длинно.
Крепко держась за хозяина, любопытно глазевшая по сторонам Жаннет заметила: здание находилось, мягко говоря, в запущенном состоянии. Точнее - в крайнем упадке. На стенах следы неухоженности: тут и там грязные разводы, присосавшаяся к камням плесень, неизвестной природы слизь. Заметны разрушения: трещины, щербины, вмятины и дыры. Видно, крепости пришлось выдержать не одну вражескую атаку - с примением тяжелой артиллерии в виде пушек. Интересно, что подразумевается под легкой артиллерией? Рогатки?
Лестницы выглядели особо неблагонадежно - по ним лучше ходить, не наступая. Поросшие гладким, ненадежным мхом ступеньки не вызывали доверия: встанешь – соскользнешь. Прутья перил торчали в стороны и выглядели агрессивно: зацепишься – разорвут в клочья.
Упадок понятен, если учесть впечатляющий возраст постройки - тысяча лет. Последние пятьсот – без ухода или ремонта, даже косметического. Конечно, раньше строили на совесть и на века, не то, что сейчас. Но без человеческой заботы даже сооружения, созданные удивлять вечность, быстро ветшают. Будто сознавая собственную ненужность и тоскуя от неприкаянности.
Однако, назвать замок полнейшей развалюхой было бы несправедливо. Помнится из рассказа Жюля - нижние уровни сохранились прилично. Жаннет присмотрелась. Правда.
Она больше не оглядывалась испуганно по сторонам, не пыталась запомнить дорогу. Доверилась барону, который вел ее твердой рукой. Он ни на секунду не засомневался в выбранном маршруте, не затормозил на развилке, не уперся в тупик. Уверенно увлекал спутницу за собой, не давая отсутствию фонарей и указателей сбить себя с пути.
Пара удачно миновала бессчетное количество зигзагообразных коридоров и вступила в зал. Который представлял одновременно столовую и гостиную. Ущемленность в простанстве объяснялась просто: пришедшие у упадок верхние этажи не позволяли жить на широкую ногу в смысле: для каждого предназначения – отдельная комната. Пришлось уплотняться.
Первое, что бросилось в глаза, был протертый ногами – или проетый грызунами? ковер на каменном полу. Второе - внушительный камин справа: ростом с человека, шириной с два человека, в котором горели аккуратно расколотые дрова с белой кожурой. Береза, догадалась Жаннет и тут же ощутила ее запах - кисловато-острый, невозможный спутать с другим деревом. В ее деревне топить белоствольными поленьями считалось аристократизмом.
Несмотря на камин в качестве батареи и березу в качестве освежителя воздуха, в зале пахло сырым подземельем. Или обогреваемым картофельным подвалом. Запах вековой плесени и человеческого неприсутствия вытравить невозможно. Ну, если только пройтись антитараканной дезинфекцией?
Насчет мебели было пустовато. Интерьер в стиле «минимализм», выражаясь по-современному. По-старинному «неприхотливая спартанская обстановка».
Присутствовало только самое необходимое. У противоположной от входа стены, за территорией ковра, стоял стол размером человек на двадцать, если посадить рядом, локоть к локтю. Но господа же так не сидят. Не-ет, благородные люди не привыкли тесниться. Любят иметь по бокам не локти соседа, а свободу движения, особенно во время обеда.
Что доказывало небольшое количество посадочных мест – семь, судя по числу стульев с высокими спинками: три с одного бока, три с другого, один с торца. Скатерть отсутствовала, потом Жаннет узнает – почему. На столе стояла какая-то металлическая чаша и три трехсвечовых подсвечника, горевшие на полную мощность. Украшающих деталей не имелось: ни цветов в вазах, ни миниатюрных фонтанчиков, ни фарфоровых фигурок ангелов. Хрустальной люстры типа «каскад» тоже - по причине отсутствия системы электрического снабжения.
На стенах древнее оружие: алебарды, копья, шпаги, повешенные симметрично. Перед камином - три кресла полукругом. В креслах - трое мужчин о чем-то оживленно разговаривали, посмеиваясь, иногда громко хохоча.
Жаннет отметила: фигуры людей, выглядели очень натурально. Но все-таки отличались - легкой прозрачностью, нечеткостью изображения, что становилось заметно, когда проходили мимо огня. Очертания слегка размывались, будто фигуры были сделаны из раскрашенной под человека сосульки.
Насчет собственного тела девушка не сомневалась. Она ощущала себя живой, теплой и непрозрачной. Но... не совсем полноценным человеком. Что-то тот мошенник с бакенбардами с ней все-таки сотворил.
В-главных: двигалась легко, будто закон земного притяжения в отношении Жаннет ослабил действие. Хорошо не до состояния невесомости, а то начала бы кувыркаться, подобно обитателю околоземной исследовательской станции - звездонавту. Встала бы кверху ногами в самый неподходящий момент – во время представления другим гостям. Вот бы они посмеялись.
В-следующих: пролетая неотапливаемыми крепостными коридорами, Жаннет не замерзала от холода, хотя имела на себе лишь платье с коротким рукавом-фонариком.
Странно: она не боялась находится в обществе потусторонних существ, принимала их за обычных людей, не удивлялась, не задавалась вопросами.
Дополнительно: некоторые вещи, которые в прежней жизни отнесла бы к нелогичным, сейчас не достигали ее сознания, не напрягали - полностью в соответствии с планом колдуна.
Который присутствовал - у входной двери. С неподвижностью статуи замер Франческо Прелати в позе услужливого лакея с полотенцем через предплечье. Поодаль от него стояли две дамы, занимаясь очень женским делом, о котором догадался бы каждый, услышав только интонацию - сплетнями. С недовольными гримасами и несдержанными жестами они громче положенного по этикету жаловались друг другу.
- Представляешь, эти бездельницы-крестьянки совсем от рук отбились, невозможно стало управлять, - возмущенно говорила одна: высокая, худощавая, с возрастными следами на лице. Ее можно было бы назвать красивой, но портили впечатление узкие губы и жесть в глазах.
Еще высокомерность. Она выглядела если не королевой, то ее младшей сестрой или доверенной фрейлиной для особых поручений. Гордая голова, задранный подбородок, взгляд сверху вниз на любого собеседника, даже того, кто выше ростом.
Легко было догадаться, как она достигала гордяческого эффекта: надо закидывать голову назад и смотреть, пренебрежительно прищурившись. После недолгой тренировки получилось бы и у Жаннет. Только не требовалось: она не имела намерения выставлять превосходство. За это ненавидят в любом социуме и могут подстроить свинью.
Очень возможно - дама настолько эгоцентрична, что плевала на мнение других о себе. Могла себе позволить, если судить по богато отделанному драгоценностями платью из восточной парчи, переливающейся оттенками синего и зеленого.
Ее высокий статус и право на высокомерие подчеркивало красовавшееся на шее жемчужное ожерелье, плотными рядами лежавшее вокруг шеи. Безусловно натуральное. Кто посмеет сомневаться – того испепелит взглядом! Жаннет и не собиралась, состроила равнодушно-пренебрежительную гримасу. Она имела предубеждение против дам, носящих жемчуг: у них амбиций больше, чем жемчужинок на нитке.
Картину завершала тщательно уложенная прическа – в стиле римских императриц: с кудряшками вокруг лба и локонами от затылка по плечам. Прическа идеальностью очень смахивала на парик, но издалека Жаннет не разобралась.
Дама увлеченно продолжала:
– Я говорю горничной: подай мне кровь в бокале из лучшего богемского хрусталя. А она, негодница, подает в рюмке из мозеровского! Я сразу подделку отличила, мозеровский совсем по-другому о зубы стучит. Она думала, я старая, отупевшая, не догадаюсь. Вот что возмущает – их недалекость! И нецелеустремленность. Нежелание учиться, разбираться в простых вещах. Не понимают, что находятся рядом с высокообразованной, интеллектуально выдающейся госпожой.
- И что ты с ней особо-жестоко-изощренного сделала? –заинтересованно спросила другая дама - молодая, миловидная, с длинной русой косой.
Одета она была по старо-славянски: в серовато-белую, льняную рубаху, от которой виднелись только свободно висящие рукава и воротничок под шею. В качестве платья – туго сидевший на груди, книзу широко-расклешенный, ярко-красный сарафан. Внизу по подолу и вертикальной полосой по центру он был отделан желтыми, угловатыми орнаментами. Фольклорный стиль – механически отметилось у Жаннет.
Насчет украшений было скромно. На шее рябиновые бусы в три ряда, похожие на кровавые пятна по рубахе. На голове полукруглый кокошник, тоже красный с орнаментами - подстать сарафану. Сложив руки под грудью – что за простонародная поза в обществе! - она подчернуто почтительно внимала собеседнице.
- Хорошенько проучила, - довольно ответила гордячка противно-высоким голосом. - На всю жизнь запомнит. Впрочем, уже запомнила, потому что с жизнью рассталась.
- Ну, ты ее сначала попытала?
- Конечно! Сразу в «железную деву» заперла. Она оттуда живой не вышла.
- Что за «дева»? – живо спросила барышня-славянка. - Я ни о чем подобном не слыхала.
- «Железная дева» – новое слово в европейской пыточной технике. Это знаешь, такая железная фигура в форме тела, внутри полая. Типа стоячего гроба с крышкой на шарнирах. Крышка открывается, туда человека вставляют и опять закрывают на замок. Снаружи «дева» утыкана шипами, остриями направленными внутрь. Человек там стоит плотно, пошевелиться или уклониться не может, а в него по одному шипы вбивают. Смерть наступает медленно и особо мучительно от боли и истечения крови...
- ...чего они, негодяи непослушные, самовольные и заслуживают! – с радостным энтузиазмом закончила молодая дама, подтвердив слова энергичным взмахом руки. – Ох, раззадорила ты своими рассказами. Хочу тоже такую «деву» приобрести. Для моих бездельников в Троицком. Разболтались, лентяи неповоротливые, трудиться совсем не хотят. А я им такую машинку покажу, сразу присмиреют. Слушай, Эржбета, ты мне потом ее чертеж нарисуй...
- Конечно, как не помочь хорошему человеку! - сказала старшая по возрасту с совершенным равнодушием в голосе. Заметив Жиля с Жаннет, кивнула подруге. – Барон прибыл с очередной...
Не дослушав, девушка в сарафане оглянулась. Моментально позабыв про собеседницу, бросилась к де Лавалю.
17.
Подбежав, она остановилась так резко и близко, что сарафан, продолживший движение по инерции, махнул подолом по его ногам. Жаннет нашла это по-деревенски невоспитанным. Молодая дама тем временем легко согнулась вдвое, отвешивая поклон в пояс. Так же легко, пружинисто поднялась.
Наблюдая за ней, Прелати подумал: счастливая, еще не страдает радикулитом. Гордячка подумала: вот дура стоеросовая, так и не научилась за столетия нормальный европейский книксен делать.
Русая девушка не обратила внимания на реплики о себе. Сосредоточилась на главном – челобитной
