Б.Пастернак - баловень Судьбы или её жертва? Штрихи к портрету

сотрудников, или эффективным менеджером. Рубил, короче, бабло всю дорогу под крышей ФИАНа этот ушлый товарищ и ни о чём, кроме бабла, не думал и не печалился. Так мне теперь его “научная жизнь” представляется со стороны; как и всех остальных физиков-теоретиков еврейской национальности, что оккупировали советскую физику с начала 1930-х годов и никого из русских насельников туда особенно-то и не пускали – превратили физику в свою сверхдоходную вотчину, в кормушку.
Зато он много интересного знал про околонаучное закулисье, про опального академика Андрея Сахарова того же, закадычного дружка своего. И поведал в камеру без стеснения (а может и сознательно это сделал на закате лет, подгадил “другу”) крамольную в общем-то вещь, что “правдолюбец” и “великий нравственник и совестник” Сахаров всё то время, пока бунтовал против Власти и находился в ссылке в Горьком, получал и ФИАНовскую зарплату в полном объёме, и академическую стипендию. То есть, понося и критикуя Власть на чём свет стоит, Андрей Дмитриевич продолжал как ни в чём не бывало за счёт этой же самой Власти жить. И жить сладко! Да ещё и многочисленную семью и родню кормить второй своей супружницы, Леночки Боннэр... Нечего сказать, хорош был “нравственник” и “совестник”, не правдали? - которого теперь народу в пример ставят, в честь которого целый проспект назвали в Москве, где вся антирусская нечисть устраивает свои ежегодные антиправительственные тусовки-шабаши!...

Но я в данном случае не про это хочу сказать, а про то, что Виталий Лазаревич, которому было тогда уже 92 года и которому жить оставалось всего ничего (умер 8 ноября 2009 г.), на вопрос журналиста: верит ли он в Бога? - ничтоже сумняшеся ответил, что нет, не верит; ни в Бога не верит, ни в загробную жизнь; что байки всё это, обман населения. И по слезящимся и хитрющим глазам его было видно, что товарищ не шутит и не кривляется перед камерой, что отвечает искренне и правдиво.
Признаюсь, мне такое было страшно слышать от глубокого старика, дико, непонятно и неприятно. Можно только представить, как им тяжело живётся на Свете Белом, Гинзбургу и всем остальным иудеям мiра, с таким-то их мiровоззрением и мiропониманием, когда они знают и верят, что впереди - КОНЕЦ СУЩЕМУ, ПУСТОТА, ЧЁРНАЯ ПУСТАЯ ЯМА! Что эта земная жизнь – ЕДИНСТВЕННАЯ и НЕПОВТОРИМАЯ! - другой не будет!... Отсюда именно и вытекают и еврейский вечный психоз, и неврастении разные, и хронические душевные заболевания. Отсюда же – и махровый материализм, патологическая скаредность и делячество, и абсолютное нетерпение к инакомыслию; как и природный садизм и сатанизм.
Мы, православные русские люди, совершенно не так живём, и не с такими чёрными мыслями и настроениями умираем. Готовясь уйти на Тот Свет, мы видим перед собой не «СУМРАК НЕМИНУЧИЙ», а «ЯСНОСТЬ БОЖЬЕГО ЛИЦА». Отсюда – и наше без-печное и без-шабашное, часто залихватское и убыточное поведение в жизни и быту, и наше же вечное терпение и всепрощение, и человеколюбие, наше природное простодырство, что традиционно дорого обходятся нам, чем наши соседи дальние и ближние так умело и выгодно всегда пользуются…
 
А второй пример касается уже моей бывшей сослуживицы-еврейки, с которой я более 15 лет проработал в одном отделе в НИИ, и которая была на 20 лет меня старше. Жила она с матерью всю жизнь, не имела детей и никогда не была замужем по причине скверного характера и какой-то паталогической жадности и мелочности: деньги любила эта мадам больше всего на свете, постоянно склоки и скандалы устраивала в отделе из-за каждой недоплаченной ей копейки, вечно выгадывала и ловчила, плюя на общественное мнение и коллектив. Нам, молодым парням и девчатам, неприятно было со стороны за ней наблюдать. И, одновременно, нам непонятно было: зачем ей деньги были нужны в таком огромном количестве (зарабатывала она очень хорошо у нас, будучи ведущим инженером долгие годы), и куда и на что она их тратила, одинокая женщина?!
Но особенно меня поразило её поведение в перестройку, когда она очумело и одной из первых на предприятии бросилась в бизнес в 60 с лишним лет при Егорке Гайдаре: устроилась работать на какую-то фирму бухгалтером. И при этом категорически не увольнялась от нас, продолжала к нам приезжать раз или два в неделю на пару часиков – глаза коллективу мозолить, чтобы не забывали её; как продолжала она получать и зарплату в полном объёме, что было с её стороны без-совестностью и цинизмом. Мы, русские сотрудники, так не поступали. Если уж и устраивались куда на большие заработки в лихие 90-е годы - то сразу же и увольнялись с насиженных мест, на двух стульях не сидели – совестились, хотя и могли бы при тогдашнем-то бардаке. А она нет, место ведущего инженера НИИ за собою держала крепко - на всякий пожарный, что называется, - и даже и в академический отпуск не уходила. Зачем? - коли и так можно было: без отпуска и без увольнения… Помнится, приезжала к нам в отдел за получкой грошовой, смешной, вся расфуфыренная и денежная, с горящими как у голодной кошки глазищами, какой я её прежде не видел, не помнил, не знал, и тарахтела в комнате безумолчно - рассказывала нищим подругам своим, как ей новая жизнь сильно нравится, как она любит Ельцина и его команду младореформаторов с Гайдаром и Чубайсом во главе…

Однако же, проболталась она в бизнесе около двух лет всего: не дал ей Господь во всю ширь развернуться и покуражиться, и поболее нарубить бабла, как ей очень того хотелось бы, как она планировала и загадывала по вечерам, считая на кухне левые денежки и потом в стеклянные банки закатывая их и под кровать и диван пряча. Заболела раком крови наша престарелая бизнес-вумен и через полгода умерла в тоске и отчаянии оттого, что деньги шальные, немереные, теперь уж другим достанутся - не ей.
Но интересно в этой печальной в целом истории не это, а то, КАК она умирала, с КАКИМИ мыслями и наказами нам, живым. Так вот, 2-х-комнатную квартиру свою и все сбережения она завещала соседке по дому, с которой долгие годы дружила и которая и ухаживала за ней последние несколько месяцев, когда она уже и ходить не могла, лежала на диване и стонала от боли, мучилась... А за неделю до смерти она всё ж таки собрала последние силы в кулак, волю - и давала подруге своей следующие наставления, которые мне передали потом наши сотрудницы, что в тот день как раз приехали её навестить и весть тот прощальный разговор-наказ слышали слово в слово. Итак, наследнице своей она принялась давать советы и указания, как и в чём её хоронить, в каких туфлях и платье, перстнях, браслетах, цепочках и ожерельях, в каких чулках и трусиках даже; далее, кого обязательно пригласить на похороны (не поленилась, поимённо кандидатов назвала, почётных гостей), а кого категорически не приглашать, даже и из родного отдела (не желала она кормить и поить неприятных себе людей даже и мёртвая); что купить и поставить на стол из съестного, какое вино французское или испанское, дорогие конфеты, пирожное и фрукты, какие цветы. А под конец - какую скатерть положить на стол, как украсить большую комнату, расставить стулья… Весь разговор сводился к тому, одним словом, что не хотела наша мадам умирать кое-как, как плебейка чумазая и безродная, а хотела, чтобы и на её похоронах всё было богато и знатно, по заграничному; и чтобы солидные люди сидели и славили её взахлёб непременно, до небес превозносили, а не простолюдины и чушкари, не быдло. Чтобы не подумал никто потом в доме и на работе, что она - одинокой и нищей рванью жила, старой девственницей-неудачницей; хотела и мёртвая выглядеть богатой и знатной дамой, такую именно память в мiру по себе оставить. К этому вожделенному образу светской львицы она всю прожитую жизнь, как перед смертью выяснилось, очумело и изо всех сил стремилась…

Такие вот мысли владеют чопорными еврейками перед смертью, такие они наказы дают. И опять скажу: жалко и страшно за них, таких несчастных и обделённых Господом! Мы, русские люди, даже и умираем не так - по-другому. Не о гостях и столах мы думаем на смертном одре, не о впечатлении о себе у гуляющей на халяву публики – а о Господе нашем, к встрече с Которым готовимся – и боимся!... Поэтому-то и просим прощения перво-наперво у остающихся дальше жить, чтобы простили нам люди - родные, близкие и дальние - все наши прегрешения и обиды…

За год до смерти Михаил Круг (Воробьёв), чувствуя, видимо, что конец близко, написал замечательную песню, что начинается так:

«Я закрою глаза и забуду обиды,
Я прощу даже то, что не стоит прощать.
Приходите в мой дом, мои двери открыты:
Буду песни вам петь и вином угощать».

И под этими его изумительными словами может легко и не задумываясь подписаться всякий истиннорусский православный человек, всех перед смертью прощающий и простить его самого просящий, всех желающий до отвала накормить и напоить, отдать всё самое дорогое и ценное, что у него было, что удалось скопить! Причём, отдать и напоить и накормить всех, без разбора – христианина и мусульманина, иудея и буддиста! Так мы чудно и неразумно устроены! - ну и что из того?! 
Но зато мы твёрдо знаем и верим, что столы и вина заморские, дорогие браслеты и кольца, туфли, платья и чулки, важные люди на поминках! - блажь всё это и баловство, дурь самая настоящая, показуха! Перед смертью это не важно и не интересно совсем. Потому, повторю, что есть ДЕЛО во сто крат нужней и важней – скорая ВСТРЕЧА С ГОСПОДОМ, к которой необходимо готовиться здесь, на Земле. Потом уже поздно будет…

Приложение №2
В 1860 году в Париже состоялось официальное открытие “всемирного израильского союза” (“хабура меници индримим” - “братство, пробуждающее дремлющих”), что лишний раз доказывало, какую силу приобрело еврейство к тому времени, если оно наконец решилось учредить свой явный открытый орган, правда скрывающий свою цель под видом благотворительности. Так вот, по этому поводу один из основателей его, еврей Каген, писал в официальном органе евреев “Archives Israelites”:
«Мы учреждаем этот союз с целью укрепить братскую связь между евреями всего мира. Это необходимо сделать потому, что масонство много потеряло своей прежней силы».
Тогда же другой основатель и руководитель союза, еврей Кремье обратился к евреям всего мира со следующим воззванием:
«Союз, который мы хотим создать, не есть французский, английский, швейцарский, немецкий; он - иудейский, он - всемирный. Не раньше станет еврей другом христианина или мусульманина, как в тот момент, когда свет иудейской веры, единственной религии разума, засияет повсюду среди других народов и стран, враждебных нашим правам и интересам. Мы прежде всего хотим быть и остаться евреями, национальность наша есть религия наших отцов, и мы не признаём никакой иной; мы живём на чужбине и не можем заботиться об изменчивых вожделениях совершенно чуждых нам стран, пока наши собственные материальные и нравственные задачи находятся в опасности. Еврейское учение должно наполнить собою мир…
Израильтяне! Куда бы вас судьба ни забросила, во всех концах земли всегда смотрите на себя как на членов избранного народа.
Если вы понимаете, что вера праотцов является вашим единственным патриотизмом; если вы сознаёте, что вопреки своим