они устремились, завлекаемые раскрасневшимся Рыскиным.
Майский прохладный ветер налетал на путников. Мелкий
дождь кропил лица спешащих чёрте куда друзей. И заволаки-
ваемое тучами небо видело со своих высот быстроногих дру-
зей, неожиданно покинувших здание ипподрома. Куда же они
помчались опрометью?
Под вечер двадцатого мая хмурый Селиванов курил в закутке
под навесом возле конюшни. Уединившись, он выпускал белё-
сые кольца табачного дыма в чернеющее небо и открывал свой
рот так, словно выловленный окунь на берегу. Дымные шайбы
рассеивал ветер. Подле наездника подрагивал ушами и тряс
гривой Тик-Так.
— Колбаса! – разговаривал с конём бывший жокей, — старая
ты кляча. Не фыркай. Тебе сегодня предстоит в девятом заезде
плестись, – себе под нос бурчал Селиванов. — Успеть бы до
грозы.
Он продолжал курить. Задумчиво грустил. Лишь только собрал-
ся уходить, как неожиданно услышал из кустов:
— Дяденька наездник! – за его спиной из ракитника восходил
голос Завалия. По совету неуёмного Рыскина деловая четвёрка
пробралась к конюшне.
— Здравствуйте, товарищ! – проблеял несостоявшийся изгой
Амбросиев.
— Привет участникам скачек! – произнёс и сам Рыскин, носи-
тель идеи выиграть по договорённости.
— Вы чего здесь забыли, птахи мои? – удивился Селиванов.
— Простите, как вас зовут? Как ваши имя и отчество, това-
рищ? – юлил Завалий.
— Ну, Стас Гаврилыч, – процедил сквозь зубы Селиванов, не-
годущий, будто разбуженный; к нему никогда не обращались по
имени и отчеству. Даже в отделе кадров.
— Вы на лошадке ездите, Станислав Гаврилович? – расшар-
кивался Рыскин.
— Чо? – мастер езды чаще заморгал.
— Вы, спрашиваю, коняшкой управляете, Станислав Гаври-
лович?
— Пррф! Не понял...
— Слушай, мужик, – грохнул тревожным басом Рылов, — у нас
к тебе дело, если не понимаешь. Короче говоря, нам не везёт
в ставках. Мы хотим договориться с тобой... Значит так: приди
первым и — получи десять рублей…
— Первым домой твой сын из школы приходит, – отсёк Селиванов.
— …Хотим выиграть пятьдесят рублей в сумме, – не унимался
Рылов. — Итого: выигрываем пятьдесят — твои целых десять.
Оставшиеся сорок делим между собой. Усёк?!
— Пррф! Здесь победитель скачек загодя известен, цесарочки мои.
— Что?
— А то! Здесь победитель скачек заблаговременно назначен.
— Вас и спрашивают, Станислав Гаврилович: на кого ставить?! –
ворковал с конником Завалий.
— А я вам, пулярочки мои, и говорю: вы правильно выбрали меня!
Я и буду первым! Через пару заездов, – отвечал наездник, — только
советую ставить на тройку скакунов последовательно. Выигрыш будет
жирнее. Это называется «Экспресс». Ту-ту… Чух-чух-чух...
— Не уезжай, мужик! – рокотал Рылов, — на тебя что ли ставить?!
Вздумал нам колготы рейтузить?! Скажи толком, в каком заезде
придёшь первым?.. Проще бутерброда...
— Бутерброда, говоришь?! – огрызнулся Селиванов, — вон-ля,
ставьте, пернатые мои, в девятом заезде на Тик-Така, – и он,
смаргивая, качнул головой в сторону своего любимца.
— Стрёмный конь какой-то, – заметил Амбросиев.
— Машина — то что надо! – отбивался конник. И ладони его
вспотели. — Говорят вам: всё схвачено! Здесь побеждает
благородная старость. Молодёжь, куропаточки мои, отдыхает!
— А я-то гляжу — что к финишу сплошь доходяги вырываются! –
всплеснул руками Рыскин. — Оно вон как: побеждает возраст!
— Пррф! Побеждает опыт.
— Да какой там опыт! – дерзил Рылов, — сам растрепал, что
всё заранее подстроено…
— Вы его, нахала, не слушайте, Станислав Гаврилович, – кокет-
ничал с наездником Завалий, тайком грозясь Рылову кулаком.
Предвкушая быстрое обогащение и мыслями улетая в буфет, Се-
ливанов строго сказал авантюристам:
— Я похож на погонщика собак? Это призовой скакун-ля. Да́! –
и опять Селиванов не врал, говоря о своём любимце: «призовой
скакун». Только всё сказанное о коне не имело никакого отно-
шения к настоящему.
Друзья стали перешёптываться. Топтались на месте. Селиванов,
видивший их нерешительность и начавший предчувствовать возможную
неудачу, стал поторапливать предприимчивую четвёрку:
— Смотри́ть-нах, голуби́цы мои, ща сторож
нагрянет... Здесь посторонним находиться нельзя, потому как
объект-ля!
Невезучая четвёрка решилась.
— Ладно, поставим на эту раскладушку, – шепнул друзьям Рыс-
кин, — других в конюшне и поблизости всё равно нет.
— Уточните, пожалуйста, Станислав Гаврилович, в какой по-
следовательности ставить? – чуть не приседал Завалий.
— Девятый заезд. Тик-Так, – мигнул Селиванов. — Экспресс,
говорю…
— Говорил. Дальше! – вклинился Рылов.
— …Первый Тик-Так, вторым и третьим придут Космос с
Меркурием, – второпях сочинял Селиванов. — Ставка макси-
мальная: четыре рубля. На экспрессе выйдет чистый сороков-
ник. Червонец мне в руки, сейчас же, а то я это — таво́...
передумаю...
Селиванов выглядел убедительным, хоть и часто озирался по
сторонам. Получив свои десять рублей, находчивый наездник
уже через мгновение разговаривал с напарником:
— Слушай, Коляш, сядь-ка на Тик-Така за меня, – предложил
он верному сменщику.
— Что так вдруг?
— За портвейном сбегаю. Три бутылки принесу. С тебя закуска
после окончания скачек.
Рыскин, Рылов, Завалий и Амбросиев вернулись на полупустые
трибуны. В руках Рыскина хрустел билет. Ставка — все послед-
ние деньги. Последовательность из Тик-Така, Космоса и Мерку-
рия сулила крупный выигрыш, ведь предприимчивая молодёжь
поставила на заезд не четыре рубля, а целых сто. Разорившись
на Селиванове десятью рублями, решили отыграться со значи-
тельной прибылью. Каждый внёс свою оставшуюся часть от
полученной в последний раз стипендии. И отщепенец Амбро-
сиев внёс свой четвертак. Великолепная команда ждала ре-
зультата: подсчитанного ими фантастического выигрыша — в
тысячу рублей.
Завершился восьмой заезд, и настало время девятого — послед-
него из всех намеченных. Кони дважды объехали ипподром.
И прозвучал громкоговоритель:
— Первым идёт Космос под номером пять, вторым Меркурий,
его преследует Тик-Так, девятый номер.
И ёкнули сердца́ друзей, которые не различали
лиц наездников.
Во время прохождения следующего круга динамик прохрипел
женским голосом:
— Вперёд вырвался Меркурий, идущий под вторым номером.
За ним идёт Космос... Третьим Барон.
Товарищи переглянулись. Тревога охватила их тогда, как
ударил по земле ливень. Хлынувшая прохлада развеяла хмель
предвкушения победы незадачливых игроков, а сердца́ азартных
друзей заныли. В конце пятого круга под сполох молнии про-
звучало над ипподромом как с небес:
— Победитель девятого заезда — Барон, седьмой номер. Вто-
рым пришёл неожиданно вырвавшийся вперёд Дакар, номер
три. Третьим — Меркурий... Спасибо. Участники с выигрыш-
ными билетами могут пройти к кассам.
Раскатисто громыхнуло над головами и припустил ливень.
Трибуны зашумели. Разочарованные люди громко топали и сви-
стели. Недолго. Вскоре немногочисленные зрители стали по-
кидать ипподром.
— Какое дерьмо! – вскипел Рыскин, и лиловая молния рас-
порола небеса. — Таким тварям нужно морды бить! – он сту-
чал кулаком по каменным перилам, и каждый последующий
удар был настолько сильнее, насколько отчётливее теперь вспо-
минался Рыскиным хитрый прищур глаз сговорчивого наезд-
ника.
— Лошадки-то тут при чём?! – возразил непонятливый Рылов;
желваки на его скулах вдруг плавно задвигались.
— Вон и выиграли! – вздохнул Завалий, — ловко нас провёл
этот моргунчик, браво! И денег с него теперь не стрясти: ведь
гад ни в чём не сознается, сказавшись видящим нас впервые.
— К чёрту ваши скачки! – в грохоте грозы выдал огорчённый
Амбросиев своим приятелям, — хватит, иду доучиваться! – и
без оглядки покинул трибуны. Он уходил и отмахивался рукой,
словно нечто невидимое прилипло к рукаву его куртки.
Поражённая троица – состоящая из Рыскина, Рылова и Завалия –
оторопела. Друзья переглядывались, тогда как мясистые жел-
ваки угрюмого Рылова теперь быстрее ходили по скулам, будто
невезучий игрок что-то пережёвывал.
Портвейн «777» в тот несчастливый для фельдшеров-недоучек
вечер Селиванову отпустили в буфете втихаря, лишь только
он прибежал из конюшни. Три бутылки в руки на десять руб-
лей. Двадцать копеек ему простили. Позже, после распития
портвейна «Три топора», бывалый наездник, негромко насви-
стывая, укладывал в продуктовую сумку-сетку пустые бутыл-
ки. «Лесоповал», — как ещё именовали бормотуху в народе, —
оживил тело наездника. Оно стало лёгким, будто юным, и
мышцы спины перестали ныть. Душа обрела покой. Теперь, в
полночь, после отшумевшей майской грозы, постукивания бу-
тылок (приготовленных Селивановым для сдачи в пункт при-
ёма стеклотары) переполняли радостью его сердце. Он вышел
из конюшни и в обнимку с Коляшей побрёл к себе домой.
В жокейских сапогах он входил в двадцать первый день мая —
в воскресенье.
