Свет двух миров

полагаться на «а вдруг?».
«А вдруг?» – последний шанс.
–Нельзя, – ожидаемо отозвался Уходящий. Софья сдалась, стараясь не смотреть, протянула руку. Она не чувствовала своей руки, но ощутила его ладонь, касание, которое можно было описать лишь одним словом – «серый». Для Софьи это было в новинку. Она не предполагала даже, что касания могут иметь цвета.
Но это был именно «серый» и не иначе. Серое касание.
В последний раз Софья попыталась найти взгляд Агнешки, поймать его и не смогла – девочка-полтергейст смотрела в сторону. О чём она думала? Софья не могла этого знать, но ощущала острую вину перед ней.
–Идём, – Уходящий больше не заставил себя ждать.
Софья только повернула голову, желая спросить, как и куда идти, и осознала…
Они уже переместились. Они уже стояли совершенно в другом месте – с виду такое же невзрачное, мерзкое и безучастное, но глаза, привыкшие к серости, различили: рядом дом. Двухэтажный дом, яблоневый сад, витая тропа. Пусть всё скрыто за сероватой дымкой, неважно – это что-то другое.
Агнешки рядом не было – точно переместились.
–Что это? – не поняла Софья, выпуская руку Уходящего. В её голосе плескало любопытство. Она приблизилась к саду, не решаясь вступить на тропу, Уходящий её не останавливал. Казалось, даже если Софья сейчас побежит, он её не остановит.
–Это путь мёртвых. Тропа, – ответил Уходящий. – Все души, обретающие покой, приходят сюда.
Софья замерла. Она не поняла: ей что, предлагали покой? Она же вроде была нужна Уходящему? Или нет? или что? или это ложь? Или…
–Вступи на дорогу, – предложил он. – Считай, что я разрешаю.
Софья не двинулась с места.
–Что будет? – спросила она.
–Ты не сможешь, – ответил он коротко и замолчал, показывая, что ответ дан.
Софья ещё выждала какое-то…мгновение? Какую-то минуту? В посмертии сером не разберёшь! Но всё же сделала шаг на тропу.
Попыталась сделать. Тропа, словно почуяв её движение, отползла назад. Именно отползла, как какая-то издевающаяся змея.
Софья не поняла и повторила, на этот раз шаг её был шире. Тропа отползла опять, не давая себя коснуться и Софья, переоценив свои способности, упала на глухую, равнодушную землю. Буд она живой ей было бы больно. Но она была мертва и почувствовала лишь отголосок обиды.
–Говорил же, – Уходящий легко поднял её на ноги. – Твоя душа не знает покоя. Ты умерла рано.
Софья обернулась прямо к Уходящему и поинтересовалась с яростью:
–Из-за кого, напомни?
–Не отрицаю, но это малая плата. К тому же, всё ещё можно вернуть. Дай мне руку.
Она хотела бы чтобы её рука прошила насквозь раскалённым мечом серую тень Уходящего, но в жизни не была способна на подобные вещи, да и меча не было даже холодного. Поэтому её рука снова коснулась ладони Уходящего и снова произошло такое же непонятное и стремительное перемещение.
На этот раз за серой дымкой, то проступая ярче, то затихая, оказалась…
–Река? – нервно хихикнула Софья. – Что она делает? Тоже отползает?
–Река – это только река, – ответил Уходящий. На этот раз он сам пошёл вперёд, серость расступалась перед ним и смыкалась. У Софы против воли возникла ассоциация с киселем. Но она засеменила следом.
Уходящий опустился у самой реки, коснулся реки рукою. Серая ладонь его продержалась на поверхности – ленивой и вялой, а потом вдруг погрузилась глубже. Софья смотрела как завороженная. Такие простые чувства были ей больше недоступны! Такие простые действия остались для неё за пологом серости.
Она снова с ненавистью взглянула на Уходящего, но тот спокойно сказал:
–Жизнь человека похожа на реку. Она скользит медленно и лениво или несётся горной рекой, обивая все встреченные по пути валуны, упавшие с этих самых гор. Вот и весь сказ. Смерть тоже похожа на реку. Она тоже бывает разной, бывает спокойной, когда душа ушла в покой и буйной, когда покоя нет.
Софья нерешительно, не дожидаясь дозволения или предложения, сама коснулась речной воды.
Уходящий позволил ей это. Софья ничего не почувствовала. Она помнила касание воды, а сейчас – ничего! ничего не отозвалось в смерти.
От обиды хотелось закрыть глаза и раствориться, наконец, в беспощадности мира или, на худой конец, утопиться.
–Ничего? – спросил Уходящий. Его голос звучал всё также серо и равнодушно. Как и он сам. Как и всё посмертие!
Софья не ответила, и тогда Уходящий сам потянул к себе её ладонь из воды. Ладонь отяжелела и не хотела слушаться, но он настаивал и оказался в итоге сильнее. Софье всё стало безразлично на какое-то ещё мгновение, а затем…
–Что ты делаешь? – заорала она, увидев в руке Уходящего длинную иглу, блеснувшую серебром в серости мира. Но он был крепче. Она рвалась, билась, сжимала пальцы, но не смогла защитить своей руки. Игла без всякой жалости уколола её палец, проступила кровь.
Софья застонала – больше от испуга, конечно, чем от боли. Уходящий взял её израненную ладонь и опустил с силой в реку.
И теперь Софья почувствовала прохладу воды, уколовшую её палец тысячью мелких иголочек, но больше того – серая завеса расползалась, обнажая всё больше черт реального мира. Вслед за ощущением вернулся и запах, и плеск – яркий плеск воды! И ещё…цвет. Глазам даже стало больно от пронзительной синевы реки.
Всё это навалилось в один миг, сминая Софью, подминая под себя, под свою силу всё её существо, перемалывая воспоминания о прошлом и настоящем. Раньше она даже не понимала какое это всё счастье: цвет, запах, прикосновение, шум. Раньше всё это было неотъемлемой частью жизни и не вызывало восторга. Но теперь, теперь, когда всего этого не было больше в постоянстве, Софья ощутила пустоту. Оказывается, душу ведёт вперёд не только собственный опыт, разум и мировоззрение, но и чувства тела.
Всё кончилось также внезапно. Вода перестала отзываться, цвет померк, стал серым, запах ушёл, шум реки приглох. От разочарования проступили настоящие слёзы.
–Я не…почему?
–Жизнь, – ответил Уходящий, – кровь – это жизнь.
Только сейчас Софья догадалась взглянуть на свою ладонь и увидела, что укол от иглы уже не кровоточит. Вот выходит как!
Ей захотелось пережить эти волнующие секунды, опять и опять, ещё раз! Острее! Больнее! И пусть колют ей пальцы, и пусть будет кровь, пусть это будет её кровь! Но пусть и её будут мгновения!
–Знаешь, где течёт эта река? Если сопоставлять с миром смертных?
Вопрос Уходящего застал Софью врасплох. Она не понимала какое это вообще имеет значение? Имела значение река. Имело значение прикосновение к воде. А всё остальное? Да какое ей дело?! Она даже пропустила слово «сопоставлять», хотя позже задумалась о нём, конечно и поняла что именно имел в виду Уходящий: миры повторяют друг друга.
Но это позже. Сейчас хотелось цвета, запаха, звука…
–Это место вам известно как Бронницкий лес, – ответил Уходящий. – Всякий раз как кто-то из нас, таких как я или ты приходит сюда и чувствует, в Бронницком лесу происходит небольшая аномалия.
Софья не понимала. Она только мотала головой, не понимая как это вообще вся связано с самым прекрасным – с жизнью.
–Это место силы, – объяснил Уходящий. – Такие места есть на планете повсюду. Места жертвоприношений, массовых казней и просто природные аномалии. Тут ткань между миром смерти и жизни тоньше. Именно поэтому сюда, например, проникает жизнь, а туда проникает смерть…в том же моём лице.
Софья медленно что-то соображала. Она предпочла бы реку. Она предпочла бы иголку и кровь, но не то, что происходило сейчас. Не этот разговор! Всё в нём было близким и всё-таки…
И ещё далёким.
–Ты говорил что можно жить, – тихо сказала Софья. одно дело обсуждать призрачные шансы с Агнешкой, другое – почувствовать эту жизнь опять, хот и в урезанном виде, но почувствовать! И снова потерять, снова остаться в серости.
–Можно, – подтвердил Уходящий. – Можно вернуться к жизни. Можно снова жить, можно ощущать голод и холод, а можно ощутить радость и любовь. Даже боль, впрочем, даже самые плохие чувства после серости кажутся ярче и слаще, да?
В тоне Уходящего засквозила горечь. Это было редко для него и странно, а может быть, отголоски укола коснулись и его, чуть-чуть пробудили?
Софья не знала.
–Нужны жизни. Ты говорил о жизнях.
Догадка становилась отчётливее, как и мир несколько мгновений назад.
–Жизни. И место силы. Про место силы ты знаешь. Жизни…
–Мои друзья? почему они?
–Почему ты решила что ты одна? Каждый проводник собирает столько, сколько может, – Уходящий снова стал равнодушен и спокоен.
–Проводники? – не поняла Софья. – Это…
–Чувствительные, – неохотно признал Уходящий, – чувствительные – это проводники. Они ощущают присутствие гостей из посмертия ещё при жизни. Они видят их тенями в зеркалах, в пустых тёмных углах комнат, или слышат в шелесте ветра. Ты видела гостей посмертия, более того, с одной даже жила всю жизнь. Видел ли их кто-то ещё? Полтергейст, это, конечно, немного другое – его можно увидеть, но ты видела её даже тогда, когда она пряталась от смертных.  Значит ты способна чувствовать. И то, что ты сейчас здесь, подтверждает.
«Проводников много! Он так сказал. Значит, жертв ещё больше? и всё ради того, чтобы ощутить жизнь?» – Софья пыталась понят что она чувствует, когда думает об этом. Раньше её бы это, наверное, возмутило – это же жуткий эгоизм! Но сейчас, когда она почувствовала себя вернувшейся, хоть на мгновение, но вернувшееся, всё выглядело как-то иначе.
В конце концов, разве люди не умирают постоянно?
А тут чья-то смерть купит жизнь. Соблазнительно, почему это стало так соблазнительно? Ведь так быть не должно?
–Люди не всегда ценят свою жизнь. Зачастую живут впустую. Многие же из ушедших не обретают покой потому что знают, что могли совершить куда больше, чем успели.
Что-то не вязалось в этих словах Уходящего, но Софья не особенно пыталась понять что именно. Её нравилась эта идея. Ей нравились эти слова. Они как будто бы прощали её. Прощали за всё, что ещё не было сделано, но что уже не казалось невозможным.
Всего-то надо было почувствовать жизнь! Всего-то оказалась нужна капля крови! И вот хочется жить, и хочется чувствовать и идёт уже не отрицание цены, а внутренний торг.
Софье пришло в голову то, что она ещё ничего не успела увидеть в этом мире. Она нигде не была, всегда экономила, часто мёрзла, не имела качественной обуви, зато имела вечный минус на балансе связи. Софье пришло в голову то, что она ещё и столько не пробовала! И не знала всепоглощающей страсти. И не успела испытать восторгов. Она не завела семьи. У неё и друзей-то не было кроме работы и полтергейста.
Софья представила себе как будет жить, если получится. Как к ней вернётся вкус и она съест всё, что захочет; как полетит или поедет туда, куда только захочет. Как будет путешествовать…ей смутно припоминалась подшивка журналов, которую она собирала в детстве – там были рассказы о разных странах, достопримечательности и карты. Где эта подшивка? На задворках памяти! Где мечты? На осколках сердца. Где эти страны и города, пирамиды и статуи, башни и горы? Стоят! А она?
А она их не видела.
Ей стало себя жаль. Она вспомнила Зельмана с его рассказом про путешествие в Египет, Алцера с его рассказом про родину… о себе нечего было ей вспомнить. О себе у неё были лишь магнитики, привезённые дружеским сувениром на память