мысль с фантазией, с мечтой. Для них думать - это мечтать, фантазировать. Что за фантастическое представление мысли. Такие люди являются не мыслителями, а мечтателями, фантастами.
Другие люди, более продвинутые в мышлении, считают, что идеи - это проекты, которые они планируют осуществить. Планируют в мысли и осуществляют, реализуют на деле. Они путают идеи с мыслями. Хотя это - идеи и мысли не одно и то же. Мысль же - это не сама идея, которая существует объективно, независимо от того, что она приходит тебе в голову, мыслится тобой. Вместе с тем она не материальна, а идеальна, как идея. Она и есть идеальное существо, дух. Помимо духов, как высших идеальных существ, есть низшие идеальные существа, вроде меня. Это разумные существа, существа мысли. Мы живем в сознании таких существ, как люди. Человек есть не разумное существо, а душевное. Он живет не в душе, а в материальном теле среди других тел мира вещей. И живет он в мире не только телом, но и душой, которая в развитом виде становится разумной.
Существа мысли ведут призрачную жизнь в сознании таких душевных существ, как люди, если они достигли порога разумной души. Я, как существо мысли, нахожусь в подвешенном состоянии между сознанием и идеальным миром - миром идей. Мой мир не материален. Но он и не идеален, а есть своего рода идиллия, утопия. Это иной мир, чем материальный, но он и не идеальный. Он находится на пороге мира идей, есть граница между мирами. Эта граница в себе не имеет собственной размерности и поэтому она безгранична. Я не могу полностью преодолеть, перешагнуть ее, совершить трансцензус и оказаться в идеальном мире, духовном царстве. Но я не могу и быть в этом материальном мире, материализоваться в нем в качестве душевного существа в плотном теле. Мое существование является призрачным. Вот почему многие люди путают мысли с фантазиями. Помимо идеального и идеального миров есть еще фантастический мир, мир сказок и фантазий. Не случайно я появился именно в сознании автора, который пишет сказки для взрослых людей. Я был настоян на его вымысле, выкристаллизовался в чистое явление мысли, в ее феномен. Если мысль есть сущность фантазии, как явление мысли, то идея есть сущность мысли, как явления, как идеальное явление. Это факт, но не материальный, а идеальный.
Мой автор, как автор художественных сочинений, сочинил меня в качестве героя оного из своих произведений. Но я не просто герой, который находится в художественном мире, пребывает в писанном тексте. Я нахожусь в его сознании в качестве существа мысли. Я есть та мысль, которая почувствовала себя мыслью. Для меня, как существа мысли, так же необходимо и естественно думать, как для человек дышать, чувствовать себя живым. Порой для моего автора писать становится так же естественным, как для других людей дышать. Он является человеком пишущим, существом письма, языка. О чем же он пишет? О том, что сочиняет, фантазирует, что воображает. Во такой он воображуля, фантазер, фантаст. Он живет своим внутренним, фантастическим миром, мало приспособленный к миру материальному. У него есть большая библиотека. Большую часть времени он проводит за книгами, своими и чужими. «Писатель»! –пренебрежительно скажет иной непочтительный читатель. Ну, да, писатель. И что? Он проводит свою жизнь за книгами, чтобы вам было интересно читать.
У многих читателей ныне безнадежно испорчен читательский вкус коммерческой литературой, которую пишут не для вдумчивого чтения, а для продажи. Вот издашь, продашь свою книгу, заработаешь не гроши, а приличный гонорар. Еще в придачу получишь престижную литературную премию. И на вырученные деньги обустроишь свой быт, прикупишь недвижимость, обновишь класс домашних машин. Чем не жизнь машины письма?! Только и надо то написать, «родить» народную, публичную книгу для массового читателя и стать популярным писателем, вроде классика, того же Льва Толстого или Федора Достоевского, которых читают все, кому не лень. Их даже в школе «проходят» не то, что необразованные, а просто неграмотные ученики. Читать то читают, но понимают ли? Ведь специалисты до сих ор спорят, как их следует понимать. Ну, прямо мистика какая-то или сумасшедший дом.
Для меня, например, тайна, почему классика, как «литера этерна» или «литера перренис», вечно, постоянно пользуется спросом и не у знатоков или любителей старины, но у массы современных читателей? Ну, ладно, коммерческая, развлекательная литература, но классика, серьезная литература для размышления или литература для высокого, избирательного вкуса, как изящная, красивая словесность (беллетристика), разве она может быть предметом внимания масс, у тех, у кого, как говорил исстари Гераклит, «советчиком являются грубые чувства, а не разум»? Вот для них и пишут графоманы продажную литературу, чтобы на них, примитивных, заработать массу «бабла».
Я думаю, не перевелись еще в народе читатели классической литературы потому, что они в детстве, в школьные годы, слушали, как им читали такие книги учителя. И вот теперь, уже став взрослыми людьми, они, дорожа прошлым, потому что помнится больше хорошее, чем плохое, читают сами то, что до сих пор вызывает у них вопросы и недоумение. Почему же люди придают такое большое значение тому, что выходит из круга их понимания? Да, не буду я больше читать таких заумных книг никогда, но пусть люди приходят ко мне, смотрят на корешки эти мудреных книг и думают про себя, какой я умный. Именно таких читателей имел в виду мой автор, когда подсмеивался над тем, сколько много умных книг у него есть. Является ли сам мой автор таким же, как те книги, которые есть у него? Конечно, у него есть книги умнее, как пить дать, его самого. Но есть ли у него самого его же книги, написанные им, такие же умные, как вышеуказанные, то есть, умнее его? Наверное, есть. И не только та, которую он пишет под мою диктовку, так что получается у него нечто, вроде автоматического письма медиума. Нет, спешу разуверить ироничного читателя, я не льщу надеждой и не считаю себя какой-нибудь «махатмой» (Великой душой).
И все же, по существу, я не ответил на свой вопрос о том, почему классиков продолжают читать те, кто любит «что»? Правильно: читать, не думать. Я, как существо мысли, думы, любить думать ищу в чтении не слова, а мысли. Массовый же читатель ищет и находит в чтении слова, которые так легко написаны, что удобны для понимания. Немногие классики помимо слов имеют еще мысли в словах. К таким классикам и относятся те, кого я упомянул выше, - Толстой и Достоевский. Но и они, имея умные мысли в словах, являются мыслителями не по существу, по мысли, а по слову. Они думали, когда писали для себя, для публики же они писали, чтобы заразить ее своими чувствами и желаниями. Они не могли отказать в себе желании прослыть умными людьми и внушить читателям свои желания и страхи с целью сделать читателей похожими на себя, послушными, как герои, их авторской воле. Вот почему их верно оценили читатели и критики в качестве властителей дум публики, ее пророков. Они говорили и писали не столько от своего лица, сколько от имени читательской общественности, культурной публики. Поэтому они вряд ли были философами, но наверняка были идеологами. Об этом говорят их труды, среди которых есть не только художественные сочинения, но и публицистические опусы. Это необходимая расплата за популярность, за то, что тебя знают и читают многие, даже те, кто может читать, но не умеет думать. Мало быть специалистом, писателем, нужно еще иметь возможность, свой способ творить слова, а тем более мысли: попробуй, попытайся поймать то, что является неуловимым; его не увидишь и не услышишь.
Писатель был одним из последних, нет, не мыслителей, - они к настоящему времени уже перевелись, - но фантазеров, короче, фантастов, у которых в дебрях воображения еще могут расти такие существа мысли, как я. Мне не нужна материя, достаточно одной фантазии. Это у вас, у людей, дорогие читатели, есть материальный мир, который является вам в ощущениях, в субъективных образах, как диктует учебник «марксистско-ленинской философии». У меня нет его, но есть идеальный мир, отражение которого в сознании моего автора пробуждает меня к жизни в мысли. У человека есть чувства, которые вызывает в нем реальный, материальный мир. Существа мысли придают этим чувствам идеальную форму, которая усваивается мыслящими людьми в виде понятия. Чувства переполняют людей так, что они никак не могут найти подходящего материала для их выражения. Вот почему люди фантазируют, пытаются восполнить игрой воображения недостаток материала для воплощения избыточного впечатления от мира. И тут появляюсь я из питательной смеси фантазии и интуиции и вырастаю в существо мысли.
Слова носят служебную роль. Они выражают чувства. Сообщаясь друг с другом с помощью слов, люди узнают друг друга. Они способны понять друг друга, потому что живут в одном мире и пользуются тем же самым или похожим языком. Вместе с тем они разные, существуют каждый в своем теле. Тот мир, в котором живут люди, не только связывает их друг с другом, но и разделяет, ибо это мир вещей, материальных тел.
Другое дело, идеальный мир. В ином мире его обитатели, идеи или духи взаимно проницают друг друга, ибо они и есть тот мир. Там все есть одно, один бог. Здесь же, у вас, читателей, все есть разное. Тут идет борьба между обитателями за место под солнцем. Гармония, мера отношения между частями этого мира в целом только снится, является недостижимым идеалом. Поэтому недостаток мира восполняется игрой воображения, мечтой, миром сновидения наяву. Размечтавшись, человек знакомится со своим внутренним миром. У него появляется знание самого себя. Он начинает понимать себя центром мира. Пусть этот мир ограничен его телом, но он делает его самостоятельным, дает ему сознание самого себя, сознание "Я". Так человек развивается в разумное, мыслящее существо.
Но так развивается не только человек, но и такое существо, как я. Только я существую не в теле, как человек в качестве души, а в его сознании, в его душе в качестве мысли. Я есть существо мысли и существую в среде воображения мыслью.
Вот таким образом, во сне наяву моего автора, я и узнал самого себя, кто я такой, как существо мысли.
Тот же самый Достоевский создал целый художественный мир своих героев таким образом, что они зажили собственной жизнью в умах и сердцах читателей и литературных критиков, других писателей. Это особый образ творения – философский, идейный образ. У Достоевского получился роман героев как идей. Они стали самостоятельными уже в самом романе. Такого нельзя сказать о героях романов Льва Толстого. Да, Толстой великий автор, у него герои самостоятельны в чувствах и в поступках, как характеры, но мыслят не они, не Пьер Безухов, Андрей Болконский, Константин Левин, а сам автор, собственной персоной Лев Толстой. Он никак не может поручить столь серьезное дело тупым и своенравным героям. У Федора Достоевского не так, - у него мыслят сами герои, - Иван Карамазов, Алексей Карамазов, Дмитрий Карамазов, Федор Павлович Карамазов, Павел Смердяков, старец Зосима, Лев Мышкин, Родион
