Свет двух миров

принимает успокоительные, – напомнила Гайя.
–Но видео-то чистое! – возразил Павел. – За что купил, за то и продаю.
Владимир Николаевич снова походил взад-вперёд. Ситуация ему не нравилась. Здесь было хуже, чем с лесом. Непонятнее. Связываться с женщиной, у которой не так давно умер муж, родился ребёнок и которая сидит на успокоительных препаратах, имея в родословной кого-то с заболеванием… это не просто риск, это трата времени и сил. Это непрофессионализм. Но видео чистое!
Решение было очевидным, но Владимир Николаевич откладывал его, расхаживая взад-вперёд. Чтобы ещё оттянуть время, неожиданно обратился к Софье:
–А ты что думаешь?
Софья, взгляд которой был устремлён в экран Зельмана, вздрогнула от испуга. Вопрос вывел её из каких-то собственных мыслей.
Мыслей, известных сейчас только ей и понятных, пожалуй, только Филиппу. Мыслей о той тени. Которую встретили они недавно в квартире Карины и которая нарекла себя «Уходящим». Тоже ведь тень. Не много ли аномалий с тенью на одну область?
–А?..– Софа в очередной раз обнаружила свою отстранённость и встряхнулась под внимательным взглядом Гайи. – Да, конечно. Мы не можем полагаться на то, что эта история…чиста. Но не можем же мы проигнорировать и сделать вид…
Взгляд Владимира Николаевича был мрачен – он заметил, что Софа снова в своих мыслях, которые могли навредить и ей, и ему. Но надо было решать, и он распорядился:
–Туда тоже камеры и всё подобное.  Гайя, свяжись с этой женщиной. А я позвоню в министерство.
И он заспешил довольно-недовольный. Довольствоваться было чем: два случая! Недовольство, правда, тоже имелось – Ружинская.
В министерство, он, конечно, звонить не собирался. Его занимали другие дела, в которых подозревала (и подозревала его справедливо) Гайя. Софа неожиданно скользнула за ним.
–Ты чего? – не понял Владимир Николаевич, чудом заметив тень Ружинской до того, как пришлось ему лезть в свой портфель с ведомостями о настоящих зарплатах его кафедры. – Случилось чего?
–Владимир Николаевич, я хотела у вас спросить, –  тихо заговорила Ружинская, – вы не знаете о временных аномалиях? То есть…
Владимир Николаевич сверлил её взглядом. Он всё более укреплялся в своих подозрениях: она-таки работает с Филиппом! И не просто работает, а наткнулась на  что-то очень редкое, интересное и важное. Наткнулась и молчит!
–Тебе зачем, Софочка? – он сообразил, что если будет груб, напугает её и навсегда лишит доверия. А так…
–Почитать хочу. В интернете наткнулась, что есть что-то подобное, но не знаю, где взять материал.
Она лгала. Наглая девчонка, пригретая им когда-то, взятая из милосердия, приобщённая к великим тайнам, лгала ему в лицо! И даже не краснела.
«Ну получишь ты…» – подумал Владимир Николаевич, но вслух сказал совсем другое:
–Знаешь, Софочка, так сразу и не скажешь… если бы ты уточнила, какого рода аномалии тебя интересуют, я бы мог подсказать. Знаешь ли, я вообще могу подсказать и помочь в очень многом.
Последняя фраза была произнесена тише и весомее. Софа подняла на него глаза. Почуяла.
–Я знаю то, что могут не знать другие, – продолжил Владимир Николаевич.
–Владимир Николаевич! – дверь в коридор рывком распахнулась. На пороге появилась Гайя. – Я с этой женщиной договорилась, она нас ждёт!
Гайя не была дурой. Она увидела белое лицо Ружинской, а до того – как Ружинская пошла за начальником. И видела Гайя лицо самого начальника – мелькнувшее на нём злое выражение.
Но Владимир Николаевич взял себя в руки:
–Спасибо, Гайя. С тобой, Софья, ещё поговорим. Временные – это интересно.
И он пошёл по коридору прочь от всех этих неблагодарных сотрудников, которые не могли оставить его в покое. А Гайя, наблюдая за тем, как Софья возвращается в их общий кабинет, раздумывала о слове «временные», произнесённого Владимиром Николаевичем. Не надо было иметь большого ума, чтобы сообразить – временные – это об аномалиях со временем…
Какова вероятность, что Софа завела о них речь просто так? примерно нулевая. Значит – она столкнулась?..
9.
Нина приняла нас с восторгом, удивлением и недоверием одновременно. Конечно, её можно было понять. Мы показали что ей верим, а ещё важнее – мы вернулись к ней с оборудованием и усиленным составом.
–Вы вернулись! – сказала она, с уважением глядя на фигуру Павла, видимо, более всего впечатлившую её. Павел, впрочем, на её взгляд внимания не обратил и деловито принялся оглядывать стены, планируя подключения камер, тепловизоров и микрофонов.
–Мы очень благодарны вам за то, что вы позволили нам вернуться! – Гайя была само дружелюбие. Глаза её, однако, не улыбались. Они цепко оглядывали, надеясь выхватить прежде незамеченные признаки болезни жилья: трещинки, подтёки, пятна…
Ничего. Вообще ничего.
–Ой…– Нина вдруг смутилась, – вы что, будете видеть как я…
Она недоговорила. Щёки её заалели, но нам и без окончания было понятно.
–Не везде, – утешила я, пока Гайя не влезла и не помешала. – Оборудование будет только в детской и на двери в неё.
Разумеется, мы предпочли бы иметь полновесный обзор. Но кто в здравом уме на это согласится? Это полное исчезновение тайны, это демонстрация себя в самом неприглядном виде и в самом людском проявлении.
Павел не стал со мной спорить. Либо я угадала, либо он меня не слушал.
–Где ваш ребёнок? – спросила Гайя, уводя Нину в коридор. – Не будем им мешать.
–Он… а причём тут он?
Я слышала возмущение Нины. Она хотела избавить своего ребёнка от опасности, но тут ничего не поделаешь – если это был призрак, то он появился на дитя, а не на Нину. Значит, мы не можем этого игнорировать.
Если это, в самом деле, отец…
Я отвлеклась от Гайи, что-то тихо объяснявшей Нине в коридоре, взглянула на Павла, который уже возился с кучей проводков:
–Тебе помощь не нужна?
Павел медленно поднял голову, затем его удивлённый взгляд с трудом сфокусировался на мне.
–А? э…
Он не хотел меня обидеть, но моя помощь ему скорее бы помешала. Но он всё-таки отказал:
–Да я справлюсь. Отдохни, ты бледная.
Да я не просто бледная, Паш, я в шоке который день. И, кажется, близка к истерии.
–Как хочешь, – кивнула я и села прямо на пол рядом с ним. Можно было бы сесть на диван или кресло – едва ли Нина была бы против, но на полу была видимость моей нужности. Павел скосил на меня взгляд, но ничего не сказал и продолжил приматывать маленький чёрненький квадратик к проводку.
–Это камера, – объяснил он. – Подключение выведет на мой ноутбук.
–Совсем маленькая, – восхитилась я.
–Это ещё гигант, – Павел снисходительно усмехнулся, – ты бы видела настоящие маленькие! У, вот где мощь! Жаль только, что и цены у них…
Он умолк. Нечего тут и было травить душу. Павел всегда ратовал за обновление техники нашей злосчастной кафедры, но всё, что у нас имелось, уже и было единственным, что смог выпросить Владимир Николаевич.
Павлу же, как технику и просто любителю прогресса было физически больно от нашего оборудования, но и его он по профессиональной привычке холил, лелеял и берёг.
Тихо вернулась Нина. Она была смущена происходящим, но держалась. По её лицу было ясно – Гайя её уговорила.
–И не принимайте пока лекарств. Никаких успокоительных, – закончила Гайя, когда мы, проверив прикреплённое оборудование, уже прощались с Ниной.
–Вы можете обещать, что ничего не случится? – Нина смотрела на нас с надеждой. Фраза про успокоительные, видимо, прошла мимо неё. Что ж, это ничего. то, что нам нужно, мы и сами зафиксируем.
Павел принялся рыться в сумке. Он всегда умел прятаться от необходимых ответов за каким-нибудь делом. Я молчала, не зная солгать или сказать правду. Пока я решалась, Гайя ответила:
–Конечно! Мы профессионалы. Мы всегда будем поблизости и не дадим вас в обиду.
Нине полегчало.
–Спасибо.
Гайя ещё раз улыбнулась ей и хранила эту улыбку до самого выхода из подъезда, где я, наконец, осмелилась:
–Зачем ты ей солгала? Мы понятия не имеем, с чем столкнулись.
–А я должна была сказать ей правду? Сказать, что мы ничего не знаем о том, кто её навещает? Не знаем – опасен ли он и реален ли он?
Глупость. Я действительно спросила глупость.
–Нет, погоди, Софья, – Гайя, похоже, не желала меня отпускать, – разве я не права? Какую защиту мы можем дать этой женщине? Никакую. А какова вероятность, что она не больная психичка, сломленная потерей мужа? Посчитаешь? а ты уверена, что без нашего вмешательства она не навредит себе или ребёнку? А? нет, Софья, ответь!
–Хватит, – тихо сказал Павел.
–Ты что…– Гайя повернулась к нему, в её глазах опасно плескало ядом, – ты что, хочешь сказать, что я ошибаюсь?
–Хватит ругаться, – объяснил Павел, – тошно. У вас рабочий кончился? Кончился. Ну и валите по домам. А я на кафедру. Включу ноутбук да посмотрю, что будет.
Гайя хотела что-то сказать, но раздумала. Вместо этого она пошла на мировую:
–Я могу посмотреть.
–Иди домой, – сказал Павел. – И ты. Софья, тоже. Мой ноутбук. Никому не дам. Идите.
Мы с Гайей обменялись чем-то похожим на кивки, прощаясь. Говорить не хотелось. Конечно, она права. Конечно, мы не должны говорить всей правды – к чему нервы? И потом, если эта Нина действительно сама имеет какие-то отклонения…
Но я не могла этого принять. Из вредности какой-то. Парадокс: я бы и сама солгала Нине, я к этому уже подошла, но когда вместо меня это сделала Гайя, я разозлилась.
Боже, ну что со мной?
На душе было гадко. Чтобы хоть как-то помочь себе, я решила хотя бы помириться с Агнешкой – последние дни выдались суматошными и глупыми.
Квартира, поворот ключа…
Никого. Эх, ну ладно!
–Агнеш, давай мириться? – я предусмотрительно закрыла за собой входную дверь и принялась разуваться. – Агнешка?
Тишина. Ещё бы! Я же должна прочувствовать свою вину.
–Агнеш, у меня мало времени, я сейчас убегу. Но давай уже будем взрослыми? А? у меня черт что в жизни, ты у меня одна.
Сработало. Знакомое пыльноватое облачко выскользнуло от стены и сформировало моего домашнего полтергейста.
–И куда ты? – задумчиво спросила Агнешка.
–Да…– я осеклась. Про Филиппа ей не расскажешь. Хотя…
Я представила реакцию Филиппа, который узнал бы, что я живу с полтергейстом, и захихикала. Агнешка держалась ещё почти полминуты, но всё-таки не выдержала: её навечно молодое лицо расплылось в улыбке.
–Есть что пожрать? – спросила я, когда мир всё-таки воцарился, и у меня появилась возможность наспех переодеться.
Агнешка, шатаясь за мной из комнаты в комнату по воздуху 9всё-таки тоже скучала, зараза такая!) меланхолично отозвалась:
–Нет повести печальнее на свете, чем та, где все герои о еде…
–Ну тебя! Правда, есть хочется.
Я сунулась в холодильник. Молоко пропахло, яйцо всего одно, хлеб совсем огрубел, а кусочек сыра покрылся белым налётом. Н-да… ничего, уже совсем скоро зарплата, закуплюсь. И надо вернуться к дням, когда я готовила на несколько раз и замораживала. Хорошая же была практика! Приходишь, в морозилку лезешь, микроволновку включаешь и ужин.
А сейчас? Обленилась ты, Софья.
– Нет на свете муки тревожнее, чем мука мысли, – видимо, в моё отсутствие Агнешка настолько обалдела, что полезла по моим книжным шкафам.
–Ага. Так говорят те, кто не знал голода, – я отрезала кусок хлеба, запила водой. Всё легче.
–Вы, современные людишки, такие поверхностные! – сегодня Агнешке