Княжич, князь (серия "Кто ты?"-1)

вишь ты чего оно приключилось...
  - Если ты Древлеверие исповедуешь, почему же тебя к нам-то потянуло?
  - Не ведаю, господин игумен Варнава.
  - И опять не ведаешь, значит. Ладно. На сегодня всё, мастер Витигост, - сказал настоятель, поднимаясь. - Поздно уже, отдыхай как получится. Вечерю сюда подадут - уж не взыщи, что с опозданием трапезничать станешь. А по нужде в дверь стучи да зови негромко: братия рядом, выведут.
  Выйдя во двор, остановился, устало повел плечами. Обронил, ни к кому не обращаясь:
  - Такие вот дела...
  - Придется ждать, когда княжич проснется, - подал голос брат Илия. - Очень странно все это, отче.
  - О странностях-то, разумеется, поразмыслим. И поразмыслим непременно. Да вот только в понимании пока дальше нисколько не продвинемся... - отец Варнава опустил глаза и принялся рассеянно вертеть в пальцах свой посох. Из недолгой задумчивости его вывели звук торопливых шагов и голос из темноты:
  - Отец игумен, ищут вас. У настоятельских палат спешный посланник из Гурова дожидается.
  
  ***
  
  - Звали, отче?
  С какой-то тяжестью, даже тяготой, отец Варнава поднялся с колен. Совершенно чужое, окаменелое лицо оборотилось от келейного иконостаса к Кириллу. Как будто сквозь него взглянули лишенные света глаза:
  - Звал, княже... Входи...
  - Что-что? Как... Как это - княже? О Господи... - он заледенел, остановившись на полушаге в дверном проеме. И окружающий, и внутренний миры стремительно изменяли какие-то жизненно важные основы своего прежнего устроения - невидимо, но неотвратимо и безвозвратно. - Отец - да? Отец?
  - Он... тоже... - словно через силу выговорил настоятель. - Горе пришло к нам с тобою. Большое горе. И оно соделало тебя из княжича князем. Входи же, входи... Третьего дня посланник был от старосты Троицкого посада. В своем доме в Гурове убиты князь Иоанн, отец твой, жена его Евдоксия, мать твоя, и сын его Димитрий, брат твой старший.
  Кирилл захлебнулся криком. Неловко и беспомощно прикрывшись ладонями, зарыдал в голос. Отец Варнава подался вперед; навстречу ему совсем по-детски раскинулись руки, обхватили судорожно, а залитое слезами лицо ударилось о кипарисовое настоятельское распятие на широкой груди.
  - Боже мой... Боже мой... Мужайся, юный княже... А вместе с семьею твоею смерть приняли пятеро ратных да восемь душ дворовых и домашних людей. Тяжкое, страшное испытание попустил Господь. И тебе, сыне, и мне, грешному.
  Он закрыл глаза, промолвил странным голосом:
  - Господи... Дай сил донести крест сей...
  - Как это случилось? - невнятно спросил Кирилл, не поднимая головы.
  - Может, присядешь? Так лучше будет, правду говорю. И я тоже... Да сиди, не вставай - вот печаль, что это мое кресло! Какая разница сейчас-то.
  Отец Варнава помолчал, глядя в пол. Потом продолжил отчужденно и как бы нехотя:
   - Передаю суть донесения. С самим же письмом дозволю ознакомиться чуть позже. Итак. Рано утром староста постучал в ворота по делам общинным. Стучал долго - ему не отвечали. Тогда он забеспокоился, попросил помощника своего перелезть через ограду да изнутри калитку в воротах отворить. Тут же обнаружились тела стражей, после чего староста послал за своими людьми доверенными да охраною их поставил, чтобы не впускали никого. Затем сыскали прочих дворовых да ратных. Кого в жилищах своих, кого в местах служебных. Далее двери высадили, в дом вошли. Там уже все твои... находились. И ни на ком - ни ран смертных, ни следов иного насилия.
  Кирилл отвернулся. Стесненно и неуклюже растер по щекам слезы:
  - Отчего же они погибли?
  - Похоже, были отравлены неведомым ядом. Деталей пока не знаю, предстоит выяснять. Посмотри-ка на меня, сыне. Вон в том углу на колышке - утиральник чистый. Воспользуйся, не смущайся ничем... Вестник говорил: лица у всех оставались мирными да покойными. Да и тела выглядели так, словно смерть не насильственною была, а своею, природною.
  - А соседи, случайные перехожие?
  - Никто ничего не видел и не слышал. Это очень часто бывает, к сожалению.
  - Чужих, новых людей перед тем не примечали? Может, разговоры кто какие вел?
  - Тоже пока не ведомо, да и когда было правды доискиваться? Староста тут же помощника своего отрядил, чтобы меня поскорее известить. Двух коней загнал он, всего лишь за четыре дня от Гурова до нас добрался.
  - Получается, это случилось четыре дня назад...
  - Нынче шестой день пошел. Почти сутки с половиною спал ты после дознания своего.
  Кирилл свел брови:
  - А что же дружина?
  - Не понимаю тебя, княже.
  - Отчего вестником не из дружины кто послан, а случайный человек?
  - Разве помощник старосты - случайный человек? К тому же, в конце предыдущего дня обе сотни были отправлены в Белецк.
  - Кем и зачем? Или почему?
  - Узнаем и это в свое время.
  - Я должен ехать, отче.
  - Нет. Посланы уже мною в Гуров люди толковые. Всё, что надобно, выведают и сделают. А теперь опять в глаза мне посмотри. Обещаю: ни одно злодеяние, ни один даже умысел злой безнаказанными не останутся. Веришь? Вот и хорошо. Обо всем прочем пока попечение отложи. Обстоятельства таковы, что тебе непременно следует оставаться здесь да вместе со мною гостей поджидать.
  Отец Варнава повел головой в сторону глиняной кружки на столике у окна:
  - Выпей, яви милость. Отец Паисий настоятельно просил. Я к этой просьбе присоединяюсь.
  Кирилл поднес кружку к носу, понюхал. По его лицу нельзя было разобрать, каковым являлся запах в действительности. С безразличной послушностью проглотил содержимое и спросил столь же безразлично:
  - Что за гости такие?
  - Давние добрые друзья мои. И помощь твоя опять понадобится - не сегодня, понятное дело. Уж прости, что не даю тебе с горем своим наедине побыть.
  - Я так разумею, желательно с тем убийцей до конца разобраться? Отче, но ведь горе мое ни завтра, ни позже горем быть не перестанет. Если надобно сейчас - значит, идемте.
  Он поднялся.
  - Да... Весь ты в отца своего, - проговорил отец Варнава, поднимаясь следом и окидывая его каким-то новым взглядом.
  Что-то необычное, не виданное доселе, и мелькало в глазах галерейных послушников, и ощущалось в их навычных поклонах. То же самое Кирилл приметил у братий, встреченных во дворе да по пути. Смутно догадываясь, что сегодня это отчего-то адресуется по большей части не настоятелю, а именно ему, он начал испытывать глухое раздражение.
  - Не надо, сыне, - вполголоса и мягко попросил отец Варнава.
  - Вы о чем, отче?
  - Сердиться не надо - я же все вижу. Это всего лишь сочувствие тебе. Обыкновенное человеческое сочувствие. Ты просто еще не терял никого, поэтому и непривычно.
  Когда Кирилл стал подниматься по ступеням приюта, ему показалось, что последний раз он был здесь не позавчера, а по меньшей мере седмицу тому. У двери уже поджидали келейник с братом Иовом.
  - Здравствовать тебе, мастер Витигост! - заговорил отец Варнава, входя вслед за ними в келию и решительным движением ладони тут же показывая, что вставать не требуется. - Хоть и просил ты тогда: "Не надобно меня ко княжичу", а все-таки придется, уж не обессудь.
  - Да мы-то что? Мы же с полным разумением нашим, господин игумен Варнава!
  - Это славно, что есть разумение. Приступай, княже.
  При последнем слове почтительное выражение лица мастера Витигоста усугубилось, смешавшись с непониманием. Он ёрзнул плечами, неловко поклонившись Кириллу, и опять попытался приподняться.
  - Может, ему все-таки лучше встать - или как? - спросил настоятель.
  - Да пусть сидит - разницы нет. А ты, человече добрый, сейчас мысленно представь, будто руку мне протягиваешь дружелюбно. Можешь и в самом деле так поступить, тогда нам обоим еще легче будет. Не бойся - ничего злого я не привнесу. Ну, если не считать того зла, что уже есть в тебе, - добавил он, не сдержавшись и закрывая глаза. Отец Варнава неодобрительно повел головой, однако смолчал. - Вот так, хорошо, хорошо... Спасибо.
  В наступившей тишине слышалось только, как раз за разом вздыхает да гулко сглатывает напряженный мастер Витигост.
  Открыв глаза, Кирилл проговорил удивленно:
  - Ничего не понимаю, отче! Убийца в нем - будто новорожденный, будто из ниоткуда вдруг возник. У него - как бы это сказать? - нет никакого прошлого. Да. Вообще никакого. Э... Что-то плохо я объясняю, но по-другому не могу...
  Обозначилась пауза. Настоятель безмолвно ожидал продолжения.
  - Ага. Так вот. До ярмарки той - обычный человек. Семьей обзавелся, трудолюбивый - как-никак в мастера же вышел. Не без греха, конечно: когда его жена младшего сына в утробе носила, он старшего с обозом отправил, а сам к своей молодой снохе...
  - Дальше о том не продолжай, яви милость.
  - Э... Разумею, отче. Простите. Что-то с ним на этой самой