вкусовым ощущениям похожую на воду. Получена здесь путём фильтрации магмы.
- Чего-чего? – Алексей вылупился на Мещерякова.
- Магмы. Но, на самом деле это не магма. Это вещество с аморфной структурой… Плоды трудов целого секретного НИИ. Это всего лишь попытка имитация той жидкости, что была в термосе.
- Кстати, говорят американцы получили его тоже, - вступил в разговор Круглов, - Они, конечно, хорошо продвинулись в плане технологий. Да, Андрей?
- Да, они не починали на лаврах. Вся беда ещё в том, что они хотят стать монополистами и забрать у нас лабораторию. На её след они напали. Двоих засланных казачков подослали, но неудачно.
- Вот поэтому эти шпионы и предатели везде свой нос суют, - Валерий недовольно ухмыльнулся, - Смоктуновичи разные, будь они не ладны. За деньги мать родную готовы продать. Эти американцы изгаляются уже как могут. Стали двойников штамповать, эксперименты по днк делать со своим раствором. Ещё немного и на промышленный масштаб выйдут.
- А мы что? – спросил Денис.
- Пока ничего… Сопротивляемся, как можем.
- Но это же, блин, прорыв! Мечта человечества, - не унимался Денис, - так ведь можно и в космосе путешествовать и во времени.
- Нет, - с сожалением произнёс Андрей, - На это пока мощностей не хватает по расчётам. Даже для ближнего космоса маловато будет.
«Всё это хорошо и замечательно, - думал Денис, - Человечество там, теории разные, то да сё. Но сколько же можно топтаться на месте! Это же сколько времени прошло с войны, а лаборатория эта как давало чудесную воду, так и даёт. Никакого прогресса… Какой нафиг прогресс! Мне, блин, жену спасать надо, а я тут философствую!»
- Андрей, а как-нибудь можно Регину отыскать? Ты не знаешь, где она?
- Догадываюсь, конечно… Скорее всего, она в ловушку попалась, - Мещеряков в раздумье взялся за подбородок, - Я так думаю неспроста, сам пару раз попадался. Америкосы каким-то образом выискивают аномалии в гравитационных потоках и ставят заглушки… Я придумал как их обходить. Одними мантрами здесь не отделаешься.
Он расстегнул рубашку, и все увидели под ней тонкий светящийся квадратный брелок на цепочке с какой-то выгравированной символикой.
- Это мантра Цонкапы. С этим брелком и надписью мы попробуем отыскать Регину в Америке. Ты должен выучить её. Она несложная, - Андрей полуприкрыл глаза и прочитал, - Мигме дзеве терчен ченрези диме кенбе вангпо джампелян ганчен кенбе дзугьен Цонкапа лобсан дакпе щавла солвадеп…
Подойдя к ящичку, Андрей взял что-то оттуда и подошёл к Денису.
- Вот, надень, - с этими словами он протянул цепочку с квадратом, - Это тебе поможет, когда там будем. Это амулет. Антинаучно, но работает.
- Бред какой! И мне уж давай, заодно, - сказал Алексей, - Как три мушкетёра с Д'Артаньяном. Я тоже с вами.
- Зачем вам это, Алексей, - вступил в разговор Круглов, - Там может быть опасно.
- Надоела пресная жизнь, - ответил Киселёв, - А потом… Какой учёный не любит экспериментов.
- Так, небольшая инструкция, - Андрей собрал всех в кружок и начал речь, - Сейчас, друзья мои, держитесь крепко за руки. Мы встанем в кружок, как в детском саду вокруг ёлки. Да, вот так. Энергии гравитационного поля будет недостаточно, чтобы мы быстро переместились, поэтому мы поймаем их поле. Только крепче держитесь за руки, там невесомость.
Они взялись за руки, Андрей стоял напротив Валерия, Денис – напротив Алексея. До этого Мещеряков понажимал какие-то кнопки и белый свет вокруг них начал тускнеть, пока не стало темно. Потом подул какой-то слабый ветер… или это был не ветер, а что-то совсем лёгкое и неосязаемое пронеслось между ними. Им почудилось журчание родника, легкий гул чего-то огромного вдалеке, как будто родник превращался в поток, и этот поток нёс их далеко, туда, где должен быть свет, через пустое безликое пространство небытия. Они были в невесомости, ощущая необыкновенную лёгкость, перестав чувствовать давление воздуха. В этом пространственной среде не было ничего, ни воздуха, ни воды, ни света. Лишь далёкая белая точка в конце…
Свет пронзил их стрелой. Они пошатнулись от прикосновения с землёй, Андрей и Денис упали, остальным удалось устоять. Это был подземный гараж в центре Манхэттена. Рядом стояли Линкольны, Бьюики, Доджи. Они прошли до лифта, поднялись наверх, вышли и очутились на Пятой авеню.
Родник
Сидящий на корточках человек перед родником протянул руку к воде. Она текла, огибая его пальцы, колола холодом недавно растаявшего льда и убегала вниз, туда, где соединялась с горной рекой. Человек протянул вторую руку, налил в ладони воды и поднёс к лицу. «Как ты прекрасен, человек и как прекрасен твой мир! Я люблю тебя, ручей, гора, с которой ты бежишь, небо, которое в тебе отражается. Это ты, мой прекрасный мир, родился вместе со мной и течёшь, как родник, в бурные воды людской жизни. Сохрани же свою чистоту и любовь! Неси свою любовь, как несёт эти воды родник горной реке. Ведь река будет сухой без твоей воды, её полноводье зависит от сотен таких, как ты. Беги, мой друг, я люблю тебя. И ты меня любишь, и весь мир любит меня, ведь он рождён для этого.»
Его кашайя намокла, но это радовало его. Зачерпнув воды ещё раз в ладошки, умылся, намочил свою бритую голову и засмеялся. Ему было всего пятнадцать лет и его совсем недавно посвятили в монахи, так что мир теперь был открыт для него. Он собирался в Лхасу.
Перепрыгнув через ручей, молодой монах пошёл вверх по тропинке, где белела вдали Канченджанга. Там, за ней, простирался Тибет, его великая родина. Там он постигал учение Бодхисаттвы и дал обет совершенствовать шесть парамид, к которым стремился с детства. Путешествуя, он постигал всё то, что положено решившему посвятить себя практике высочайшей Дхармы: искусство медитации, йоги, сочинения тантр, погружения в нирвану. Как и все, кто выбрал свой путь к постижению божественной мудрости, он совершал иногда ошибки, каялся и боролся с житейскими страстями. Но он хотел совершить всегда что-то необычное, то, что дало бы ему право на это посвящение, внутреннюю решимость окончательно встать на этот путь.
Приучив своё тело и дух к испытаниям, а душу к созерцанию мудрости, он обладал спокойным и рассудительным нравом, никогда не терял присутствия духа в сложных ситуациях, а взгляд его был почти всегда бодр и весел. Научившись быстро залезать на деревья, и, обладая крепким и выносливым телом, он без труда добывал себе живой корм в глухих лесах Гималаев. Встречавшие его крестьяне заглядывались на крепкого юношу и предлагали ему работу. Он редко отказывался - работа приносила ему еду, а путь был долог и опасен. В общении он никогда не хвастался своими знаниями, был прост и внимателен к собеседнику и люди, видя в нём его искренность и доброту, отвечали ему тем же.
Перейдя небольшое селение, по тропинке углубился в лес, перешёл небольшую реку и услышал резкий порыв ветерка с шелестом ветвей. Где-то вдалеке прозвучал грохот приближающегося грома. Гималайские тучи налетели с посвистом ветра и широким фронтом грянул ливень. Он успел добежать до нависшей скалы, но промок насквозь. Трясясь от холода, он бросил взгляд на соседнюю скалу, сбоку. Там он заметил небольшую расщелину и поспешил туда.
Сняв мокрые сандалии, уселся, скрестив ноги на сухой камень. Перед ним стеной стояла дождевая завеса, через которую едва можно было различить ближайшие камни, гром громыхал так, что он вздрагивал, трясясь от холода в мокрой одежде. И вдруг он почувствовал чей-то взгляд за собой. Обернувшись, он вскочил и вскрикнул от ужаса. Сзади него бесшумно разворачивались и переплетались кольца гадюк. Одна из них, на которую он наступил случайно, зашипев, молнией ткнулась в его босую ногу. Резкая колющая боль пронзила тело, как будто длинное и тонкое копьё пронзило икру и вышло дальше вверх, к бедру. Он схватился за ногу и повалился набок. «Ты, наверное, спасаешь своих детей. Тебе неприятен чужак и ты видишь в нём врага. Что же, я сам виноват, непрошенный гость. Прости меня, хозяйка пещеры.» Прильнув к месту укуса, он попытался высосать яд, но остальные змеи ползли к нему, и он выбежал. Ковыляя из пещеры и дойдя до навеса соседней скалы, он присел и повторно попытался высосать яд.
Дождь продолжал лить, но сила его убавилась. Ковыляя, он двигался вверх по тропинке, пока не почувствовал, что всё тело внизу начинает неметь. Жжение прошло, было лишь ощущение тяжести и усталости. Спазмы сдавливали грудь, появилась отдышка. Остановившись, он присел на камень и взглянул на свою ногу. Она была опухшей, почти полностью посиневшей до бедра. «Ом мане падме хум, - пел он, покрываясь потом, - Я иду к тебе с чистым сердцем». Глаза его закрылись, и он лёг в высокую сочную траву рядом с родником, текущим с Канченджанги.
Лёгкий ветерок с горы зашелестел на ветках, пробежал по траве, погладил высохшую одежду юноши, его длинные ресницы. Он открыл глаза. Стоял яркий солнечный день, а рядом, по тропинке шли люди. Они улыбались, глядя на него. Один из них, старик в длинной кашайе, подошёл к нему и протянул горшочек.
- Ты долго шёл, слишком долго шёл, мой мальчик, - улыбаясь и качая головой, сказал он, - Так долго, что не заметил черту, за которой надо остановиться. Попей воды и отдохни. Вот тебе горшок, набери туда воду из родника и выпей.
Он поблагодарил старика и нагнулся за водой. Вдруг он увидел своё отражение и отпрянул. На него смотрел тот же старик, который давал ему напиться. Он оглянулся, но того уже не было. Зачерпнув воды, он сделал глоток и почувствовал необычайную лёгкость в теле. Толпа людей, шедших по тропинке начала убывать и последний уходящий человек помахал ему рукой. «Эй ты, быстрее, а то опоздаешь!» - крикнул он.
«Куда опоздаю? – думал он, - Ах, да. Мне же надо идти. Вставай же, ну, быстрей». Но ноги, тяжёлые и неповоротливые, приросли к земле. Он посмотрел на них и с удивлением заметил, что ноги превратились в огромные корни, а руки – в ветви огромного дерева, голова вылезла на верхушку и он увидел перед собой поляну, на которой сидели брахманы. Их было трое. Один из них, в синей рубашке и газельей шкуре, сказал:
- Я никогда не видел такого светлого и чистого юношу. Он вселял надежды, но его карма настигла его в самый неподходящий момент.
- Да, - с сожалением добавил второй, в белой одежде, - я знал его с детства. Прилежный был ребёнок. Хотел познать мир… Они все начинают с этого.
- Кто они? – спросил третий, в чёрной одежде.
- Ученики, - произнёс брахман в белой одежде, - Они не понимают того, что ученики всегда обречены быть учениками.
- Ваджра, - обратился брахман в чёрной одежде к белому, - А разве ты не учился?
- Понимаешь, Индала, - ответил тот, - Ученье ученью рознь. Иногда лучше ничему не учиться вовсе. Иногда лучший твой учитель – это ты сам. Учителя нынче учат устаревшим наукам. Время идёт. Время – вот наш великий учитель. Чтобы познать истину, надо учиться у времени.
- Зачем же мы дали ему так мало времени? – спросил первый, в синей рубашке.
- Я ещё не сказал всего, Сантхила, - сказал Ваджра, - Я ещё не до конца решил его судьбу. Он должен ещё кое-что совершить. Его поступки должны решить его карму.
Он посмотрел наверх, туда, где среди ветвей маячила голова юноши.
- Ты попил воды, монах? – спросил он у головы, - Что ты молчишь?.. Как тебя зовут?
- Цокто.
- Ааа… Ну, живи, раз живой*,
