в темноту:
-- Товарищ майор, у вас всё в порядке? Помощь нужна?
-- Пошёл на х…й! Блядь!
Звон отброшенного в сторону таза, шаги. Грохот открываемой пинком и закрываемой входной двери в казарму.
Все, кто присутствовал при этом, от души посмеялись.
-- Если бы не Женька Попов – хана всей роте!
-- Ну, да! Половина роты в самоходе. От каждого взвода по два человека за молоком и хлебом ушли.
-- Могли бы захомутать, как не фиг делать.
-- Вот так Поп! Вот так он пёрнул!
-- Удачно! Под нос!
-- Фу! Какая гадость!
-- И не говори! Меня бы вырвало.
-- Дежурный тоже попытался это сделать, но не получилось у него это.
-- Но желание было большое!
-- Поп – вонючка!
-- Не согласен. Поп – спаситель. Представь, если бы ему удалось всю роту посчитать. Наутро бы все имели бледный вид и слегка бы заикались. От репрессий комбата и ротного.
-- Да. Тогда бы Зёма задрочил, что небо с овчинку показалось бы.
-- Ты вот по заказу сумеешь пёрнуть?
-- Нет, конечно!
-- А вот Женька сумел!
-- Артист!
Но этой ночью приключения не закончились. Четвёртый взвод попал. Гонцы за продуктами, решили, что молоко уже все наскучило и попросили у девчонок на молокозаводе ведро сливок…
Как рассказывали парни из четвертого взвода, сливки были очень вкусными. Питательными и жирными. Настолько жирными, что у всего взвода был понос. Бегали наперегонки в туалет.
Обращаться в медсанчасть – нельзя. Медики сразу на уши встанут. Это же ЧП! Целый взвод поразила неизвестная пищевая инфекция! Жуть! Кошмар! Разбирательство, анализы. Кто-нибудь не выдержит и стуканёт. Тогда и всю роту накроют. И тогда хана самоходам и продуктам натуральным. Доп.паёк кончится.
Парни выглядели бледно. Хреново выглядели.
Крупные капли пота по лицу. Массово жевали сухой чай, сглатывая слюну, кто-то пил разведённую марганцовку. И, уже не спрашивая разрешения, тихо бегали в туалет. Особо ничего не помогало. У кого, что было в роте от поноса и антибиотики, все тащили в четвёртый взвод.
Некоторые, правда, глядя на мучения товарищей, не спешили принести им таблетки, прибегали для себя. Кто знает, вдруг это заразно. А с другой стороны никто не застрахован от подобного. Но таковых было немного. Нормальные парни отдавали лекарства для облегчения страданий товарищей. Были и вовсе альтруисты. Из отпуска привезли для себя, так, на всякий случай, «Бецилин – 5», мощнейший антибиотик во флаконах. Ставится внутримышечно.
Для чего? Угадай с трёх раз. Ну, и? Какие варианты? Правильный ответ единственный! Чтобы «офицерский насморк» лечить. Это когда не из носа капает, а с конца. Гонорею, а по-простому – триппер или «три пера».
Шприцы стеклянные тоже были. Весь комплект.
И начали лечить. В банку самопальный кипятильник. Туда же шприц и иглы. Минут тридцать кипятят, потом сцеживают воду, на новое вафельное полотенце откидываются шприц и иглы, остужают, и…Одеколон на кусок подшивы, задницу протёр. В верхнею треть ягодицы загоняешь иголку поглубже. Товарищ стоит-лежит, материться, дёргается. Объясняешь ему, что будет двигаться, то иголка обломится, и хрен её из мяса потом достанешь. Полотенце или ремень его поясной в рот. Чтобы не орал, а грыз.
И медленно, под очередную порцию отборного, трёхэтажного мата, начинаешь вводить ме-е-е-едле-е-енно раствор лекарства. Резко выдёргиваешь иглу, тряпочку с одеколоном на уколотое место. Заболевший держит тряпочку, с охами и вздохами, утихающими ругательствами, товарищ встаёт и растирает раненный зад.
Вылечили мы своих товарищей от поноса. Никто из офицеров не узнал про это. И ночные походы за дополнительным питанием продолжились. Но сливки уже никто не просил. И когда девушки с грудью, рвущейся через белый халат, предлагали нам эти самые сливки, то мы шарахались как чёрт от ладана. Свят, свят, свят! Чур, меня от этих сливок!
Рядом с нашей временной казармой, сразу за забором были двухэтажные дома. Дома, не дома. Бараки, не бараки. Старые строения в два этажа. Там люди жили. И у этих людей были дочери.… Самые активные курсанты сорок второй роты стали знакомиться с этими юными прелестницами.
Во главе этого движения был Лёва Ситников.
После занятий, когда рота пошла на обед, Лёва рванул через забор на свидание.
Девчонка вышла из дома. Стоят, общаются, целуются, нежно. Лёва сжимает грудь девы юной. Всё хорошо! Осень сухая, солнце светит, любовь в глазах у обоих горит. Красота!
Только вот из-за угла выходит компания в десять молодых харь из числа местных хулиганов.
- Оба-на!
За главного у них самый высокий. Сутулится. Поблескивая золотой фиксой во рту, посекундно цыкая слюной под ноги, разминает пальцы, кулаки. Фаланги пальцев разукрашены татуировками под перстни. Дергает шеей вправо-влево. Разминает.
Остальные помладше. Держаться толпой, раззадоривая себя и своих сотоварищей по банде.
Кто-то полез в карман, демонстративно достал самодельный кастет, забил на костяшки пальцев.
Лёва это увидел и ухватил одним взглядом. Худо дело.
-- Ты гляди, курсант наших баб щупает!
-- Пиздец тебе, козёл!
-- Сейчас мы тебя убивать будем!
-- Пидар зеленый!
Чему-чему, а военное училище и ротный учит принимать быстро решения и мгновенно реагировать на ситуацию.
Так и курсант Ситников мгновенно оценив обстановку, оторвал себя девочку, толкнул её в подъезд.
-- Беги домой. Дверь никому не открывай!
-- Ты куда, сучка!
-- Курсанту «даёшь», а нам, почему не «даёшь»!
-- Стой, блядь!
-- Проститука!
-- Ничего! Мы знаем, где ты живёшь!
-- Сейчас мы твоего дружка кончим и к тебе придём!
-- Пусть бежит! Сейчас подмоется, и нас ждать будет!
И уже обращаясь к Лёве:
-- Ну, что козлик зелёный, бабу спас, а сам ты у нас остался. Готовься к смерти!
Полукругом они стали обступать курсанта Ситникова. Что делать? За спиной подъезд. Группа мерзавцев рядом. Отрезают от забора. Пока, ещё не распределись вокруг него. Сейчас обступят, и понесется процедура, под названием «прощай здоровье».
Лёва сдёргивает ремень, рывком наматывает на руку.… И без предупреждения бьёт ближайшего по голове пряжкой, второму, без размаха носком сапога по голени! Проход есть! Лёва стрелой бежит к забору. Толпа недоносков за ним.
Ага! Куда вам, сопляки! Знаете только как толпой на одного! Тестостерон помноженный на адреналин – адская смесь! Забор родного училища! Переброс тела в одно касание, всё как на полосе препятствий! Физическая подготовка на «отлично»!
А тут как под заказ и родная рота с обеда пришла. Кто в роту поднялся, кто курить остался, а кто и просто воздухом подышать, насладиться погодой хорошей, байки потравить.
Ситников весь в мыле несётся к роте. В одной руке пилотка, в другой ремень. Морда красная.
-- Парни! – он задыхается – Там это…
-- Что?
Все повыскакивали. Напряжение.
-- Местные пидары чуть морду мне разбили и девчонку не изнасиловали. Еле ушёл.
-- Где?
-- Суки!
-- В хлам порвем!
-- Там! – Лёва махнул рукой в сторону забора – Я покажу.
И человек тридцать, ломая кусты, сбросив сумки свои с тетрадками, несётся к забору.
Нашего товарища чуть не убили! Чуть не побили! И девок наших не трогать!
Забор? Ерунда! Толпа перемахивает через забор.
Хулиганы, изображающие из себя закоренелых преступников, была на месте. Они с удивлением слушали треск ломаемых кустов, но когда увидели толпу парней в зеленой форме, попытались разбежаться в разные стороны. Только там бежать-то особо некуда было. Только вправо или влево. А с флангов тоже были курсанты.
Раньше бежать надо, как только шум услышали.
И без предисловий, излишних церемоний и приветственных речей началась сеча.
Хотя, честно, пытался отбиваться только главарь шайки от группы курсантов.
Избиение младенцев в Вифлееме, или где там ещё крошили детей?
Лёва нёсся впереди. Пилотка в кармане. Ремень на руке, Первым ударом, с налёта, с разбега, по голове он вырубил того, что с кастетом. Наступив сапогом безжалостно на кисть поверженного врага, Ситников содрал кастет, нацепил себе на левую руку. Потряс рукой, нормально сидит. На правой главное оружие курсанта – ремень!
Толпа уже вовсю охаживала ногами вожака стаи шакалов. Ситников продрался к нему. С налёту, сверху вниз, безжалостно врезал кастетом по зубам. Хрустнули, посыпались гнилые зубы.
Поверженный повернул голову и сплюнул кровавую слюну вместе с обломками того, что было во рту. В песке блеснула золотая коронка. Кто-то подобрал её. Пригодится.
Рядом лежало тело хулигана. На нем сидел Базлов. Ему было скучно просто бить. Он бил, читая мораль. Слово – удар. Вот уж воистину, вдалбливал в голову прописные истины, известные каждому из нас, но неведомые этим подонкам из сучьей стаи:
-- Запомни! Ты – говно! И только Советская армия способна сделать из тебя человека!
Много чего было сказано ещё в адрес подонков. Все высказывания были о том, что не надо дёргаться на военных, и тогда будешь здоров, и не будешь кашлять кровью.
Ситников увидел в окне свою зазнобу, пошёл к ней. Амир Нуров увязался следом.
-- У неё подружка есть? Для меня? Спроси.
-- Сейчас и спросим.
И вот Лёва, в брызгах вражеской крови, мокрый от пота идёт к своей девушке. Победитель! Таких любят! И Лёву любят! И всех нас любят! И у неё есть подруга! И Амир Нуров потом будет с ней дружить!
Возбуждённые, толпой вернулись в казарму. Всё заняло не больше десяти минут. Но разговоров было ещё на полдня. Те, кто был в казарме, и пропустили, были раздосадованы, что не поучаствовали в битве.
Хулиганам повезло, что большинство роты было в казарме. Иначе, мы бы выстраивались в очередь, чтобы приложиться к телу противника.
-- Эх, хорошо же мы им дали!
-- Правильно, пусть знают, что курсантов трогать нельзя!
-- Ибо возмездие неотвратимо!
-- Сам-то понял, что сказал?!
-- Не было бы возле казармы, то неизвестно чем бы закончилось.
-- Ну, да. Не факт, что Ситников унес бы оттуда ноги!
-- Зато эти неделю будут отлёживаться.
-- И дружкам своим расскажут, что не нужно ходить под забором училища, это очень вредно для их гражданского здоровья!
-- И к девчонкам нашим приставать.
-- Как бы это не отразилось на девчонках. Мы-то не рядом.
-- Да, ладно. Вряд ли сунутся.
-- Понимают, что всё это печально закончится для них.
-- Ну, да, и хрен с ними!
-- В рот им потные ноги!
Утром комбат провёл развод батальона. Вывел из строя курсанта сорок третьей роты. Зачитал письмо из ГАИ его города.
Получалось, что курсант, находясь в отпуске, взял у отца автомашину, не справился с управлением, совершил ДТП с патрульным автомобилем УАЗ ГАИ.
После этого пытался скрыться с места происшествия. Была организована погоня. После того как был зажат четырьмя машинами ГАИ, оказал сопротивление. Нанес физическое оскорбление сотрудникам милиции.
Матерился в адрес сотрудников правоохранительных органов. Сдался лишь после предупредительного выстрела в воздух.
Был закован в наручники, доставлен в отделение милиции, откуда бежал, угнал
