Расстрелять, нельзя, а, жаль! Я бы половину роты бы к стенке поставил бы как вредителей! Никто из училища не додумался же ходить в самоход за молоком и хлебом! НИКТО! Училище с 1941 года! И никто не ходил! НИКОГДА! А вы!!! Ё…!!! Так вы же не просто ходили, а организованно! Организованная преступная рота! Такое ощущение, что со всей страны собирали всех начинающих преступников и приняли их в сорок вторую роту! Чтобы они тут отточили своё мастерство и несли разложение и воровство в войсках! Засланцы ЦРУ, а не советские курсанты! Фашисты! Эсэсовцы! Гитлеровцы! Хунвейбины! Вредители! Боевые бегемоты! Другие роты просто на вашем фоне ангелы во плоти. Образцово-показательные курсанты. А вы?!! Сволочи! Запороть! Насмерть! Батогами на конюшне!!! Мерзавцы!
Задние ряды бурчали.
-- Ну, вот и целовался бы с такими вот ангелами, чего к нам пристал?
-- Они такие ангелы, а по учёбе и по спорту мы лучшие.
-- Если уж два таких курсанта как Томах и Комаров стали у вас преступниками, воровали продукты питания, то я даже боюсь подумать, на что способны остальные в этой роте!
-- Тебе лучше не знать на что мы способны. – шушукались за спиной – А то помрёшь от инфаркта или несварения желудка!
-- И никто не воровал продукты, сами давали!
-- И ведь никто не говорил! Никто не сообщал! Даже комсомольский актив молчал! Значит, и они в преступном сговоре! Как вам не стыдно! Вам доверяли! А вы вместе со всеми воровали и ели! Позор!
-- Значит, стукачи были с нами!
-- И это хорошо, что они с нами, а не против нас!
-- Стукачи тоже жрать хотят!
-- Такие же люди, только стукачи.
-- Милиция не так давно приходила, спрашивала какие курсанты, избили группу подростков из местных. Вот здесь! Прямо за забором! Где сорок вторая рота дислоцирована! Они все обратились в больницу. Врачи сказали милиции. А те уже приходили к нам. Теперь я понимаю, что без сорок второй роты здесь не обошлось!
-- Так пусть училище построят, и они опознают! – кто-то крикнул.
-- Ага, опознают. Они обделаются жидко.
-- Не в правилах приблатнённых с мильтонами якшаться.
-- Мы, в форме, для гражданских, все на одно лицо. Как китайцы для нас.
-- Да, я знаю.
-- Предлагали. Они боятся. Говорят, что после этого курсанты их просто убьют! Кто ещё так способен издеваться над людьми, как не сорок вторая рота? Они под себя ходят непроизвольно, когда слышат про военных и Советскую Армию! Позор! Мерзавцы! Вы из призывников инвалидов сделали!
-- Всяко бывает. – сзади хихикнули.
-- Таким нечего делать в Советской Армии. Только в стройбате.
-- Что же с вами сделать! – комбат думал, тёр подбородок – Я вас сейчас до полигона и назад!
-- Не испугались! – голос с задних рядом – Рекорд училища – час сорок! Никто не побьёт!
Пауза. Комбат понял, что нас просто так не возьмёшь!
-- Вон сейчас пойдёте разбирать казарму оркестра! – новый аргумент Старуна.
--И поломаем казарму!
-- Я вам поломаю! Я вам разберу! Вы только и умеете что ломать! Стадо кемеровских варваров! Иппиегомать! – комбат показывает всему строю свой увесистый кулак.
В итоге мы пошли разбирать казарму оркестра, что возле второго КПП стояла.
Комаров с Томахом отсидели свои положенные семь суток. Вышли. Их встречали как героев. Смеялись, что не ушли от погони. Просили многократно рассказать, как они прыгали на забор. И всякий раз все покатывались со смеху.
Но после этого мы завязали ходить за молоком и хлебом. Ротные офицеры целую неделю ночевали в казарме по очереди. С самоходами тоже пришлось завязать и жить какое-то время по Уставу.
Только в курилке мы вспоминали, как по ночам вкушали свежий хлеб и свежее молоко! Их вкус и запах остался в памяти на всю жизнь!
Начальник училища, побывав в казармах, где жили разбросанные роты четвёртого батальона, приказал ускорить переезд.
Понимал полковник, что в таких условиях, и жить нельзя, и всё это провоцирует нас на поиск приключений. Приключения, от нашей скуки и слабого контроля, найдут нас сами.
Начался штурм по вводу в строй «Брестской крепости».
Начальник училища поставил задачу полковнику Радченко изыскать стройматериалы! Радченко вызвал комбата и транслировал ему поставленную задачу.
Старун вызвал ротных и потребовал в присущей его ему манере «ипиегомать!» добыть стройматериалы любой ценой и закончить эту долбаную казарму!
Командиры рот вызвали сначала местных курсантов, у которых есть родственники в Кемерово и области, потом вызвали самых что ни на есть распиздяев, разгильдяев, злостных самоходчиков, залётчиков, и популярно объяснили, что в случае добычи строительных и отделочных материалов, наступает амнистия. И им прощаются все прежние прегрешения, и наступает пора благоденствия и всеобщего счастья.
Все присутствующие потребовали двухсуточного увольнения, и если офицеры увидят их в городе по гражданке, то без претензий.
Курсанты вышли на охоту... А в форме-то особо не получится. Все окрестные строители при виде любого курсанта уже делают «стойку», прикрывая стройматериалы своими телами, ощериваясь шанцевым инструментом и арматурой. Ограблено было всё в округе. Все стройки, склады стройматериалов пострадали от сараначеподобных набегов. Когда даже у дворника спёрли метлу! Воровать уже было нечего. А то, что можно было унести, охраняли штатские утроенными сторожами.
Да, и в милицию, после «подвига» Томаха и Комарова, попадаться не хотелось. Одно дело, когда тебе подарили ведро молока и вещмешок хлебушка, а тут.… И отмазывать никто не будет.
На том и порешили. Срок ввода, как замполит сказал «перерезать ленточку» – две недели.
Замполит тоже не дремал. В новые «Ленинские комнаты» нужны новые плакаты. Ротные выдергивали тех, кто умеет красиво писать, рисовать и те корпели с плакатным пером, кистями. Расчёт один – увольнение. После сдачи работы. И, пока, они не ходили в наряд, караул. За них тянули «лямку» остальные.
Не задействованные в процессе строительства, «охоты», рисования, помогали по принципу «стой там, иди сюда, пошёл, не мешайся под ногами», а также несли службу в нарядах, караулах. Вот и пошли по нарядам отличники и «тормоза». Сержанты – по очереди. Вне зависимости от того, «охотник» он или «художник».
Спешка. Гонка. Стройка на первом месте.
Старун постоянно контролировал стройку. В новой казарме выставили наряд по ротам. Цель одна – не дать украсть стройматериалы другим батальонам. И чтобы другие роты не воровали друг у друга. Были уже такие попытки. Финал один – драка. Вопли. На помощь своим бегут товарищи. Чтобы этого не было, дневальные головой отвечали за стройматериалы. Не спать! Охранять! Услышав лай караульной собаки, громко, чётко, без искажений передать его дальше!
Коридор, он же – новая «взлётка», был почти готов. Стены оштукатурены. Цемент ещё влажный. Нужно немного чтобы просох, а потом уже и окрашивать.
Электрики – курсанты. Видимо, когда прокладывали провод, где-то пробили изоляцию, и теперь по стене «бегала фаза». Прикоснулся к стене и тебя ощутимо било током. Ну, не ломать же стены из-за этого! Высохнет стена, и бить током перестанет! С каждым днём срок ввода сокращался. А здесь с разбором стены и поиска «пробоя фазы», еще, минимум три-четыре дня!
Стою в наряде дежурным по роте. Заходит комбат.
-- Рота! Смирно!
Строевым шагом топаю к нему на доклад:
-- Товарищ подполковник!
-- Занимайся! – он вяло махнул рукой.
-- Рота! Вольно!
Комбат пошёл по расположению. При моих командных воплях, даже те, кто был в бытовке, сразу стали изображать, имитировать бурную деятельность (ИБД).
Кто-то занимался стройкой. Ему помогали. С видом учёной макаки, стоя в стороне, командовали:
-- Вот так. Чуть левее!
Кто-то усиленно оттирал от краски, раствора стены, пол. Все при деле.
Комбат ходил, по привычке, прикурив, спичку на пол.
Не проведёшь меня! Старый воин – мудрый воин! Спичку подобрал, в карман. Не оставаться же из-за этого обгорелого кусочка древесины на вторые сутки в наряде!
Комбат зашёл в туалет, посмотрел. Окурок бросил, прикурил вторую сигарету.
Не знаю как, но у меня возник коварный умысел в отношении комбата. Была у него одна привычка, из-за грузности, возможно, больной спины, он часто опирался о предметы, будь то стул, стена, дверь. Опирался рукой, плечом.
-- Так, Миронов, вижу. Вижу, что все при деле. Можете же работать, когда захотите! И не только в самоходы бегать и водку трескать! Можете же!
-- Так ведь и качественно работаем! – льстиво вторил ему.
-- Качественно? Ну, не знаю. Посмотрим. Вон, сорок первая рота работает не быстро. Да, и со стройматериалами у вас побогаче будет. Не хотите поделиться?
-- Зачем, товарищ подполковник?! У них, зато другие вещи хорошо получаются!
-- Какие это?
-- Дисциплина, например. Они настолько дисциплинированы, что не могут достать себе ничего. Ждут, когда полковник Радченко выделит. Или вы им выбьете и принесете на блюдечке с голубой каемочкой. Сами, инициативно ничего не могут. Открыли рот, и ждут, когда им кусок мяса в рот покладут. В Уставе же, как написано: «Проявляя разумную инициативу».
-- Поговори у меня, Миронов! Иппиегомать!
Машет увесистым кулаком.
Тем временем я подвёл его к выходу из роты. Но ему было некуда спешить. И он заинтересовался беседой со мной.
Сигарету правой рукой положил в рот, а вынул уже левой…
Нельзя упускать момент! Нельзя!
-- Так, вот, я говорю, что мы уж и не такие плохие, как вы нас считаете. И материалы сами, и ремонт сами. Другие роты привлекали специалистов. А мы сами.
-- Угу. И в самоходы организованно ходите! Пойми! Не научишься подчиняться – не сможешь подчинить!
И принял Старун величественную позу, опёршись правой раскрытой ладонью о влажную стену « с фазой»…
Через полсекунды раздался вопль на всю казарму!
-- Миронов! Иппиегомать! Я тебя сгною! Расстреляю! На «губе» сгниёшь!
При этом он прыгал, тряс рукой. У него получалось одновременно орать, выть, материться, курить.
-- Что с вами, товарищ подполковник?
Я даже подбежал к нему, хотя было желание смеяться, ржать во всё горло. Во-первых, у меня получилось. Во-вторых, на самом деле это было смешно. Очень смешно.
Комбат успокоился. Оттолкнул меня.
-- Стена у вас током бьётся. Устранить и доложить!
-- Есть! – отдал ему честь.
-- Через три дня приду – проверю!
Не смог я сдержать улыбку. Она стала «на ширину приклада».
-- Чего лыбишься, Миронов! Ты будешь обнимать стены, и целовать её! Понял?
-- Так точно! Понял! Есть! – снова отдаю ему честь.
Старун вновь помахал у меня кулаком перед носом.
Комбат вышел, тряся рукой.
Все кто был рядом, просто закатились смехом. На это конское ржание выскочили остальные курсанты.
-- Что? Что у вас случилось?
И многократно пересказывая друг другу произошедшее, все весело смеялись, переговаривались. Подходили ко мне, хлопал по плечу:
-- Ну, что, Ленин! Готовься обниматься и целоваться со стеной!
-- Будешь тренироваться.
-- Давай мы тебе тут девку голую нарисуем.
-- Ага!
