Ночь на 22 июня.

наверняка, было ещё нельзя.
- Как вести себя с финнами? - спрашивает Арсений Григорьевич. - От них летают немецкие самолёты к Полярному.
- По нарушителям нашего воздушного пространства открывайте огонь, - был ответ главкома Кузнецова.
- Разрешите отдать приказания?
- Добро.
  В Севастополе на проводе начальник штаба И.Д.Елисеев.
- Вы ещё не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность?
- Нет, - отвечает Иван Дмитриевич.
  Главком Кузнецов повторяет ему, что приказал Трибуцу и Головко.
- Действуйте без промедления! Доложите командующему.
  Они ещё не знали в ту минуту, что от первого столкновения с врагом Севастополь отделяло менее трёх часов.
  После разговора с флотами сложилась уверенность, что машина завертелась. В кабинет заглянул снова Галлер. Он спросил "Что нового?" и получил ответ об указаниях, полученных от наркома обороны. Больше всего главкома тревожило положение на Балтике, а Лев Михайлович Галлер - старый балтиец. Стали обсуждать с ним в каком состоянии там наши силы, смотреть карту...
  В те минуты, как теперь известно, на вражеских аэродромах возле границы уже подвешивали бомбы к самолётам, пришли в движение фашистские танки и корабли, чтобы нанести первый удар. А в Кремле ещё думали: "Неужели война?" Где-то внутри у каждого ответственного работника продолжала теплиться слабая надежда: может быть обойдётся? Не обошлось. Очень скоро всем предстояло в этом убедиться. Но пока наступало время томительного ожидания. На флотах знали, что следует предпринять. Меры на чрезвычайный случай были точно определены и отработаны.
  Приказ о фатической готовности №1 уже передан на флоты и флотилии, дальше - в базы, соединения, и сейчас люди трудятся молчаливо и напряжённо, отдавая себе отчёт в цене каждой минуты. "Я удерживал себя от того, чтобы снова снять трубку. Пожалуй, генерал Мольтке был прав, говоря, что, отдав приказ о мобилизации, можно идти спать. Теперь машина работала уже сама. Лишние приказы могут только помешать". - из воспоминаний Главкома ВМФ адмирала Кузнецова Николая Герасимовича.

  А вот так развивались события в ту ночь на флотах: в журнале боевых действий Балтийского флота записано - "23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность №1". А телефонный разговор Кузнецова с Трибуцем закончился в 23:35... Оперативно и чётко сработали!
  Люди были на месте, флот находился в повышенной готовности с 19 июня.    Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага.
  Северный флот принял телеграмму-приказ в 0 часов 56 минут 22 июня. Через несколько часов было получено донесение командующего Головко: "Северный флот 04 часа 25 минут перешёл на оперативную готовность №1"
  Значит, за это время приказ не только дошёл до баз, аэродромов, кораблей и береговых батарей - они уже успели подготовиться к отражению удара.
  Хорошо, что ещё рано вечером - около 18 часов - главком ВМФ заставил командующих принять дополнительные меры. Они связались с подчинёнными, предупредили, что надо быть начеку. В Таллине, Либаве и на полуострове Ханко, в Севастополе и Одессе, Измаиле и Пинске, в Полярном и на полуострове Рыбачий командиры баз, гарнизонов, кораблей и частей в тот субботний вечер забыли об отдыхе в кругу семей, об охоте и рыбалке. Все были в своих гарнизонах и командах. Потому и смогли приступить к действию немедленно.
  Прошло лишь двадцать минут после разговора командующего с вице-адмиралом Трибуцем - телеграмма ещё не дошла до Таллина, - а оперативная готовность №1 была объявлена уже на Ханко, в Прибалтийской базе и в других местах. Об этом опять же свидетельствуют записи в журналах боевых действий: "Частям сектора береговой обороны Либавской и Виндавской военно-морских баз объявлена готовность №1."

  В 02 часа 40 минут все корабли и части флота уже были фактически в полной боевой готовности. Никто не оказался застигнутым врасплох.
  Позади были недели и месяцы напряжённой, кропотливой, иногда надоедливой работы, тренировок, подсчётов и проверок. Позади были бессонные ночи, неприятные разговоры, быть может, взыскания, наложенные на медлительность, когда людей поднимали по тревоге. Многое было позади, но все труды, потраченные время и нервы - всё было оправдано сторицей в минуты, когда флоты уверенно, слаженно и без проволочек изготовились к встрече врага.
  Первым принял удар на себя Севастополь. Пускай другие вступили в бой лишь на час-другой позднее, но они уже знали: враг пришёл на нашу Родину, война началась! Севастополь встретил нападение подготовленным. Командованию флота пришлось самому принять решение об открытии огня. Стоит напомнить о том, что лишь за неделю до этого всех заверяли: война не предвидится, разговоры о ней - провокация. Чтобы понять, как драматична была обстановка в ту ночь, и какое внутреннее торможение, колебание, неуверенность должны были преодолеть в себе люди, прежде чем твёрдо и мужественно отдать такой приказ.
  В субботу 21 июня, как и в предыдущие дни, корабли стояли в севастопольской бухте рассредоточенно, с оружием, готовым к действию. Они были затемнены, и с берега нельзя было различить их силуэты на чёрной воде. Но город вечером 21 июня ещё сверкал огнями. Бульвары и сады переполняла праздничная нарядная публика. "Казалось, ничто не предвещало трагических событий", - так написал об этом вечере Н.Т.Рыбалко, бывший в те часы оперативным дежурным по штабу Черноморского флота.
  Около 23 часов в комнату оперативного дежурного заглянул начальник штаба флота контр-адмирал И.Д. Елисеев.
- На несколько минут отлучусь домой, - сказал он.
  Рыбалко вновь увидел контр-адмирала меньше чем через два часа, когда тот быстро вошёл в комнату дежурного, держа в руках телеграмму.
"Я не помню дословно, - пишет Рыбалко, - только не ручаюсь за то, в каком порядке были перечислены флоты. Вот эта телеграмма: "СФ, КБФ, ЧФ, ПВФ, ДВФ. Оперативная готовность №1 немедленно. Кузнецов".
  Сразу же главной базе был дан сигнал: "Большой сбор". И город огласился рёвом сирен, сигнальными выстрелами батарей. Заговорили рупоры городской радиотрансляционной сети, передавая сигналы тревоги. На улицах появились моряки, они бежали к своим кораблям.
  А вот что пишет в своих воспоминаниях адмирал И.Д.Елисеев: "Учитывая тревожную обстановку, мы договорились, чтобы в штабе флота ночью обязательно присутствовал кто-нибудь из старших начальников, облечённый правом в случае необходимости принимать ответственные решения. В ночь на 22 июня на такое дежурство заступил я, начальник штаба. Таковы уж традиции на флоте: самым ответственным считается дежурство с субботы на воскресенье.
  В 01:03 поступила телеграмма из Москвы. Через две минуты она уже лежала у меня на столе. Вскоре телеграмма была вручена прибывшему командующему флотом. Это был приказ Наркома ВМФ о переводе флота на оперативную готовность №1. Немедленно привели в действие заранее отработанную систему оповещения. Предусматривалось два способа вызова личного состава: через оповестителей (скрытно) и по тревоге. Сначала я приказал использовать первый способ. Но в штаб стали поступать сообщения, что переход на повышенную готовность осуществляется недостаточно быстро. Тогда я приказал сыграть боевую тревогу. Оперативная готовность №1 была объявлена по флоту в 01:15 22 июня 1941 года".
  Постепенно начали гаснуть огни на бульварах и в окнах домов. Городские власти и некоторые командиры звонили в штаб, с недоумением спрашивали:
- Зачем потребовалось так спешно затемнять город? Ведь флот только что вернулся с учения. Дали бы людям немного отдохнуть.
- Надо затемнять немедленно, - отвечали из штаба.
  Последовало распоряжение выключить рубильники электростанции. Город мгновенно погрузился в такую густую тьму, какая бывает только на юге. (Кто был, тот знает!) Лишь один маяк продолжал бросать на море снопы света, в наступившей мгле особенно яркие. Связь с маяком оказалась нарушенной, может быть, это сделал диверсант. Посыльный на мотоцикле помчался к маяку через тёмный город.
  В штабе флота вскрывали пакеты, лежавшие неприкосновенными до этого рокового часа. На аэродромах раздавались пулемётные очереди - истребители опробовали боевые патроны. Зенитчики снимали предохранительные чеки со своих пушек. В темноте двигались по бухте катера и баржи. Корабли принимали снаряды, торпеды и всё необходимое для боя. На береговых батареях поднимали свои тяжёлые тела огромные орудия, готовясь прикрыть огнём развёртывание флота.
  В штабе торопливо записывали донесения о переходе на боевую готовность с Дунайской флотилии, с военно-морских баз и соединений кораблей.
 "Примерно к 02 часам 00 минутам 22 июня весь флот находился в боеготовности", - записано у Н.Т. Рыбалко.
  Около 3 часов дежурному сообщили, что посты СНИС и ВНОС (службы наблюдения и связи) слышат шум авиационных моторов. Рыбалко докладывает об этом И.Д.Елисееву.
- Открывать ли огонь по неизвестным самолётам? Звонит начальник ПВО полковник Жилин.
- Доложите командующему, - отвечает начальник штаба.
  Рыбалко докладывает комфлоту. И тут у них происходит разговор, который воспроизводит в своих воспоминаниях по записи дежурного Кузнецов:
Ф.С.Октябрьский. - Есть ли наши самолёты в воздухе?
Н.Т.Рыбалко. - Наших самолётов нет.
Ф.С.Октябрьский. - Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолёт, вы завтра будете расстреляны.
Н.Т.Рыбалко. - Товарищ командующий, как быть с открытием огня?
Ф.С.Октябрьский. - Действуйте по инструкции.
 "Я дословно привожу записи Рыбалко не для того только, чтобы дать характеристику людям, - пишет Кузнецов. - Хочется пояснить, как было трудно принимать первые решения, означавшие переход от мирного времени к войне. Ведь дело касалось Севастополя - главной военно-морской базы Черноморского флота. Отдать здесь приказ об открытии огня всей системой ПВО по неизвестным ещё в те минуты самолётам далеко не равнозначно открытию огня на какой-либо пограничной заставе, привыкшей ко всяким инцидентам. На командовании лежала большая ответственность: с одной стороны, не пропустить безнаказанно врага, а с другой - не вызвать нежелательного осложнения. Несколько позже, когда все флоты получили прямое разъяснение, что война началась, сомнения и колебания отпали".
  Естественно, такой ответ не мог удовлетворить дежурного Рыбалко, и он обратился к стоявшему рядом с ним начальнику штаба флота И,Д.Елисееву:
- Что ответить половнику Жилину?
- Передайте приказание открывать огонь, - решительно сказал Елисеев.
- Открыть огонь! - скомандовал Рыбалко начальнику ПВО. Но и полковник Жилин хорошо понимал весь риск, связанный с этим.
- Имейте в виду, вы несёте полную ответственность за это приказание. Я записываю его в журнал боевых действий, - ответил он, вместо того, чтобы произнести короткое флотское "Есть!"
- Записывайте куда хотите, но открывайте огонь по самолётам! - уже почти кричит, начиная нервничать, Рыбалко.

  3 часа 07 минут. Немецкие самолёты подходили к Севастополю крадучись, на небольшой высоте. Вдруг сразу вспыхнули прожектора, яркие лучи стали шарить по небу. Заговорили зенитные