Субботний день 21 июня для главкома флота Кузнецова прошёл почти так же, как и предыдущие, полный тревожных сигналов с флота. Перед выходными штабные работники обычно прекращали работу раньше, но в тот вечер на душе у многих было неспокойно, и Николай Герасимович позвонил домой:
- Меня не ждите, задержусь, - было чётко сказано в трубку.
Вера Николаевна, его жена, не удивилась: он часто задерживался на работе. Она спросила только, останется ли он ночевать в своём кабинете. Но Кузнецов поспешно ответил:
- Потом расскажу.
Не хотелось говорить на эту тему по телефону, о том, почему так тревожно. В Москве был жаркий и душный вечер. На небе собирались тёмные тучи, деревья на улице стояли, не шелохнув листком, в комнате, несмотря на открытые окна, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха.
Затишье царило и в столичных учреждениях. В обычные дни после 18 часов наступала обеденная пора: руководители разъезжались по домам - часа на три, чтобы потом сидеть на работе до глубокой ночи. Но в субботу многие уезжали за город. Деловая страда спадала.
В тот вечер было как-то особенно тихо. Телефон совсем не звонил, будто его выключили. Даже такие "беспокойные" наркомы, как Малышев и Носенко, с которыми Кузнецов был особенно тесно связан, не напоминали о себе вопросом, ставшим уже привычным в последнее время: "Как дела?"
Николай Герасимович сидел в своём кабинете, куда с улицы доносился привычный городской шум - гул машин, иногда громкий и беспечный молодой смех. Он рассеянно перебирал бумаги. Мысли не могли сосредоточиться на них. Совсем незадолго перед тем ему попался на глаза обзор иностранной печати и сводки ТАСС. Самые разные газеты писали о близкой войне между русскими и немцами. Не могли же они все сговориться!
Вспомнилось, как начинались войны в прошлом, особенно Русско-японская в 1904 году. О ней часто упоминали в училище и Военно-морской академии, может быть потому, что её первый акт разыгрался на море. Началась она неожиданным торпедным ударом, который японские миноносцы нанесли по русской эскадре, стоявшей на внешнем рейде Порт-Артура.
Преподаватель тактики в военно-морском училище Галль, человек весёлый и остроумный, умел как-то очень просто, порой в шутливой форме, раскрыть довольно сложные понятия. Рассказ о своём предмете он начинал примерно так:
- Вот у вас есть знакомые девушки - Таня, Оля и Маня. Вам представился случай пойти в театр, а времени уже мало. Вы быстро решаете - кого пригласить? "зайду к Тане, - рассуждаете вы, - если её нет дома, то дальше по пути, - к Оле, ну а в крайнем случае - к Мане, которая живёт около театра". Вот это и есть тактика.
Учащиеся смеялись. Пример был, конечно, упрощённым, но наглядным и доходчивым. Через минуту Галль уже серьёзно и глубоко анализировал известные из истории военные операции на море. Говоря о Порт-Артуре, подчёркивал: не следует удивляться тому, что враг напал без объявления войны - на то он и враг.
Наивно было бы сетовать на его вероломство. Удивляться надо, скорее, нашему командованию, беспечно подставившему флот под удар.
Воспоминания юности потянули за собой пережитое Кузнецовым в Картахене, где, случалось, бомбы начинали рваться раньше, чем раздавался сигнал воздушной тревоги.
Ему вспомнилось напряжение, владевшее моряками в дни хасанских событий, когда они ждали удара японской авиации по Владивостоку...
Размышления Николая Герасимовича прервал заместитель начальника Главного морского штаба В.А.Алафузов. Как всегда, он пришёл с вечерним докладом. Обстановка как будто не изменилась: по-прежнему была очень беспокойной на Балтике, на чёрном море - спокойнее; на Севере не происходило ничего особенного...
Снова оставшись один, Кузнецов позвонил наркому обороны. "Нарком выехал" - сказали ему. Начальника Генштаба тоже не оказалось на месте. Тогда Кузнецов решил связаться с флотами. Поговорил сначала с командующим Балтийским флотом В.Ф.Трибуцем, затем с начальником штаба Черноморского флота И.Д.Елисеевым, с командующим на Севере А.Г.Головко. Все были на местах, всё как будто в порядке. Командные пункты развёрнуты, флоты уже в течении двух дней поддерживают оперативную готовность №2. На берег отпущено лишь ограниченное число краснофлотцев и командиров. В Севастополе в Доме флота, идёт концерт, но в штабах и на командных пунктах работа не ослабевает. Бдительно следят за обстановкой, докладывают обо всём замеченном наблюдатели. Так, дежурный по штабу Черноморского флота подметил, что немецкие транспорты, которые обычно в эти часы находились в море, вдруг исчезли, укрылись в болгарских и румынских портах.
"С некоторым облегчением я подумал, - пишет в своих воспоминаниях Николай Герасимович Кузнецов, - раз командующие на местах, они сумеют, если понадобиться, быстро сориентироваться. Но почему нет никакой информации сверху? Нарком обороны и Генеральный штаб из наших оперсводок знают, что флоты приведены в повышенную готовность. Генеральный штаб по своей линии таких мер не принимает, и нам не говорят ни слова".
В 20:00 пришёл М.А.Воронцов, только что прибывший из Берлина. В этот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал Кузнецову о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час.
- Так что же это всё означает? - спросил у него в упор главком флота.
- Это война! - ответил Воронцов без колебаний.
Едва он ушёл, явился адмирал Л.М.Галлер. Он тоже не уехал домой.
Уже около года Галлер занимался судостроением. Он завёл разговор о каком-то документе, касавшемся приёма кораблей. Дело было неспешное и не слишком крупное и сразу стало понятно, что Льва Михайловича привело в кабинет главкома не оно. Он сразу переключился на другой тон разговора, в основном о напряжённой обстановке, о готовности флотов.
- "Октябрьская революция" всё ещё в Таллине и на открытом рейде, - осторожно напомнил он. За этим стоял невысказанный вопрос: всё ли сделано, чтобы обеспечить безопасность линкора?
Они поговорили о положении на Балтике, особенно в Либаве - она беспокоила более других баз.
Около десяти вечера Лев Михайлович ушёл из кабинета главкома. Ещё не стемнело, как вдруг поднялся ветер, закрутил воронками пыль на улице, стал трепать гардины на открытых окнах. Разразилась гроза, хлынул короткий, но сильный дождь, разгоняя весёлую толпу гуляющих.
Главком успел выслушать ещё один, внеочередной доклад Алафузова. С флотов поступали всё новые донесения о неизвестных кораблях, появляющихся вблизи наших берегов, о нарушениях воздушного пространства.
Около 11 часов вечера зазвонил телефон. На проводе был маршал Тимошенко.
- Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне.
Быстро сложив в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова, Кузнецов пошёл вместе с ним. Владимир Антонович захватил с собой карты. Они рассчитывали доложить обстановку на морях. Алафузов оглядывал свой белый китель, он считал неудобным в таком виде идти к наркому обороны.
- Надо бы надеть поновее, - пошутил он, но времени на переодевание не оставалось.
Наркомат обороны и наркомат ВМФ расположены по соседству. Они вышли на улицу. Дождь кончился, по тротуару снова прогуливались парочки, где-то совсем близко танцевали, и звуки патефона вырывались из открытого окна. Через несколько минут они уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К.Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было всё ещё жарко, окна после дождя открыты настежь. Генерал армии Г.К.Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.
Семён Константинович заметил вошедших и остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну. Жуков встал и показал вошедшим Кузнецову и Алафузову телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Она была пространной - на трёх листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.
Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, главком ВМФ спросил:
- Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
- Разрешено.
Кузнецов поворачивается к контр-адмиралу Алафузову:
- Бегите! Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один.
Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице. Владимир Антонович побежал, ведь нападения можно было ждать в эту ночь на 22 июня, а она уже наступила!..
Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В.Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, всё это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Вот и генералу армии Тюленеву 21 июня около 2 часов дня позвонил Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО, генерал тогда командовал Московским военным округом. Это ещё раз подтверждает, что во второй половине дня 21 июня Сталин признал столкновение с Германией, если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в тот вечер к Сталину были вызваны московские руководители А.С.Щербаков и В.П.Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. "Возможно нападение немцев", - предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью...
В наркомате Кузнецову доложили, что экстренный приказ уже передан. Он совсем короток - сигнал, по которому на местах знают, что делать. Всё же для прохождения телеграммы нужно какое-то время, а оно дорого. Кузнецов берётся за телефонную трубку. Первый звонок на Балтику - В.Ф.Трибуцу.
- Не дожидаясь получения телеграммы, которая вам уже послана, переводите флот на оперативную готовность номер один - боевую. Повторяю ещё раз - боевую.
Трибуц видно ждал подобного звонка и только задал вопрос:
- Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли и базы?
Сколько раз моряков одёргивали за "излишнюю ретивость", и вот оно: можно ли стрелять по врагу? Можно и нужно!
Командующий Северным флотом Головко тоже был на месте. Его ближайший сосед - Финляндия. Что она будет делать, если Германия нападёт на СССР? Есть немало оснований считать, что присоединится к фашистам. Но сказать что либо
Ваш рассказ о первых часах войны на флоте исполнен в хорошем стиле и, на мой взгляд, достоверно. Мне понравилось.