– Двенадцатую и тринадцатую. И – четырнадцатую.
Теперь почти все бежавшие, инстинктивно избравшие для «отступления», а вернее – панического бегства, кратчайшую дорогу к кораблю, попадали в снег. Две первых мины ударили им в тыл, последняя – в лоб!
Из троих поднявшихся снова на ноги женщин, только одна смогла продолжить бег. Две остальных, не пробежав и ста шагов, рухнули в снова в снег…
Андрей сказал:
– Благодарю за службу. И высочайшую квалификацию. Благодаря вам, мои любимые и друзья, мы сможем какое-то время жить сравнительно спокойно. Режим наших вахт и работы станет не чрезвычайным, а обычным. И мы теперь в более выигрышных условиях, чем раньше. Потому что можем ставить свои условия Совету.
А теперь главное. Приказываю: выключить мониторы. И не включать до моего приказа. Магда. Отзови людей из штурмовой группы – вниз.
Вам не годится видеть то, что сейчас будет происходить там, снаружи.
Я собираюсь избавить этих несчастных, кто ещё жив, от ненужных страданий и мучений!
– То есть – добить?
– Да, Магда. Как ни мерзко и отвратительно мне это делать, но заставлять их страдать в ожидании неизбежного конца – негуманно. Ведь они – наши непримиримые враги. Никого из них мы ни перевоспитать, ни оставить без охраны не сможем! Следовательно – никого из них на попечение доктора Джонс мы не передадим. Нам лишние рты и хлопоты ни к чему!
А сейчас – приказ по гарнизону. Всем (Кроме тебя, сестра Квок! Тебя я попрошу ещё какое-то время, хотя бы до моего возвращения – послушать!) – обедать!
А затем – отдыхать! Анна. Пожалуйста, проследи.
– Да, муж Андрей!
– Муж Андрей. Можно мне – с тобой?
– Нет, Магда. Это – грязная и сволочная работа.
Работа для, как раз – садиста и маньяка. Без совести и чести.
Не хочу, что ты, или кто-нибудь вообще, видел меня за ней!
Снаружи было пасмурно. Вместо привычного ослепительного сияния наблюдался серый сумрак. Задувал пронзительный и подвывавший ветер: похоже, начинался небольшой буран. Андрей подумал, что, в-принципе, можно бы и ничего не делать: просто ждать здесь, в тамбуре. В тепле. (Относительном!) Наблюдая через иллюминатор. Те раненные, что ранены тяжело, умрут через час, максимум – пару часов. От переохлаждения. А вот легкораненные…
Могут попытаться проникнуть к ним: внутрь Андропризона. В хрупкой надежде получить помощь.
Он понимал, конечно, что сами-то эти несчастные – в отчаянии! Начальство бросило их – прямо в мясорубку! На практически верную гибель! Но ведь сейчас оно и само всё погибло… И некому отдать им дурацкие приказы! И в дело вступает инстинкт выживания. А ему – плевать на Уставы и Законы!
Но понимал он и другое: доверять этим кадровым военным, получившим отличную «накачку», и тоже ненавидящих мужчин с детства, нельзя! Ни при каких обстоятельствах, и не поддаваясь ни на какие мольбы!.. «Оттаяв», они снова начнут искать, как бы его прикончить! А заодно и всех «предательниц»!
Натянув капюшон парки поглубже, и потопав ногами в унтах, он вышел наружу.
Зрение и слух не обманули: было и холодно, и неприютно. Вокруг, в пятидесяти шагах, и дальше, по всему периметру вокруг тамбура, лежали тела. Но за воем ветра ни стонов, ни криков слышно уже не было. Ну правильно: с момента побоища прошло почти полчаса, а за это время запросто можно истечь кровью. И окончательно лишиться сил!
Вот только не думал он, что настолько эффективны окажутся их мины: ведь рассеивание осколков – неизбежно, и кто-нибудь в таких условиях обязательно останется цел! Не получив никаких ран! Ведь многие и лежали, и бежали во время взрывов!
Внезапно слева он – не увидел, а, скорее, учуял движение!
Вскинув к плечу карабин, который держал наготове, Андрей почти не целясь выстрелил. Вскрик сказал ему, что старинные навыки не подвели: он попал! А ведь это было трудно: женщина, прицелившаяся было в него из автомата – лежала в добрых пятидесяти шагах!
Но сейчас она успокоилась. Похоже, навсегда.
Подумав, он зашёл снова в тамбур. Нужно подождать.
Пока руки и, главное – пальцы, возможных оставшихся в живых замёрзнут до такой степени, что не смогут нажимать на спусковые крючки.
Он выжидал ещё с полчаса. Торопиться ему теперь было абсолютно некуда!
Выйдя теперь, он удивился: вокруг большинства неподвижных тел метель намела уже вполне приличные бугры: этакие барханчики! И отследить тех, кто из раненных ещё пытался двигаться, чтоб не умереть от неподвижности, просто замёрзнув на морозе в минус тридцать, оказалось очень даже легко: возле них барханов не было! Зато имелся след в снегу, указывавший, в какую сторону пытались ползти эти полумёртвые несчастные.
Таких тел он насчитал с десяток.
Большая часть действовала предсказуемо: пыталась доползти до входа в тамбур, игнорируя даже возможность подорваться на очередной мине. А вот две…
Уползали прочь!
Андрей двинулся к тем, кто приблизился ко входу. Обход начал слева, и двинулся дальше: по неровному полукругу. Ожесточив сердце, и понимая, что жалости тут не место, просто стрелял. В спины. Ползти такие «добитые» уже не могли: некоторые со стоном, а некоторые – и молча, падали ниц, зарываясь головами в белых капюшонах в снег…
Только убедившись, что подвижных тел не осталось, он пошёл за теми, кто пытался уползти прочь. Впрочем, одну из них пришлось тут же добить: она, развернувшись на звук его шагов, пыталась взять его на мушку! Но её руки, в отличии от его, не слишком свою хозяйку слушались.
Последняя из выживших, хоть и слышала, как он приближается, оружие в руки взять не пыталась: его у неё просто не было: похоже, давно бросила, наплевав на указания Устава и традиции «элитных» бойцов. Она всё ползла и ползла. Андрей не стал мудрить, или пытаться с упрямицей заговорить. Просто выстрелил ей в голову.
Присел. Снял с женщины подсумок. Расстегнул портупею. Забрал всё, что было можно забрать: и сумку с продуктами, и запасные магазины, и флягу, и автомат.
После чего двинулся к ближайшим телам: ему предстояло много работы.
Пока чёртовых десантниц не занесло окончательно, нужно собрать добытые «с боем» трофеи…
13. «Покой нам только снился!»
Автоматов он смог дотащить аж пять. А вот подсумков, поясов с разным нужным десантницам оборудованием, вроде сапёрных лопаток или штык-ножей и фляг со спиртом, снял с десяток. В данный момент его больше всего интересовали запасные магазины. Таковых в подсумке каждого бойца оказалось по три. Хм-м… Дефицит у них, что ли?
Или рассчитывали обойтись «малой кровью»?
Похоже – именно так, учитывая какие в этих магазинах имелись пули…
Затащив добытое в тамбур, он вышел снова. На этот раз забрал добро у тех десантниц, что оказались ближе остальных к тамбуру.
Третий заход оказался последним: у него закололо в боку, и начался кашель.
Решив не рисковать и не нарываться на неприятности в виде сердечного приступа, или простуды или (Тьфу-тьфу!) воспаления лёгких, он с выходами наружу завязал. Дверь тамбура запер на её массивную (Как не вспомнить «Новый Берлин»!) щеколду. Запер и верхний и нижний шпингалет: теперь без гранаты, ну, или пуль, никто не войдёт снаружи!
Он спустился вниз, на уровень их с Семьёй каюты. Дотопал туда, уже чувствуя усталость и одышку. В каюте застал жену Жаклин и жену Элизабет. Сказал:
– Жена Жаклин. Будь добра: сходи распорядись от моего имени: тем, кто остался нести вахту по тюрьме. Пусть сходят в тамбур, и перетащат на склад, к Моне, под опись, всё то, что я туда понатаскал. Не хочу, чтоб оно замёрзло. И заржавело. Но! Наружу пусть уже не выходят! Я двери запер.
– Слушаюсь, муж Андрей! – вильнув соблазнительными бёдрами, она вышла.
Жена Элизабет смотрела на него, сцепив руки перед грудью, и широко расставив ноги, со странным выражением. Он хмыкнул:
– Н-ну? Что теперь не так?
Поколебавшись, она ответила:
– Да всё, вроде, так. Меня только поразило вот что. Ты словно знал, что всё так и будет! И мы успели всё сделать – в последний момент! Но – откуда?! Откуда ты узнал?!
А ещё меня удивляет… Почему наши мины оказались столь…
[left]Андрей, пока она говорила, запинаясь, и кусая губы, прошёл к стенному шкафу. Вытащил очередную сухую смену нижнего белья. Бросил на стул. Начал быстро
