Глава 2. Раздражение
Как только Вербер освоился, то начал наводить свои берлинские порядки. Он стал игнорировать приказы Нойбауэра, которые казались ему бессмысленными, чем очень раздражал коменданта.
[justify]- Почему приказ не был выполнен? Почему Вы не остановили его?
- Господин оберштурмфюрер отдал другой приказ и забрал людей. Я разумеется был возмущен, но он лишь отмахнулся от меня. Берлинцы теперь славятся отсутствием исполнительности? Вам не кажется, что с этим пора заканчивать? - ответил офицер Кунце.
- Пожалуй, я сам решу с чем мне заканчивать. Вы лучше найдите мне этого чертова Вербера и скажите, чтоб он немедленно явился ко мне.
Офицер покинул кабинет начальника.
Вербер знал, как ему лучше поступить и мнение начальника почти всегда оставалось больше рекомендательным. По началу Нойбауэр особо не давил на него. Помощник был человеком новым и ему стоило прижиться. Но со временем ничего не менялось. Нойбауэр справедливо начинал возмущаться:
- Вы должно быть не знаете, что у нас так не принято? Может у вас в Берлине это нормально, когда подчинённый не выполняет приказы. Столица свободных нравов. Я не против. Но вы заметили, что у нас здесь не Берлин?
- Я поступал по своему усмотрению. Так было более целесообразно и разумно.
- Вы издеваетесь, Вербер? Выходит, я отдаю не разумные приказы и поэтому вы отказываетесь их выполнять?
- Я этого не говорил. Есть вещи необходимые, а с некоторыми нам стоит повременить. Для вас картина стала бы яснее, если б вы сами того захотели.
- Она и так мне вполне ясна. Вы рисуете меня на этой чертовой картине в образе идиота, чем подрываете мой авторитет в глазах солдат. Мне уже тошно смотреть на эту мазню и на вас в целом.
Во время таких речей Нойбауэр ходил от окна к окну и напоминал беспокойную канарейку. Вербер коротко отвечал и кивал. Речи звучали разумно. Но он выходил за дверь и продолжал делать как хотел. И новая встреча оставалась лишь вопросом времени. Пора уже хоть что-то сделать. Нойбауэр вскипал и каждый раз садился писать жалобу на невыносимого коллегу, подчёркивая слово «невыносимый». Но перечитывая, бросал карандаш и подходил к любимому окну. Вид на залитые солнцем горы, которые вырастали стеной за лагерными воротами, всегда успокаивал его. Неужели он не может справиться с подчинённым? Всегда мог, а сейчас не может. Да кто такой этот упрямый идиот? Что он возомнил о себе? Берлинская выскочка. Проклятый бывший гестаповец, которого скинули ему на шею.
- Почему именно он? Да сколько это может продолжаться? Это уже переходит все границы. Его поведение перешло все границы еще в первые недели. Я был терпелив и снисходителен, но хватит с меня. За такие выходки его и скинули, - жаловался Нойбауэр горам.
Вербер немедленно зашёл через час и все пошло по привычной колее. Нойбауэр как обычно встал и начал свою долгую речь, похожую в этот раз больше на истерику. Он повторял одни и те же слова, в одном и том же порядке. Было видно, как самого его это достало. Сменив привычную траекторию, он подошёл к Верберу. Заглянул в его глаза, ожидая увидеть хоть немного понимания, на остальное он давно перестал рассчитывать. Но его встретило привычное немое безразличие и надменность. В довершении мерзавец впервые продемонстрировал свою ухмылку. Вербер заскучав, собирался уже уходить, оставив коменданта ни с чем. Но в этот раз что-то было не так. Нойбауэр остался стоять напротив него. Кисть сжалась в кулак. Ногти впивались в кожу и боль пыталась отрезвить Нойбаура. Глаза его горели злобой. Верберу был знаком этот взгляд, ставший непосредственной частью его работы в гестапо - ненависть. Липкая и густая. Она может затопить своими бескрайними водами комнату хоть доверху, Вербер уже давно научился переваривать её. Боль не помогала и злость приближала неизбежное. Был виден лишь один способ вразумить наглеца и прекратить этот цирк. Сжатый кулак остановила челюсть. Боль от удара пронзила руку. Вербер откинул голову и отошёл на пару шагов. Удивление. Проклятая ухмылка пропала с лица.
- Чёртов мерзавец! Сколько можно? Сколько ещё ты будешь выставлять меня идиотом? Почему ты просто не можешь выполнять мои чёртовы приказы? Чего ты добиваешься? – крик раздирал горло и летел прямо в лицо обидчика.
Вербер коснулся своей челюсти в недоумении. Неужели мягкий начальник действительно поднял на него руку? Молчание. Нойбауэр в миг пожалел о произошедшем. Увидев как Вербер двигает челюстью, он уже хотел извиниться. Они все-таки коллеги и это точно не профессионально. Но на лице появилась опять проклятая ухмылка. Дешёвый спектакль.
- Даже ударить нормально не можешь. Ты просто жалок, - процедил Вербер.
Ярость бурым огнём запылала вновь, она накрыла его с головой. Нойбауэр кинулся и повалил ненавистную фигуру на пол. Для своих лет он отлично справился с молодым эсэсовцем. Стремительно сел ему на живот, всем весом прижав того к полу. Вербер шумно выдохнул и закрыл лицо руками. Комендант хотел добавить ему, ещё раз и потом ещё, но кулак повис в воздухе. Кулаками ничего от него не добьёшься. Надо что-то более действенное. Надо сломать его характер. Надо его подчинить.
Вербер понял, что противник передумал его бить и открыл лицо. Он смотрел на него с пола, издевательски переложив руки под голову.
— Это было смело, а что дальше? Сломаешь мне челюсть может быть? Выбьешь зубы? Тогда я готов. Так чего ты, чёрт возьми, ждёшь? Избей меня! Покажи, чего ты стоишь! - Вербер презрительно прищурился, - ты не сможешь вечно прижимать меня к полу.
Он был прав. Нойбауэр побеждено опустил кулак на грудь Вербера. Чего он и правду добьётся этим? Чтоб помощник начал открыто презирать и подговаривать к этому остальных? А если подобное приведёт к бунту? В мыслях комендант видел как отчитываться о причинах бунта вышестоящему начальству. Раздумьях он не заметил, как поглаживает китель на груди Вербера. Чёрная грубая ткань успокаивала его мысли. Вдруг с пола спросили:
- Задумался?
Нойбауэр вышел из оцепенения, увидев руку и он осознал, что делал эти пару минут. Ему стало стыдно. Он уже стар для таких игр, а для драк тем более. Комендант собирался уже отпустить Вербера, чтоб набраться сил на новый скандал, но тут Вербер проговорил:
- Я так и знал, что ты просто отпустишь меня. И всегда будешь лишь отпускать. Всё на что тебя хватило так это ударить? Хотя, я даже не могу назвать это ударом. Так ты решил исправить ситуацию? А потом ты даже смог повалить меня, чтоб сесть сверху и ничего не сделать. Отпускай меня! Не трать моё время и не позорь себя.
Поняв, что Вербер впустую плевался ядом и хотел выбраться он решил продолжить. Рука скользила по ткани его чёрного мундира, соскальзывала на бок и возвращалась на грудь, поднималась и отпускалась в такт спокойному дыханию. Вербер возмущённо переносил это и молчал. Оставляя руку на груди, он ощущал, как где-то не глубоко бьётся сердце. Это все его успокаивало, гасило в нем ненависть. Тепло тела приятно било в руку. Он никогда бы не подумал, что ненавистный наглец способен издавать стук сердца.
Пальцы коснулись его пуговиц, расстегнули одну на воротнике. Вербер посмотрел, в глазах проскользнула тревога:
- Какого черта ты делаешь? Рассудка лишился?
Вопрос остался без ответа. Нойбауэр заметил эту тревогу и начал по немного расстегивать остальные, до куда он мог их расстегнуть. Ткань майки была совсем другой, мягкая и тонкая, она почти просвечивала. Нойбауэр вновь положил руку ему на грудь. Вербер нервно сглотнул. Он явно не ожидал что это так далеко зайдёт, но решил промолчать. Рука скользнула на ребра, прошлась по их твердым волнам, по острой ключице, раздирающей кожу. Тепло усилилось, стук сердца стал частым, а дыхание сбивчивым. Ещё не поздно остановиться, сказать «прекрати».
Нойбауэр начал комкать его майку чтоб задрать её, вытаскивая из-под себя. Вербер заметно занервничал:
- Ты осознаешь, что творишь? Или в этот удар ты вложил весь здравый смысл? Ты перегибаешь палку. Знаешь как это называется?
- Руки у тебя свободны. Тогда почему ты не прекращаешь это? Почему просто не ударишь и не уйдёшь? Давай!
- Думаешь, я не могу этого сделать?
- Думаю, что уже не можешь.
Вербер рассмеялся, - и почему же?
- Потому что тебе это нравится.
- Не угадал, – Вербер прищурился, - я не бью начальство. Не имею такой привычки. А ты подчинённых колотишь… И видно не только колотишь.
- Я отличный руководитель и отношусь ко всем с уважением, а мне отвечают исполнительностью. Все было превосходно, пока ты не появился. Со своими порядками, со своим непробиваемым упрямством. Ты мне уже поперек горла. Так что, к особым людям у меня особый подход.
Майка оголяла кожу и множество шрамов на ней, сплетающихся и пересекающих друг друга.
Ткань открыла взгляду его выпирающие ребра, костлявую грудь с тёмными впадинками. Она дошла до ключицы и остановилась не ровной полоской. Теперь только лишь кожа. Нойбауэр оглядел часть тела и заметил, как Верберу совсем стало не по себе. Всё ещё не поздно остановиться, хоть он и прекрасно осознавал, что уже поздно. Под ним лежал его подчинённый, которого он ненавидел больше жизни, но сейчас что-то было не так.
- Лихая молодость так прошлась по тебе? - он бегал глазами по его шрамам.
- Не твоё чертово дело, – Вербер заёрзал под ним, попытался выползти, но прижат он был крепко.
Он коснулся одного из шрамов. Шрам сильно выделялся и был неестественно белый. Вербер вздрогнул, когда палец неуверенно пошёл по нему, спускаясь по груди.
- Откуда этот? – наконец спросил он.
Вербер задумался. Прислушиваясь к ощущениям, он пытался понять о каком спросили.
[font="Times New
