Наше общение закончилось резко, однажды Мария Самуиловна просто запретила мне к ней приходить. Ее здоровье вошло в тот виток, откуда уже не возвращаются, и она не хотела, чтобы я ее такой видела. «Деточка моя, не обижайся, но я хочу, чтобы ты меня запомнила в уме и памяти, а на то, как уходят люди, ты еще успеешь насмотреться», - говорила она, ласково поглаживая меня по руке. Именно тогда она и разрешила мне на память выбрать любую вещь в ее дома. Так у меня и оказалась та самая акварель, которую я бережно храню. Позже мне рассказали, что уходила она тяжело - рак щитовидки и преклонный возраст, переваливший далеко за восемьдесят, не щадили, вынуждая держать тело всё время на обезболивающих. К слову, я не только не видела ее последний год, но и не попала ни на похороны, ни на сорок дней, так как именно в эти даты была свидетельницей на свадьбах своих подруг. И это было еще одно пророчество Марии Самуиловны, которую я запомнила так, как ей и хотелось, сильной, умной, в уме и при памяти.
Позже, после ее ухода, понимая, что очень мало знаю о той, рядом с которой выросла и повзрослела, я начала порасспрашивать всех, чтобы из разрозненных крупиц собрать ее историю, которая поразила меня еще больше, чем ее носительница.
Мария Самуиловна была дворянского происхождения. На момент революции, она совсем маленькой девочкой училась в Смольном – институте благородных девиц, и это было место, куда допускались только дети знатных семей. Позже, закончив университет, она стала учительницей русского языка и литературы. До определенного момента ее жизнь была ровной, как и у остального населения нашей страны. Но однажды она повезла свой класс за город, на экскурсию. Опоздав на поезд, ей вместе с детьми пришлось заночевать в поле. В ту ночь им не повезло – ударил первый заморозок. Если бы она была хоть чуть-чуть знакома с сельской жизнью, то знала – спастись от холода можно – достаточно просто в головой зарыться в сено, которое горками стояло по всему полю. Но истинная горожанка была далека от таких практик и всё, что ей пришло в голову – это сжечь стог, чтобы согреть детей. Возможно, будь другое время, к ее поступку отнеслись бы иначе. Но на дворе был 1937 год. По статье о вредительстве, ее осудили и отправили в Сибирь, в лагерь для политических. Наверное, она оттуда никогда бы и не вернулась, слишком тяжелыми были условия, в которых не все выживали. И лишь счастливый случай изменил ее жизнь на сто восемьдесят градусов. Цех, в котором она работала, на морозе разбирая партию имбиря из Китая, посетил официальный представитель поставщика, китаец по имени Мо Си. Как и при каких обстоятельствах они встретились никто не знает. Может быть, он просто случайно увидел ее в толпе, и, каким-то удивительным образом, рассмотрел свою судьбу, выделив из бесформенной кучи женщин в телогрейках молодую девушку, что красными от холода пальцами перебирала имбирь, раскладывая его по ящикам. А может быть всё случилось как-то иначе. История тут к подробностям глуха. Известно одно, влюбившись, Мо приложил всё свои силы и возможности, чтобы получить не только разрешение взять Марию Самуиловну в жены, но дать ей разрешение жить на поселении. Через два года волна амнистий прокатилась по лагерям, и госпожа Мо была полностью оправдана и отпущена на все четыре стороны. Но, несмотря на полученную реабилитацию как жертва политических репрессий, новоиспеченная семья имела ограничения – они могли жить в любом городе, но только за Уралом, а еще Мария Самуиловна стала не выездной. Но этой причине ее муж, господин Мо, получив советское гражданство, осел вместе с женой в Новосибирске, в столице Сибири, где я с ними и познакомилась, спустя много лет. Я хорошо помню мужа Марии Самуиловны, это был очень пожилой мужчина, с ярко-выраженными чертами азиатского происхождения, который после перенесенного инфаркта всегда ходить с тростью, тяжело на нее опираясь. Говорил он с трудом, и я по малости лет, думала, что он так и не научился говорить по-русски, не понимая, что перенесенная болезнь дает осложнение на речь. Благодаря дяде Володе, так его звали все, и я, в том числе, мне повезло раньше своих сверстников познакомиться с китайской кухней. Он угощал нас по праздникам волшебной прозрачной лапшой и странными соусами, которые никогда не готовили ни мои бабушки, ни моя мама. Это была чудная кухня, с непонятным, но запоминающимся вкусом. Господина Мо или дяди Володи не стало, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Мама настояла, чтобы я с ним попрощалась. До этого момента я никогда не видела умерших людей, и меня смущало всё: и вид дяди Володи, лежащего в цветах, и странный запах, столь несвойственной этой квартире, да и заплаканные лица людей. Но, заметив мое смятение, Мария Самуиловна, взяв меня за руку и подведя к гробу, что стоял посреди комнаты, прошептала на ухо: «Подойти и возьми его руками за ноги, и ты никогда не будешь бояться покойников». Это был еще один урок, полученный мной от моей старинной подруги.
Детей у них не было. После жизни на зоне, Мария Самуиловна не могла родить. И они вместе с мужем усыновили ее внучатого племянника, безбашенного Лёню, заставившего проронить не одну слезу своих нареченных родителей. Они постарались дать ему всё, но, видно, генетику не обмануть. Зачатый и рожденный в тюрьме от матери, что отбывала там срок за кражу, Леня выбрал иной путь, решив, что образ жизни его биологических родителей ему ближе, и, в конечном итоге, умер от передоза. До конца своих дней Мария Самуиловна винила себя в этом, считая, что не смогла найти нужных слов и должной настойчивости, чтобы дать ему другую жизнь. Я же считала, что она сокрушается зря. У нас была с Лёней небольшая разница в возрасте, и мы часто общались. И меня всегда поражало, как человек, который был образован и начитан, который закончил с золотой медалью школу и легко поступил в институт, постоянно стремился найти на свою попу приключений, многие из которых были за гранью закона и понимания, с точки зрения, инстинкта самосохранения. «Слушай, мне тупо скучно!» - отвечал он мне на все мои вопросы. И, видно, скука и жажда адреналина гнали его по жизни, пока однажды не загнали совсем в угол. С того времени меня никогда не покидала мысль о том, что судьба поразительная вещь, где доброе зерно, уроненное в неплодородную почву, может дать невиданный урожай, так и благодатная земля, принявшая пустые посевы, может оставаться пустой и открытой для ветров. Как многое зависит не только от обстоятельств и условий, но и от нашего собственного настроя и желания, от выбора и устремлений. И жаль, когда посеянное с душой, остается пустоцветом.
Я же радуюсь тому, что из моей памяти никогда не уйдут воспоминания. О том, как я, увидев впервые свою удивительную соседку, стояла, открыв рот. О наших чаепитиях из темно-синих кружек с золотыми птицами по боках. О наших долгих разговорах о литературе, людях и жизненных обстоятельствах. О тех уроках, что преподнесла мне Мария Самуиловна, и которые были мной усвоены. И, конечно же, о том следе в моей жизни, который оставила эта величавая, пожилая женщина, что, познав что-то сакральное за свою долгую судьбу, нашла время, силы и желание поделиться этим со мной, сделав своей подругой, невзирая на разницу возрасте и тупые предрассудки, что дружить могут только ровесники.
