Но он сам совал свою голову под тот острый как бритва меч, что был на той настенной большой картине в руках молодой как она женщины. Безжалостной и беспощадной. Как приговоренный к кровавой жуткой смерти преступник. Ведь таковым он, Оливер Макафферти и был. И он заслужил именно такое. Он уже за свои сорок с небольшим лет по натворил такого! И не только в одном городе Нью-Йорке. В Лос-Анжелесе, в Вашингтоне и Чикаго. Был в связи с итальянской мафией и наркодиллерами Колумбии и Мексики. На его совести было много смертей и убийств. И отовсюду, он, Оливер Макафферти, выходил сухим как из воды. Не было даже задержаний и арестов. Он был ловок как никто из всех гангстеров и бандитов теневого мафиозного бизнеса в этом огромном мегаполисе. У Оливера всюду и везде были счета и деньги в банках. Были и свои люди. И при постоянной преступной работе. Всюду все куплено и подкуплено. Поэтому, он легко выкручивался отовсюду и из любой опасной для него проблемы.
Он ей был сейчас ненавистен и даже отвратителен теперь, но временами, она его, почему-то все же жалела. И жалость, сменялась лютой внезапной ненавистью и презрением. А потом, опять жалостью. Джудит, просто кидало из огня в полымя от смены любовных страстных чувств и ощущений к некой дикой кровожадной безжалостной такой же мести за все, что он творил и делал с ней. Она то хотела пощадить его, то хотела убить. И все это пересекалось и перекрещивалось с любовной дикой сексуальной страстью, похотьюю и извращениями на какие только способен ее женский мозг и рассудок.
Она, не ведала на какие страсти и чувства злой мести и расправвы способен разум ее близкой верной подруги Гамаль Шаадим. Но, вскоре ей предстояло это увидеть и узнать, шаря правой девичьей рукой в расстегнутой черной рубашке Оливера Макафферти. Забираясь под нательную шелковую белую рубаху и трогая женскими утонченными пальчиками его торчащие грудные черные на почти черной мулата гангстера и бандита груди.
- Ты, не видела еще его. Моя Джудит. Моя дикая своенравная и неукротимая сучка – он произнес ей заплетающимся пьяным вялым тормозящим и съедающим слова языком, когда дело вдруг от его целующих слащавых полных мулата губ дошло до его детородного мужского члена. И продолжил хвастливо - Он больше всех. И, никто не может таким похвастаться в этом городе. Все уличные путаны это знают. Я столько их им окочурил, моя дорогуша. И вот теперь он будет твоим. Если захочешь даже все время и навсегда. Я, покажу тебе его скоро. Но ты, можешь потрогать сейчас его.
Оливер, схватив ее правую в черной перчатке перстнях и кольцах женскую руку своей правой рукой, сунул ту промеж своих мулата голых ног. Промеж брючного дорогого костюма белых штанов. Туда, где торчал его просто торчком еле сдерживаемый нижним бельем, узкими тугими шелковыми белыми плавками и этими наглаженными белыми брюками возбужденный детородный мужской орган. Что был вместе с мужскими яйцами, подтянут вверх к волосатому лобку этого распущенного и развращенного мерзавца.
- Ого! Он, действительно довольно большой у тебя! - она произнесла ему, коснувшись рукой и пальцами большой твердой шишки промеж его ног и раздутой головки мужского детородного стянутого и скрюченного в тугом белоснежном нательном шелке плавок члена. И как бы заинтересовано и незатейливо одновременно, добавила - Интересно увидеть в живую, милый.
- Увидишь - он ей ответил и уже самодовольно и нагло – Сейчас допьем, вот это все пойло, и приедем все в одно место, которое нам выбрала твоя хитрая еврейская шлюшка подружка.
Он засмеялся громко, на всю машину, выпуская табачный сигарный белый кольцами дым из своего рта и добавил – Лучшее в нашем бандитском городе место для любовных развлечений и утех, любимая.
Он, докурил старую кубинскую сигару и закурил опять новую. И едкий запашистый клубами белесый дым поднялся вверх и расплылся густою пеленой по автомобильному длинному салону.
Оливер, сделал пару глубоких хороших затяжек, снова впился своим пьяными губами в ее полненькую нежную выпирающую из платья грудь и схватил за заброшенную на его ноги правую красавицы девицы в лайкровом чулке ногу.
Он был вдрызг уже пьян и сильно как мужчина и похотливый кобель сексуально возбужден. У него зуделось промеж тех его голых почти черных мулата гангстера ног. В самом волосатом лобке и шевелились живчики в яйцах. Ему сегодня нужна была такая бурная ночь, какую могли ему дать только эти две до жути красивые и неукротимые как в своих ресторанных совратительных восточных танцах в сексе женщины.
Гамаль была увлечена этими двумя молодыми гангстерами ублюдками. И ей было сейчас не до нее. Лишь она иногда, посматривала карими своими глазами из-под изогнутых черных бровей на свою подругу и подмигивала ей, лукаво и хитро улыбаясь. Успевая одаривать своими жаркими любовными коварными поцелуями обоих мужчин.
Два молодых и достаточно распоясанных и наглых гангстера и бандита, проникая руками под ее красное вечернее праздничное платье, эти два ублюдка ощупывали Гамаль, дерзко ее женские красивые ноги, добираясь даже до ее под ним женских нательных плавок.
- Вот же, наглые шалуны! Куда смотрели, только ваши мамы! – она, произносила им, и смеясь, изображая, что ей все это даже нравится, отталкивая, и играя с этими двумя молодыми подонками и преступниками, хлестала по шаловливым наглым мужским рукам.
Все втроем они, буквально откатившись к спинке шикарного летящего по скоростной дороге большого белоснежного лимузина Lincoln Town car 1992 года, прижавшись, друг к другу взасос целовались. Дело доходило уже до сексуальной, интимной любовной и даже опасной близости.
Но одновременно, все шло, как нельзя лучше, будто Джудит и Гамаль, еще, кто-то помогал в этом деле.
- Этой ночью, ты будешь исключительно и только моя – он произнес ей, еле шевеля пьяным ртом и онемевшим от перепоя языком, лапая Джудит Флоэрти своими гангстера и мафиози руками. Напротив сорокалетней еврейки Гамаль Шаадим. Что вошкалась с его пьяными тоже в стельку дружками в летящем по скоростному боковому западному шоссе FDR DRIVE, с выходом на шоссе 9а WEST SIDE HWY линкольне. Машина неслась и спешила в отель New York Marriott Downtown. На часах в автомашине было час ночи.
New York Marriott Downtown
Куда они сейчас так быстро ехали Джудит понятия не имела. Но, Гамаль Шаадим все знала. Это место было именно ей и выбрано. Оно соответствовало всем требованиям ночной скорой на руку расправы над этим сорокалетним злодеем насильником и ублюдком.
За всем стояла, именно Гамаль Шаадим. В сговоре с Сенобитом Пинхедом, и их адским Божеством Левиафаном. Они ждали ожидаемых для них нужных результатов. Они были здесь в тени самой Шкатулки Филиппа Лемаршана. В невидимой ее части. Сила Левиафана охватила весь город Нью-Йорк. После второго открытия руками Джудит Флоэрти она стала еще сильней. И если бы не существовали определенные законы и правила этой наполненной волшебной колдовской жизнью загадочной конструкции, и не существовали определенные границы Ада, то она бы захватила все здесь и поработила целый город и каждое в нем живое существо и человека. Даже в Аду существуют определенные правила за рамки которых, никто из демонов там ступать не имеет права. Но, вот получить свою жертву обманом, захватом или каким-либо еще коварным способом было возможно. И этот способ был. И сейчас, именно это и было.
Таких особо ценных героев как Оливер Макафферти шкатулка Лемаршана давно мечтала заполучить. В ее лабиринтах боли, страданий и мучений уже были такие как дядя Керсти Коттон Фрэнки и его любовница Джулия. Которые проходили там целые круги Ада в демонических лапах дракона и демона Левиафана. Они делали неоднократные попытки сбежать оттуда, но навсегда застряли в том мире у садиста мазохиста булавочноголового Сенобита Пинхеда. Они, были ему уже не интересны как Левиафану. Они, смирились с участью и страданиями. Их истерзанные вдоль и поперек всевозможными пытками тела и души уже ничего не выражали. Они, привыкли к боли и удовольствиям от нее. Шкатулке нужен был новый клиент с не меньшей репутацией и заслугами. И вот, кажется, один, такой как раз, наклевывался, и как раз увертышь и ловкачь, которого поймать было делом непростым. Лишь вот таковым невероятно хитрым особым методом и способом. Используя живую соблазнительную наживку и крючок.
Наживкой была Джудит Флоэрти, а крючком была Гамаль Шаадим. И расчет был точен, добыча не могла сорваться, если только тот, кто ведет охоту, сам не подкачает и не подведет.
- Левиафан никогда не отпустит тебя – она вспомнила слова булавочноголового предводителя Сенобитов Пинхеда - Ты его самая любимая адская шлюха и останешься таковой.
- А я, попробую - она вспомнила, как ему ответила. И, вспомнила его странную ту ехидную опасную улыбку.
Пинхед был опасен и коварен. Он мог, что-то уже придумать за спиной своего Бога Левиафана и против Джудит Флоэрти. Они были соперники в лабиринтах его Ада. И он был самым приближенным к их общему Богу, получая от того распоряжения и команды. И, кто его знает, что уже там решили в ее отсутствие. Пинхед видел всех жертв, своих насквозь. От него ничего нельзя было утаить.
Джудит действительно там, в обители Левиафана была его личной шлюхой и наложницей. Самой ему любимой и самой питательной средой, болью и сладостными непередаваемыми страданиями. Это огромное чудовище, пытая всячески ее, и придумывая разные трансформации и конфигурации страданий и боли, питалось этим сладким зельем до опьянения.
Она была действительно шлюхой. Уличной, когда-то шлюхой. Очень давно и не в этой жизни. Она не помнит сколько имела даже мужчин, до того как угодила в шкатулку Лемаршана. Там она практически забыла, кто она. Но вот вспомнила. И
