Миллионы парсек_3: Холодное лето 2053-го...

выбрали не того — пусть терпят.
— Ты мне, Богу, указывать будешь?!
Ну, началось!
— И зверей для того плодил, чтобы стреляли, не отказывая в удовольствии, и реки, чтобы токсичные отходы сливать, и деревья, чтобы у лесорубов работа была, и моря… Насадил, блин, царей, самому не противно?
— Нет. Надо мной царей нету. Над вами только.
— А они говорят, что есть, — с издевкой поддела я.
— Пусть говорят. Будем друг другу голову рубить, посмотрим, кто кому царь! Милая моя, каждый грешник — вклад в новую галактику! Ты не представляешь, какая у меня огромная в них потребность! Мертвец мне дорогу посветит, а праведник нахлебник. Корми-ка его потом бездельника вечность! Да на что они мне?!
Тоже старая песня.
— Ну, вклад. И что? Я ж не прошусь в Утопию, я не вклад? Или, может быть, подлец ярче светит? А если светим одинаково, откуда такая несправедливость? Дай нам всем пожить!
— Народ царя выбирал, какие ко мне претензии?
— Кто? Я не выбирала! Или я не народ? А не ровен час узнают, что дьяволист, и домишко спалят, и саму на костре сожгут! — я злилась. — Ты ведь у нас под запретом!  

Что правда, то правда. Для нациков, патриотов и власти истинная вера — православие, а не православный, значит, не русский. Уже и атеисты боятся атеизм признавать, а на дьяволистов и сатанистов еще лет двадцать назад охоту открыли — и сезон все никак не закроется.
Сатанисты — это те, которые ждут прихода Сатаны, а дьяволисты те, которые Дьяволом объявлены Сатаной — нервные окончания, которые докладывают ему новости.
Дьяволист — ученик Дьявола. Изучаем Закон, примеряя на бытие, познаем добро и зло, в общем, расширяем кругозор. Бить морду Дьявол не учит, — все это полная лажа, придуманная теми, кто сует Богом себя самого. Но жертвы действительно приносим. Мирная, когда сознанием понимают, что все хорошее от Бога, а плохое или наш недогляд, или сами виноваты. Повинные, когда с имуществом приходится расстаться. Дьяволист легко может испортить себе репутацию, если судит собственными интересами, не вникая в тонкости Закона, а Закон, защищает отнюдь не человеческие интересы, но Бога, который этим законом объявил себя высшей ценностью. Даже самые простые на первый взгляд положения при детальном рассмотрении открывают иной раз такие глубины, в которых неискушенный Дьяволом сам тонет и других топит. Человеческие — когда в жертву приносят сына человеческого. Не человека, а то, чему человек бытие.
Проще, наверное, так объяснить: Бытие Дьявола — Бездна. Он ее Сын, а она ему Отец. Для нас Бездна — смерть вторая. Наше бытие — Дьявол. Человек Сын Дьявола, а он нам Отец. Бытие демона — человек. Демоны живут в информационном поле человека, прорастая как тернии и волчицы. Другими словами, демон — это слово, которое в информационном поле человека обросло пространственной плотью. А слово оставили люди, как след, в то время, когда человек валялся без сознания или был в подавленном состоянии. Найти его сложно, но если с памятью у человека проблемы, без демонов не обошлось. Человеку мозги даны не думать, а внимательно считывать информацию с окружающего пространства и управлять телом, но иногда ум бессознательной информацией забит настолько, что выдает только мрак. Разобраться в этом мраке Дьявол и учит, объявляя его мерзостью, а человека грязнулей. И мертвецом, если человеком завладели демоны мрака и подчинили сознание, промыв ему мозги. В информационном поле человека записан каждый его вздох, и когда он был в сознании, и когда без сознания — пока жил, и если человек работал над собой и пришел на тот свет с памятью — жив и душу сохранил, нет — умер при жизни. Так что возненавидеть душу свою, чтобы сохранить для жизни вечно, как предложил Иисус Иосифович,  то же самое, что отказаться от себя самого.
Но сатанисты дьяволистам не верят: для них Сатана с козлиной мордой, бородой и рогами, и обязательно человеконенавистник. Наслушались пастырей, а того не понимают, что каждый пастырь на место Сатаны метит, и оболгать Сатану, заставляя делать человека непотребные вещи, цель каждого пастыря. Типа, Сатана плохой, а мы хорошие.
Но, наверное, вина дьяволистов в этом тоже есть.
Кто такой Сатана? Друган, которому Дьявол доверяет. И знания передает нечеловеческие: что есть человек, как устроен человек, как работает память, что есть душа, кто такой ближний, с какого рожна пнуть носителя матричной памяти нельзя. Но настоящий дьяволист — редкость. Знания от дьяволиста к дьяволисту передаются через людей. Естественно, если я напишу, что атом не имеет измерений, а строит их сам, и не три, а десять, а другой уровень — это десятимерное пространство только здесь, а сколько их в другой плоскости вселенной, я так и не смогла посчитать, или например, что человек — два в одном, как атом гелия, с общим информационным полем, с двумя сознаниями, с двумя матричными памятями, которые еще древние называли душой, — кто такую муть будет читать? А уж передать просто ума не хватит. А нечитабельно, значит, невостребованно — пропал труд. И приходится использовать сленг, в котором только Дьявол и дьяволист способны разобраться.  
Например: медь, медное небо — нечитабельная информация, перекрытая память. Железо — перекрытая или нечитабельная информация носителя матричной памяти. Нутро — внутреннее информационное поле. Жертвенник, стол — сам человек, который приготовился работать со своим информационным полем и распределил участки, откуда что брать. Жертва — объект бессознательности, которому вспарывают внутренность, чтобы избавиться от него. Мертвец в могиле — тот самый демон, который никогда человеком не был. И вот родился новый язык, который для неискушенного ужас на все дни его жизни. Но зло рулит — нечисть пронесет знания через столетия. Служители культа Ваала будут потрясать ими, чтобы воззвать к пастве, как добродетель, противники и восставшие против служителей Ваала вооружаться знаниями, чтобы кромсать трупы и поднимать знамя Сатаны.
Ну вот, я тоже перешла на сленг.
Вспороть демонической сущности живот — не преступление. Это нечто, имеющее в себе слово и пространственную плоть, способное подавить сознание, подчинить, заменить. Это не образ, который человек поедает, как рыбу, пойманную в реке, а образование, которое плотью своей закрывает информационное пространство человека. Многие из-за таких тварей не помнят лиц своих ближайших родственников или свое собственное имя, и помнят то, что никогда с ними не происходило. Каждый демон — враг человека, и получить над ним власть — выйти из египетского рабства и, как сказал Моисей, из печи железной. Правда, перед тем лет десять или двадцать придется блуждать по безводной пустыне, добывая скрижали и ковчег завета.
Но не смертельно. Дьявол чудеса и знамения устраивает, чтобы веру укрепить, учит всяким премудростям, земли людей показывает, в смысле, то самое человеческое нутро, с которым люди живут, в общем, помогает пережить все трудности нелегкого перехода, иногда подкармливая манной небесной.  Манну небесную ни с чем не спутать: не мое! Упало — насыщайся! Не съела, наутро черви вылупились, в смысле, демоны полезли из всех щелей, пожрав пищу ума. И кто-то влет выдает твою идею, или вывернул ее, обложив со всех сторон.  
И жертвы, жертвы, жертвы… — каждый день.
Спорим мы с Дьяволом уже лет десять. Сразу, как я его начала слышать ясно, словно с человеком разговариваю. Голос у него, как ветер, пришел из пространства и ушел в никуда. Все в точности, как в древности. Втор.4 : 15 «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня». Появилась образина — бейся, пока власть не получишь — демон, который напитался от Бога и заговорил. Навстречу голосу Дьявола вся мерзость человеческая поднимается, поэтому спорить с ним обязательное условие. Дьявол — живой Бог, отстоять свое мнение умеет, а демоны уходят, как только закончился заряд, и открывают боль, которая лежит в их основе.  

— Ты не народ, ты глас божий. А под запретом, чтобы всякая шалупонь в приемной не толкалась, — ну, как я и предполагала, из слова в слово. А что он еще мог сказать? — Ты же знаешь, я не всесилен. Далеко не всесилен. Абсолютный Бог палки мне в колеса вставляет. Это объективная сила, существующая независимо от моего сознания, — на Бездну Дьявол ссылается постоянно. Это у него больное место. — Но увы, противостоит она мне не осознано. Тупо. Ты ж не можешь заставить Солнце всходить по твоему желанию. И я не могу Бездну побороть. У нее своя материальная основа, а я в ней. Если переборю, мне жить будет негде — она мое бытие. Но могу изменить условия своего бытия, как изменил, когда сшил себе кожаную одежонку. Так что я ей Сын, а она мне Отец. Отец без сына может, а сын без отца никак. И ты без меня не можешь, а я без тебя и могу и буду когда тебя не будет. Посему не ропщи, принимай Отца таким, каков он есть.
— Иди ты! Тогда каждый олигарх — Бог. Мне их не побороть, и не переубедить. Существуют объективно, независимо от моего сознания. Грабят тоже объективно, — подвела я итог. — И ничего с этим не поделать. Я, получается, без них не могу, все у них, и свет, и газ, и бензин, а они без меня преспокойно проживут. Тогда мне хоть с тобой, хоть без тебя — крышка. И Закон твой засунь себе! — разговор с Дьяволом умиротворяет, но вид радужного пятна с мыльной пенкой в ведре, которая сильно напомнила мне разведенные в ведре пестициды, вернул в действительность. — Лучше подскажи, как банк ограбить. Или взял бы да и привел в то место, где мужики друг друга положили, и чемодан… — размечталась я. — Большой! С миллионом долларов. А я будто специально я мимо прохожу, так, за грибочками вышла. Не, наркотики я не возьму, утоплю в реке, а бабло — это круто! — картина лесной поляны, усеянная трупами, прямо как живая встала перед глазами. — Ну или, покажи реку, в которой золотишко меня дожидается. Тоже ничешный вариант. Куча кладов зарыта, жалко тебе?
— Никто в лесу наркоту на деньги не меняет, для этого офисы есть. А чтобы клад выкопать, нужно сначала замучить кого-нибудь до смерти. Где богатство человека, там и дух пасется. Охранники кладов душу вынут и на кол посадят.  Это шизофрения: мечтать о несбыточном.
— Вообще-то, это тебя шизофренией называют.
— Я не шизофрения, я для этого слишком мудр, — парировал Дьявол. — Шизофрения умнее себя самого не бывает. Я одержание. Спроси любого батюшку, он тебе растолкует, чем одно от другого отличается.  С сумасшедшими у них проблем нет, а с одержимыми воюют. С чего бы?
— И это все, что ты можешь сказать? Я думала, Бог это тот, кто ручки отрывает. Но, похоже, ты только меня умеешь наказывать. А ведь это не по Закону — я на пастырей не молюсь.
— Разве ж я не наказывал? Свет вырубили, так половина москалей неделю во тьме сидела. Выехать не можешь — ось земли повернул. У тебя на Урале персики вызревают! — пристыдил он. — Когда такое было? Ну не могу же я огненный дождь послать, тут ни одной живой души не станется!
— А ты прицельно бей!
— А смысл? На место одной нечисти придет другая. Проще тебя забрать.
— И забери. Че мучиться? — согласилась я. — Болею, а на лечение денег нет. Выйду на пенсию — банк наброситься. Ты про кредит не забыл? Того