Огнегривый воитель уже тянется поднять его, но куда ему поспеть за вороватой кошкой, имеющей пунктик по части всего неизведанного, мистического и в особенности, бесхозного. Приближая находку к свету, она вращает и аккуратно перехватывает предмет, размышляя на ходу об остроте каждой выступающей части орудия за исключением центра рукояти. Судя по засохшей на них крови, острые края гарды не являлись повреждёнными подобно нескольким дюймам сохранившегося лезвия, напротив — эфес имел сразу несколько небезопасных элементов для погружения оружия в плоть носителя. Сверкая линзами в фиолетовом свете пещер, Тенебрис восклицает, что данное оружие питается кровью. Клинок был средоточием скверны, вне всяких сомнений, но куда больше мурашек по спине вызывало желание сей скверны противодействовать демонам. Поглощать их. Жизнь в Подземье либо для крепких духом, либо для хилых рассудком…
Выслушивая изыскания автоматона, Персиваль подаётся вперёд, в несколько прыжков добираясь до мёртвой туши, в надежде обнаружить больше примечательных вещей. Благодаря молитвам Аханы, светящиеся пузырьки липли на лезвие обнажённого меча, медленно скатываясь по лезвию. Высветляя пространство вокруг демонического остова. В крупных ячеистых провалах здешней почвы становятся видны кости и следы разложения множества существ находящихся под землёй. Парень продвигается дальше. Горка позади демона оказывается кучей черепов сквозь которые произрастают местные грибы. Острие вытягивается вперёд. Свет выхватывает тело мёртвого человека, наполовину устланное грибными шляпками. Природа находит свой путь и плевать ей на подобные уродливые мелочи. Взмах! В сторону Персиваля устремляется множество щупалец, бессильно выстукивающих кровожадную песнь по щиту и латному нагруднику!
Волна, ужасная и всеобъемлющая прокатывается по пещере. Со всех сторон, насколько хватает глаз, грибы приходят в движение. Выбрасывая вперёд жгутики, целый вал фиолетовых шляпок надвигается размеренными рывками, а мы, в свою очередь, сломя голову припускаем дальше, пытаясь спастись от чудовищного нашествия щупалец.
Пещера резко сужается, образуется давка. Продвигаться крупной группой не позабыв кого-либо позади становится проблематично. Утыкаясь в ветвящиеся каверны мы то и дело сталкиваемся, попутно отбиваясь от медленно надвигающейся угрозы. Ханаан повторяет свой фокус — топает ногой, возникающие на земле рытвины замедляют преследователей, а девушка проносится мимо меня в один из тоннелей, наткнувшись там на вопящий гриб. Отвратительный визг нарастает, отражаясь от стен. Недовольно зашипев, Тенебрис уничтожает рвущие уши грибы меткими выстрелами из арбалета, но на чародейку уже надвигается топот из глубин пещеры. Мы сдерживаем ползучую мерзость, а крик Ханаан призывает нас двигаться уже назад. Часть группы скрывается в стороннем проходе, откуда в лицо слабо плещет лёгкое дуновение ветра. Чародейка проносится мимо меня во второй раз, а из-за поворота позади неё возникает гуманоидное существо с обвисшей кожей, жутковатыми заросшими глазами и какой-то опасной корягой в руке. В голове щёлкает, описание сходится, но... не таких существ я представлял себе, когда милая тавернщица называла меня троглодитом.
Боль и погибель надвигаются со всех сторон. Место одного поверженного гуманоида занимают двое, тут же привечая меня шипастой дубинкой по руке. Боль тупая, нервирующая, сбивающая мысли в кучку, а позади троглодитов несутся ещё два их уродливых близнеца, возглавляемые самкой. Если судить по ужасным синякам и тому как долго саднили лёгкие после встречи с её оружием, патриархатом у них и не пахло. Сложно сказать какими ещё ушибами и травмами я бы разжился, если бы не доблестные Эльдет с Джимджаром, вставшие рядом единым фронтом. Истощённые фигуры пещерных обитателей осыпаются наземь за какие-то секунды, стоило численному превосходству стать не таким подавляющим.
Тем временем щит Персиваля жалобно скрипел. Товарищи сдерживали буйный змеиный клубок, из глубин истерично копошащихся отростков периодически возникал огромный клюв, вознамерившийся добраться до еды, чуть только получится расколоть плотную скорлупу доспеха. По крайней мере так я это себе представлял после — будучи уже смертельно раненым чудовище спасалось бегством и ползло мимо меня, оставшегося в полнейшей темноте. Когда светящийся клинок появляется из-за поворота, возвращая свет в мою мрачную жизнь, Оно уже лежало мёртвым, после одного единственного пинка направленного страхом или отвращением, но точно не меткостью.
Пыль боя оседает. Не без удовольствия проходит традиционный ритуал подсчёта пострадавших, останавливаясь на цифре ноль. Опасность позади, а узкие проходы перед нами всё больше расширяются. Опять. Сталактиты нависают над головами, ноги вскидывают вверх лёгкие клубы каменной пыли, а шагам вторит скромный говор горного ручейка. Глядя на то, каким инициативным сегодня стал Шуушар, я мысленно смеюсь над тем как близость к дому способна вдохнуть энергию даже в гранитный камень. Пробуя мутную воду, куаотоа замирает и выдерживает паузу, возвещая — “Тёмное Озеро близко уже!”. Ахана тут же припадает к тончайшей струйке воды, гладит её как питомца и одухотворённо делится осколками своей тоски, размышляя как было бы здорово увидеть широкие, полновесные воды по которым так истосковалось сердце. Именно поэтому необходимо ускориться — игнорируя ноющие раны и слабое головокружение я первым призываю друзей двигаться дальше. Очень хочется оторваться от преследователей раз и навсегда. Ко мне прислушиваются. Темп возрастает, постепенно награждая меня за рвение новыми и новыми оттенками серого камня и мрачных сводов.
За скальным коридором группу ожидал широкий берег вод, уносящихся необозримо далеко. Потолок проваливался ввысь, подобно бескрайнему небу и если бы не каменные арки обволакиваемые туманной дымкой и не флюоресценция грибов как единственный источник освещения, картина сошла бы за обыкновенное надземное озеро в безлунную ночь. Мы движемся по самому краю, другой берег водоема не дано узреть даже самым зорким из нас, а дорожка оказывается тем же изогнутым лабиринтом, что и раньше, просто вместо стен нас ограничивала узкая кромка суши. Обгоняя остальных, водяная эльфийка припадает к озёрной глади едва берег становится устойчивым. Тёмное зеркало покрывается нервной рябью, предупреждая о множестве секретов надёжно погребённых где-то в мутных глубинах, тайнах обязанных остаться под водой как бы вежливо девушка к нему ни обращалась.
Минуты тянутся, выходя за пределы дозволенного. В повторении изгибов скалистого берега я перестаю находить отличия, как если бы мы ходили кругами многие часы. Арки, валуны, трещины земли и вздыбленные камни, шелест, шорох и шёпот дыхания убаюкивают, пока их разом не перекрывает отвратительный писк. Спокойствие сгинуло, звук заполняет голову целиком, а ход времени издевательски копирует мою походку, начав спотыкаться. Желеобразный воздух усложняет движения, камни сотрясаемые ступнями отпрыгивают назад. Выталкиваемая подошвами почва проскальзывает обратно под стопу. Пространство вокруг, напротив же — становится отзывчивым и податливым, взывая к чему-то поселившемуся внутри не так давно.
***
Лодки! Лодки плывут пред мысленным взором! Странное, как будто и вовсе не моё чувство, вопрошает, хочу ли я увидеть больше, не струшу ли услышав глас судьбы? Наваждение повторяется и в его самой сердцевине опять движутся лишь четверо — я, Тенебрис, Ахана и Персиваль. И Ханаан? Заклинательница неловко переминается на рубеже видений, не страдая ни от внутренней борьбы, ни от внеземного наития. Девушка озирается, опасливо поглядывая на собственные руки, словно ждёт развития событий и не желая задерживать новую подругу, простодушный Джар'Ра разрешает потустороннему чувству накрыть себя с головой. Когда безумная энергия охотно опускается покрывалом рисунков и образов, фигуры Персиваля и Аханы отдаляются, как будто решили увернуться от узоров застилающих взгляд видениями лодок.
Пока отстающие судёнышки рывками выталкивались вперёд ударами вёсел, центральное вело их благодаря магии, позволяющей донышку гладко скользить по самой поверхности. На его носу отчётливо был виден заклинатель, воздевающий над головой посох, увитый росчерками алого. Словно во сне, мой взор прокатывается сквозь ряды, замечая Тенебрис и Персиваля, себя, а затем и Ахану, лежащими на дне лодок. Одурманенные узники, скованные путами сна. Тогда ещё при нас было куда больше личных вещей и одежды, а синяки не успели разукрасить запястья.
Гребцы переговариваются. Они спрашивают заклинателя о месте назначения, озабоченные судьбой пленников. На одеждах этих людей видны знаки отличия — броши, заколки, нашивки, одновременно слишком мутные, но при этом сверкающие неявной для меня значимостью.
Человек с посохом достаёт свиток, предпочтя ответам изучение схематичного изображения. Чертежи некоего устройства усеивает ворох колдовских символов. Стоит сознанию Тенебрис подле меня заметить механизм, как тут же пергамент обращается единственным отчётливым островком ясности, показывая рисунок — примитивное обозначение пары существ, каждое из которых заполняло свою сторону внутри двух сообщающихся капсул. Подписи указывают на заклинания, способные воплотить ритуал, переплетаясь в определённом порядке. Нити из символов несутся перед глазами, приходят в движение, переплетаются, рвутся, беснуются, охватывая всё вокруг.
***
Видение разрушается. Мы отдаляемся и выпадаем из транса, поодиночке приходя в себя. Меня мутит, голову пронзают отчаянные боль и головокружение. Не справившись с накатившей слабостью я припадаю на колени, ощущая привычное тепло и пощипывание крови, хлынувшей через нос. Словно в детство вернулся…
[font=-apple-system, BlinkMacSystemFont, Tahoma, Arial,
