над ней?
Будучи рассудительной, Жаннет остереглась принимать слова барона за правду. Предпочла не спешить верить. Попыталась найти основания для сомнений. Что, если впечатление от картины – лишь последствие неоткорректированной близорукости? Очки-то пропали без вести.
Как бы то ни было, она отрицательно покачала головой.
- Нет. Не может быть, - повторила увереннее. – Дама похожа, но не копия меня.
- Посмотри сюда, - сказал барон и поднес к ее лицу старомодное зеркало на ручке, неизвестно откуда взявшееся.
По логике Жаннет должна бы увидеть себя анфас, а увидела в профиль. Который в точности совпадал с портретным - даже уплотнение на носу и волны на волосах.
Последняя неуверенность пропала. Не верить зеркалу и собственным глазам не нашла причин. Все ясно: близорукость отпадает, оптический обман, иллюзия зрения, шалости свето-тени тоже.
Захотелось объяснений.
- Как такое возможно?
Зеркало исчезло так же незаметно, как появилось. Лицо Жиля напряглось. Он порывисто взял Жаннет за плечи, поймал ее взгляд, долго смотрел, будто желал проникнуть в самую душу.
Что творится там, в глубине? Она все еще его любила? простила? или... забыла?
- Жанна, вспомни, – проговорил он глухо и слегка встряхнул девушку. В голосе - тревога и взволнованность. – Вспомни то героическое, историческое время, когда мы впервые встретились. Вместе предстали перед Карлом, тогда еще претендентом на престол. Ты неизвестная, юная девушка в мужском платье просила дать войско, чтобы изгнать англичан и их пособников бургундцев из страны. Никто тебе не верил, придворные открыто насмехались. Наследник короны чудесным образом догадался о великих силах, дарованных деве Жанне самим Небом. К удивлению окружения - он выслушал просьбу.
- Его королевское происхождение многие оспаривали, - раздельно, раздумчиво проговорила Жаннет. - Но для меня он всегда был единственным законным наследником своего отца, будущим Карлом Седьмым. Голос Свыше приказал мне идти защищать его владения и право на французский престол.
В сплошь черных глазах барона сверкнули радостные искры.
- Помнишь, как ты уверила его в своей божественной миссии? Ничего странного - крестьянская дочь Жанна обладала даром убеждать. Который получила, благодаря нерушимой вере во Всемогущего. Карл проявил прозорливость. Оценил твою целеустремленность, дал войско и полномочия. Меня же назначил твоим телохранителем...
- Ангелом-хранителем... – прошептала Жаннет.
Память возвращалась к ней – медленно и верно. Жиль был рад. Останавливаться нельзя. Он должен сказать ей то, что хранил более пятисот лет. Невероятно. Полтысячелетия! Слишком долгий срок, чтобы продолжать скрывать тайны...
- Помнишь, под Шиноном тебя ранили в руку англо-сакской стрелой? Когда будущий монарх беспробудно пьянствовал с приближенными льстецами и развлекался с куртизанками, я нес тебя на руках в безопасное место...
- ...под свист вражеских стрел, визгливое ржанье лошадей, оглушающую канонаду пушек. Вы лечили меня народными средствами, настоями трав, от которых мои силы восстановились за короткий срок...
- После выздоровления ты сражалась с еще большим вдохновением, моя юная героиня, отвагой заражая мужчин-воинов. Когда ты звала в атаку словами: «кто любит меня – за мной!» я первым устремлялся вслед... Популярность твоя в народе была невероятна - до священного преклонения. В том самом Шиноне, около замка, где Карл трусливо прятался от врагов, есть колодец с памятной доской: «Сюда Жанна Д’Арк ставила ногу, слезая с коня, когда прибыла собирать войско на борьбу с англичанами и бургундцами».
- Я не догадывалась... Не задумывалась... Казалось неважным. Благо родины было для меня первостепенно. Важнее, чем собственная популярность.
Сознание Жаннет раздвоилось. Она больше не знала, кого в ней больше: крестьянки из деревни Домреми или студентки из города Парижа.
24.
Тревога в глазах Жиля мало-помалу таяла. Он понял, что на правильном пути. Только бы ничто не помешало пройти его до того места, где у развилки стоит указательный камень с тремя направлениями. «К холму пойдешь – покойника найдешь, к роще пойдешь – судьбу не к добру повернешь, к речке пойдешь – найдешь то, что давно ждешь, но сам умрешь». Какое из них ожидало его с Жанной, скрывалось за туманом неизвестности.
Но сейчас главное другое.
- Потом мы разбили врага под Орлеаном, - продолжил с энтузиазмом барон. - За ту победу тебя нарекли «Орлеанской девой». Простые люди верили в твою священную миссию и божественное происхождение. Соратники видели в тебе близкого по духу лидера, которого давно ждали. И – высшая степень признания: в народе начали слагать песни, сочинять легенды про деву-освободительницу, посланную самим Всевышним. Твои победы воодушевили. Произошел перелом в самосознании французов. Столетняя война близилась к завершению. Все благодаря тебе, моя храбрая воительница.
- Потом мы присутствовали на коронации Карла Седьмого в Реймсе... – проговорила Жаннет, с каждым словом становясь увереннее.
- ...и стояли на самых почетных местах, справа и слева от монарха.
- Мы были героями церемонии...
- ...и получили высочайшие знаки отличия.
- В двадцать пять лет вы стали самым молодым маршалом в истории Франции...
- ...а тебя король пожаловал дворянским титулом. Невиданный прежде жест благоволения к человеку из простонародья.
- Вдобавок он даровал вам особый знак отличия – право иметь на родовом гербе королевские лилии.
- Я воспользовался правом. Вот смотри.
Жиль взялся за медальон на массивной цепи, тот - размером с апельсин и весь в драгоценных камнях. Повернул. На обратной стороне его оказалось что-то прикреплено. Жиль достал, показал Жаннет.
Это был толстый, золотой перстень, на который не пожалели благородного металла. Грубо сработанный, плохо отшлифованный, он выглядел на возраст в тысячу лет. Плюс-минус десятилетие – несущественное отклонение. Перстень имел форму печатки. Плоская вершина его была покрыта голубой глазурью, на которой выделялась золотом королевская лилия и переплетенные буквы «ЖМ» в виде витиеватой монограммы.
- Этот перстень принадлежал основателю нашего рода - ветви де Лаваль – Жерому Монморанси. Который поначалу владел лишь небольшим городком с тем же названием Лаваль, здесь недалеко - на границе с Нормандией.
За воинскую доблесть в Первом крестовом походе Жерому королем Генрихом Первым было присвоено герцогское звание и пожалованы земли и замки в Бретани. Отсюда ведется наш род, который дал французской короне шесть маршалов – больше, чем любой другой. Он не должен прерваться.
- Жером – ваш кумир? – догадалась Жаннет.
- Да. Это его личный перстень. Позволь надеть его тебе на палец.
Сердце девушки вздрогнуло в радостном предвосхищении. Наконец-то ей делают предложение! Или... погодить радоваться?
- Почему? - на всякий случай спросила она.
У Жаннет голова немножно встала в тупик: слишком много впечатлений за короткий срок, не совсем разобралась в происходящем. Принимая перстень, остереглась опережать события, считать себя невестой. Обязательные для процедуры слова «люблю, предлагаю руку и сердце» не произнесены. Пока. Одно точно: если мужчина дарит кольцо, тем более такое древнее и дорогостоящее, он имеет серьезные намерения. Именно те, которые приводят под венец.
Но торопиться не стоит. Чтобы не сглазить. Пусть Жиль сам скажет, что положено.
- Почему? – переспросил он. Помолчал. Ах, объясняться с девушкой порой труднее, чем мечом на врагов махать. - В знак восхищенного поклонения и... и в знак... моей...
Голос охрип и задрожал. Он замолчал, опустил глаза в пол. Потом взял жаннетину левую руку и молча надел перстень. На указательный палец. На другие он был великоват, на указательный подходил идеально.
Мужчина прижался губами к ее ладони и долго не отпускал.
- В знак моей вечной преданности, - проговорил он печальным, каким-то обреченным голосом.
Главное так и не сорвалось с его губ. Странно. Этого храбрейшего рыцаря, не упускавшего возможности встрять в большую войну или маленькую драчку, нельзя было уличить в нерешительности. Тем более – в трусости. Тем более – с дамой.
В оправдание барона напомним: перед ним находилась не просто женщина.
25.
Проглотив комок, вставший в горле, барон поднял взгляд и со слезами на глазах, волнуясь, заговорил:
- Жанна, дорогая, прости! Я совершил ошибку. Тогда, в тридцатом году. Когда тебя схватили бургундцы...
- Это не ваша ошибка. Несчастное стечение событий. Роковое решение судьбы. Меня предали под Компьеном, - сказала Жаннет и тоже заволновалась. – Я шла на помощь нашим войскам, окружившим город. Кто-то поднял мост, и нас с горсткой самых верных рыцарей отрезали от основных сил. Бургундцы продали меня англичанам. А те... ну, вы знаете...
- Да, знаю... не напоминай... сожгли... Какая несправедливость! Вселенское предательство! Карл Седьмой - тот, кого ты возвела на престол, бессовестно от тебя отрекся. Не захотел выкупить из плена – даже на мои деньги. Правильно многие сомневались в его происхождении и праве наследовать монарший титул. Потомок сумасшедшего и проститутки! Никакого понятия о благородстве. О простой человеческой благодарности. Лучше бы мы возложили корону на голову герцога Анжуйского! Понятия чести и справедливости знакомы ему не понаслышке.
Рыцарь нервно теребил золотую цепь от медальона.
- Зачем я только послушался короля, слишком рано распустил войско, не поддержал тебя в походе... Все из-за него. Недостойный, слабосильный, безвольный монарх! Его низкий характер вполне соответствовал убогой внешности. Помнишь лицо с взглядом дебила и красным носом алкоголика? Даже придворные художники не находили нужным изображать его лучше, чем был на самом деле. Пьяница и развратник!
Я приносил Карлу присягу, но давно в нем разочаровался. Подозревал, что тот способен на мерзость. Он завидовал твоей славе, боялся ее. Я слышал шепот при дворе, догадывался об опасности, хотел тебя предупредить. Почему-то тянул, сомневался в себе... Потом оказалось поздно. Но я же не мог предполагать, что он опустится до такой подлости – предать ту, которая фактически его спасла.
- О чем вы догадывались? – быстро спросила Жаннет. Она настолько вошла в роль тезки-воительницы, что история затронула ее личные глубины.
- Тебя ненавидели при дворе, прежде всего сам Карл Седьмой.
- Сам Карл? Но за что? Разве я не доказала ему свою преданность?
- Да, дорогая. Тебе не в чем себя упрекнуть. Но твоя популярность в народе заставила короля испугаться. Слабый умом и трусливый душою он подумал, что ты, воодушевленная победами и поддержанная войском, захочешь сесть на его место. Придворные
