Олоферн» - звучит опять в ее девичьей черноволосой под белой накрученной тугой чалмой голове - «Ночь кровавой любви»
- Убей его! – она, слышит голос летящий из демонической страшной адской шкатулки французского мастера Филлипа Лемаршана– Убей своего Олоферна! Иудифь, освободи себя!
Финал
Он долго сопротивлялся своей смерти. Его совершенно голое, почти черное вымазанное потной скользкой смазкой тело, лоснясь точно трупный червь или змей, неистово билось в конвульсиях и судорогах на скрипящей громко, раскачивающейся из стороны в сторону спаленной домашней постели. Обливая изголовье с подушками потоками фонтанирующей крови. Забрызгав всю за ней спаленную вертикальную стену.
Он так и не осознал до конца всего. Не успел рассмотреть за необычайно губительной для всех мужчин красотой жестокого кровожадного своего ночного убийцу. Он просто полюбил ее безумно и стал ее кровавой очередной жертвой. В ее городской Нью-Йоркской квартире и на ее спаленной постели.
Дергаясь в жутких непереносимых муках, сбросив с голых, почти черных напряженных в сексуальных страданиях и боли задницы ягодиц легкое постельное покрывало. Выставив перед женскими глазами свои переполненные спермой яйца и торчащий свой детородный дергающийся длинный невероятно раздутый стволом и распухшей головкой член, раздроченный, вот-вот уже готовый кончить.
Он сучил бешено своими голыми мужскими в липком текущем жарком поту ногами. По натянутым туго белым шелковым двойным простыням. Извиваясь бешено и дико на качающейся по сторонам скрипящей постели. Елозя, то влево, то вправо, ползая то туда, то сюда у прикроватной невысокой тумбочки. На которой стояла четырехугольная золоченая волшебная шкатулка Филиппа Лемаршана. Что меняла свои геометрические формы, вращаясь во все стороны, как кубик Рубика. То, складываясь, то раскладываясь в различные весьма сложные в своей конструкции фигуры.
Джудит Флоэрти видела, как он, выкатив из самих глазниц черепа и вылупив свои синие в отекших веках от разгульной пьянки, мгновенно протрезвевшие, перепуганные и измученные болью глаза. Уставился на нее, на свою совратившую его молодое сердце двадцатидевятилетнюю любовницу убийцу. Весь, конвульсировал и бился от непереносимой жуткой боли. Он был ее насильник и враг. Он молил ее о пощаде. Пойманный левой женской рукой девы мстительницы и схваченный утонченными окольцованными перстнями и кольцами пальчиками Джудит Флоэрти за кучерявые свившиеся в завитушки длинные черные потные слипшиеся волосы. Точно и надежно в цепкий капкан стиснутых в мертвую хватку ее окольцованных кольцами и перстнями девичьих перстов. Дергался под ударами острого мясницкого тяжелого разделочного кухонного обвалочного секача ножа в домашней квартире Джудит Флоэрти по адресу 969 City Holl на CITY HOLL PARK. Открыв свой рот и оскалившись своими, как собака зубами, вывалив свой болтающийся по сторонам язык, задыхался перерезанным своим пополам горлом, обливаясь алой разгоряченной вином и любовью кровью. Захлебывался и задыхался на ее девичьих глазах своего палача и убийцы. Своей ночной любовницы, у которой тряслись девичьи молодые двадцатидевятилетние окровавленные руки. В кровожадном ужасе и сексуально страстном упоении в момент жуткой расправы над ним.
Это творил и делал все еще Сенобит, демон шкатулки Лемаршана. ПРОВОЛОЧНАЯ ЖЕНЩИНА. Тот, кем Джудит все еще была и оставалась таковой, хоть и яростно сопротивлялась этому, но не могла уже остановиться. Она сама сейчас желала этого и хотела этого. Она жаждала крови и сладостного садистического упоения, обманутая своим же демоном и драконом Левиафаном, хозяином шкатулки КОНФИГУРАЦИИ ПЛАЧА и булавочноголовым его помощником главным Сенобитом Пинхедом, заставляя впасть еще в больший грех, разврат и похоть.
Иудифь и Олоферн. И не важно, хотел ли он такого. Важно было сейчас, что хотела она этого.
Хищник и жертва. Любовь, страсть и боль, плавно переходящая в сладостное наслаждение и блаженство для одного. Обрывающиеся мучительной смертью для второго.
Целых три мира и реальности слились воедино и были порождением самой Джудит Флоэрти. В кошмарном извращенном и испорченном сознании сумасшедшей преступницы клиники «СИДАРС СИНАЙ». Слилось и расстроилось все. Реальный мир и мир иллюзий, что были порождением волшебной адской коробки Филлипа Лемаршана. Да так, что сама Джудит не могла разобраться, где она на самом деле сейчас находилась и была, совершая свое кровожадное безумное убийство.
Эта казнь продлилась дольше, чем следовало. В бурлящих струях фонтанирующей крови и кровавых брызг, летящих на черное вечернее красивое платье молодой убийцы любовницы. Которая в тоже время и сейчас, в городском Нью-Йоркском высотном отеле вместе со своей подругой еврейкой Гамаль Шаадим, совершенно хладнокровно и без каких-либо эмоций на своем миленьком, но жестоком чернобровом девичьем личике, двадцатидевятилетнего убийцы и палача. Резала и кромсала, вдоль и поперек острым, как бритва оточенным мечом и дрожащими девичьими от дикого страстного кровожадного и сексуального возбуждения его мужскую, почти черную мулата бандита мафиози наркодиллера Оливера Макафферти шею. Своему военачальнику и полководцу ассирийских войск свирепому Олоферну. Став библейской вдовой мстительницей Иудифью.
Запрокинув вверх его мужской подбородок. На темнокожем лице. С глубокой посередине ямочкой. В одном месте идеально и гладко выбритый. В другом, с густой растрепанной бородой. Неумело, но уверенно, добравшись до самих шейных позвонков и, пытаясь их перерезать. Растягивая своей жертве кошмарные страдания и неописуемые мучения. Совершая расправу у стен библейской осажденной врагами ассирийцами Ветилуи.
Перед самой Джудит стало все меняться вокруг с невообразимой скоростью. Одна картинка сменялась другой картинкой. Одно стало накладываться на другое, путая ее само девичье молодое воспаленное жестокостью и кровожадностью обезумевшее от того, что она сейчас творила воображение и зрение. Она плохо понимала, что вообще происходит. Она, то видела свою квартиру, то гостиничный этот номер в Нью-Йорке. В глазах ее стояли цыфры 969 на обоих входных дверях. Огромный ночной весь горящий цветными рекламными огнями витрин и магазинов с высоченными небоскребами город снова и полностью весь исчезал, и все начиналось заново как в неком хитро собранном цветном калейдоскопе. В ее карих остекленелых от бешеной остервенелой злобы девичьих палача и убийцы неподвижных кровожадных и совершенно ледяных глазах все двоилось и троилось. Да так, что она не понимала, вообще ничего и где находиться. Лишь сами по себе, в лихорадочной тряске, работали ее молодые девичьи руки, делая свою преступную убийственную работу.
Там внизу под ее женскими ногами бился и извивался в мучительных болезненных судорогах тот, ее ненавистный враг, так низко павший праведной библейской деве красавице в ее ноги, обутые в золоченые праздничные сандалии. Забрызгивая струящейся кровью верх своего смертного постельного одра. Большие в белых шелковых наволочках и кружевах подушки. Удерживаемый сильными руками ее верной и преданной сверкающей злобой и довольным радостным удовлетворением служанки Элимы, что ругалась, на него, самыми отборными ругательствами и проклинала сейчас громко его на веки вечные.
Хлестала тонкими струями во все стороны из разрезанной, почти надвое до самого основания шейных позвонков шеи. Горла, вен и артерий горячая мужеская алая кровь. И руки ее Иудифи были в этой крови по самые, почти оголенные от рукавов локти ее черной траурной Ветилуйской вдовы красавицы Симлы. В золоте браслетов запястья.
Там под запрокинутой и вывернутой заросшей черной бородой мужским подбородком вверх перевернутой головой была глубокая красивая ямочка.
Там, из открытого настежь, и оскаленного по собачьи зубами издающего хриплые громкие звуки рта, текли липкие омерзительные и противные слюни. Болтался по сторонам его выпавший наружу язык. Под склоненной к его лицу и голове девичьей молодой полненькой трепыхающейся в жарком трепетной возбужденном дыхании грудью. В золоченом дорогом колье.
Она видела его дергающееся в судорогах конвульсий голое мужское красивое своего ненавистного любовника, почти черное слизкое в липком вонючем горячем поту блестящее в свете горящих свечей и лампад в жарком воздухе войскового шатра тело. И точно такое же тело вертелось в муках нестерпимой боли на ее домашней постели в ее квартире, что она сейчас также видела своими карими очумевшими от всего, что она творила девичьими глазами. Стены потолок. Завешенные черными шторами большие окна своей спальни. Не понимая сейчас, вообще ничего, что творилось вокруг нее, Джудит Флоэрти. Она видела в правой своей руке, то острый воинский окровавленный меч, то разделочный острый такой же, как бритва отточенный кухонный обвалочный секач нож.
Все теперь, вертелось как в некой волшебной карусели. Перемешиваясь и перепутываясь в один общий клубок боли ужасов и страданий. Как в каком-то жутком шизофреническом сумасшедшем непрекращающемся этаком сне. Диком безумном, кошмарном сне наяву. Уличной городской проститутки, что оказалась, однажды, будучи жестоко изнасилованной и избитой бандой уличных грабителей насильников, сойдя с ума в закрытой клинике для безнадежно умственно больных. Увидевшей сам адский, изумительный во всех неописуемых красках мир. Мир демона дракона Левиафана. Возжелавшей большего, навечно попасть туда к своему Богу и хозяину. В мир вечных сладостных страданий, неописуемых мучений и непереносимой жуткой боли.
Звенели длинные с острыми загнутыми ловчими крючьями, летящие со всех сторон цепи и вертелся деревянный обвешанный разодранными кровоточащими человеческими
