять с любовью и благодарностью, присмотреться, прислушаться, запахам, вкусам внимательно внять, то стольким они поделятся, что тебе и тело, и душу сполна насытят. И с пользой большой и на долгую радость.

Дошла очередь и до трав, висевших ровными рядами в марле под потолком. Так же, как и ягоды, их высушили на солнце, и после убрали на хранение. И теперь в любое время года можно было приготовить ароматный лекарственный чай.

Остатки воды,что принесла в кувшине бабушка, пошли на приготовление чая.
- Вот постоит травка или ягода, разомлеет, - с улыбкой говорила Арина, накрывая чайник полотенцем, - и с нами поделится всем, чем напитали ее Солнышко и земля-матушка.

Никита задумался. А ведь так, наверное, можно и дома оживлять воду? Только травы надо подальше за городом собрать. ...А хорошо было бы отсюда что-нибудь привезти! Попросить, что ли бабушку, помочь со сбором трав? Или деда Ромашку? ...Нет, лучше Алёну попросить! Точно! Завтра же утром!

39. СЛЁЗЫ НА ВЕТРУ

Никита всё чаще стал бывать у Алёны. И она не раз заходила к нему в гости. Они дружно и весело играли в разные игры, заводили незатейливые беседы. Помогали друг другу по дому, если что надо. А иногда просто молча сидели у окна, наблюдая, как дождик шлёпает по листьям деревьев и по стёклам стекают длинные капли. С Алёной всегда было очень хорошо, легко и спокойно. И тепло на душе.

Но сегодня ночью дождь пошел совсем некстати. А на утро заметно похолодало. И было очень сыро и ветрено. О сборе трав, по крайней мере, пока пришлось забыть. Но Никита все же пригласил Алёну на прогулку. Одев куртки и резиновые сапоги, они отправились в ближний лесок. Дорожки местами немного развезло, но, если не зевать и смотреть под ноги, пройти было можно.

Шли в основном молча. Говорить совсем не хотелось. Наверное от того, что как-то внезапно накатило гнетущее чувство скорого расставания. Уже через пару дней должен был приехать отец и забрать Никиту домой. И от этой мысли у него невольно навернулись слезы. Не успев вовремя отвернуться, он поспешил хоть как-то оправдать свою слабость:
- Глаза на ветру слезятся что-то, - смущенно сказал мальчик. - Наверное, оттого, что не выспался...
- Наверное, - грустно ответила Алёна. - И я тоже, наверное, не выспалась. У меня тоже слезятся...

Дошли до речки. Вьюшка стала немного мутной, и по воде то тут, то там проплывали опавшие листья. Промокшие ивы печально опустили к воде свои тонкие ветви. И казалось, будто весь лес сегодня грустит, роняя со своих ветвей тяжелые капли. Он, наверное, тоже очень не хотел расставаться...

Жаль, что эту прогулку нельзя было продлить бесконечно. Жаль... Затянутое тучами небо начало быстро темнеть. Они уже успели промокнуть и совсем замерзли. Нужно было возвращаться домой.

От предложения Алёны и ее мамы зайти и согреться горячим чаем Никита всё же отказался. Просто дома его уже потеряли, и бабушка Арина наверняка очень переживала. А Люся серьезно поглядела на него и на Алёну, потом сбегала в свою комнату и принесла маленькую вязаную куклу с глазами-бусинками.
- Тита, ня. Это Ёна. Бии с собой.

Она крепко обняла куклу и протянула ее Никите. Похоже, эта маленькая Ёна была ей очень дорога. Но она подарила ее не колеблясь.

40. ПРО НЕГО НАСТОЯЩЕГО

Весь оставшийся вечер все мысли были только о скором расставании с Алёной. И о том, как невыносимо долго придется ждать следующего лета. С этими мыслями он так и заснул незаметно. Но почему-то в эту ночь ему приснилась не эта девочка с красивыми серыми глазами. И даже не тот печальный лес, роняющий капли вчерашнего дождя. А приснился ему Суворов. Нет, не тот, чей портрет он видел на обложке. А тот Суворов - суровый, мудрый, плечистый и рослый, о котором рассказывал прадед...
***
В ночном лесу, на большой поляне жарко горел костер. У костра грелись солдаты - кто стоя, кто сидя на поваленных бревнах. Яркий огонь мерцающими бликами отражался в потертой броне и побитом оружии. Неподалеку храпели привязанные на постой кони. А рядом раскинулись ровные ряды палаточного лагеря. Кто-то подходил к костру, кто-то, согревшись, возвращался в палатку в надежде заснуть. Лишь один воин стоял неподвижно, зорко следя за всем, что происходит вокруг. Был он почти на голову выше других и заметно шире в плечах. Косматый, с густой бородой, грозный взгляд из-под тяжелых бровей. И в то же время спокойный и безмятежный. Ясно было, что он здесь старший, он - воевода.

К костру подошли еще несколько солдат. Уложив щиты и мечи, они подвинулись ближе к огню. Вид у них был измождённый. И лишь горячие языки пламени упрямо румянили их усталые лица. Один из воинов встал и, нерешительно помявшись, подошел к воеводе.
- Скажи, батюшка Суворов, мне неразумному, - начал он с поклоном, - Вот мы одолеем Галготу, побьем галлов. А после всё готам достанется? Империя-то за них нынче воюет, а русов не ставит ни во что! Так пошто́ же нам жизни свои за чужой народ и землю чужую отдавать?

Суворов строго поглядел на солдата:
- Не бывает чужой земли. Та земля, где любовь и доброта - она везде родная. А коли мертвая земля, мы жизнь ей вернуть обязаны. Земля нас кормит и делится всем, чем богата. А значит и мы перед ней в долгу. Победу одержим, мир восстановим. А там и добро пробудить сумеем, сердца людские разбудим. И землю чужой тогда называть не придется.

И положив по-отечески руку на плечо солдату, Суворов добавил:
- А что до этих готов... Ныне, когда Русь-матушка в руинах и снегах глубоких, выпало нам пойти с теми, кто меньше вреда нам про́чит. А иначе совсем худо земле нашей будет. А мы хоть и под чужими знаменами, воюем за Русь. За будущую Русь, светлую и великую!

Солдаты притихли, отошли в сторонку. Долго о чем-то шептались. А потом тот, что говорил, подошел снова к Суворову.
- Батюшка воевода, - сказал он с поклоном, - Мы за тобой на любую битву пойдем, не убоимся и усомниться не помыслим. Ибо верим мы в тебя, как в отца родного, и до самого конца верны тебе будем!

Ничего не сказал воевода. Лишь обнял крепко солдата. А поутру все воины до одного, умывшись живой, студеной водой, в полной решимости встали в ровные ряды, готовые пойти в бой за нашу родную землю, за наше будущее, за светлую Русь...
***
Никита проснулся. Сел. Да, удивительный сон, совсем на сон непохожий... А что, если как-то