Теперь столкновения с монгольской ордой славянам не избежать, не миновать кровопролития. Беда неминуемо нависли над южными землями Русов. Русские дружины в то время не имели единого командования, и в самый ответственный момент князья разделились на несколько противостоящих сторон, каждая из которых выступала сама по себе. Черниговские, Смоленские и Киевские дружины расположились вдоль реки Калки в станах, стоявших далеко друг от друга. Между тем князья Галицкий и Волынский, не предупредив остальных, двинулись в атаку на разведывательный отряд монголов. Легко одержав первую победу, русские с воодушевлением продолжали преследовать врага, оттесняя к противоположному берегу реки. Монголы же намеренно отступали, заманивая славян в ловушку.
Увлекаемые всё дальше от своих земель, Галицкий и Волынский князья внезапно столкнулись с основными силами врага. Воспользовавшись своим преимуществом, монголы мгновенно перешли в наступление. Отдельные дружины Русичей вступали в бой не разом, а по очереди, тут же становясь лёгкой добычей для вражеских всадников, успешно чередовавших стрельбу из луков и таранные удары тяжёлой конницей. Сами же русские князья бились с врагом на смерть. Половцев и волынских воинов монголы быстро оттеснили обратно к реке, где к тем присоединились галичане и черниговцы. Киевский князь не поддержал собратьев, он разбил свой лагерь значительно выше по течению реки. Когда Русы перешли в наступление, монгольский хан бросил в бой новые силы. Не выдержав напора вражеской конницы, половцы обратились в бегство, чем внесли сумятицу в полки Мстислава Черниговского. Враг опять воспользовался ошибкой неприятеля, имея к тому же перевес в численности. Монголы разделили свои войска на две части, конница одной из которых атаковала лагерь Киевского князя, а другая часть воинов нанесла поражение полкам Мстислава Луцкого и Олега Курского. Остатки русских ратей монголы преследовали до самого Днепра. Вражеские всадники таки вторглись в пределы Черниговской волости, но пограбив пограничные города, развернулись и направились прямиком к Волге, где их неожиданно разгромили Булгары. Чингизхан не ожидал такого оборота событий, и решил приостановить наступление, чтобы разузнать от пленных о хитростях незнакомого ему, славянского народа, чтобы как следует подготовиться к нашествию на Русь и выступить позже, но уже со всем умением.
***
Всадник соскочил с седла, привычно окинул взором окружающее пространство и направился в терем. В тот момент девушка вернулась в дом, чтобы забрать крынку с отваром. Братья ждали сестру в подполе, куда велела спрятаться им всем мать. Видана резко повернулась на шорох холщёвой занавески, и её взгляд упёрся в чёрные, как омут, сверкающие зрачки монгольского воина. Девушка испуганно попятилась к печи, пытаясь нащупать рукой ухват. Враг среагировал мгновенно. Он выбросил вперёд аркан, накинув петлю Видане на плечи, и грубая бичева тот час впилась в нежную кожу рук чуть выше локтей. За верёвку воин потянув пленницу вперёд. Это произошло столь стремительно, что та не успела опомниться. Резко дёрнув свободный конец бечёвки, мужчина сноровисто сбил девушку с ног и, сделав ещё несколько оборотов вокруг её груди, ловким движением закинул пленницу себе за плечо. Содрогаясь всем телом и отчаянно отбиваясь ногами, Видана силилась укусить супостата. Тщетно. Бросив свою добычу поперёк спины маститого жеребца и крепко привязав её к седлу, монгол принялся разбрасывать вокруг горящие палицы. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что первые языки пламени охватили крышу терема, воин удовлетворённо хмыкнул, вскочил в седло, и хлёстко ударив плетью жеребца, помчался к следующему двору. Парень с одного взгляда оценил красоту славянской девушки. Довольно присвистнув, монгол дёрнул за уздцы коня и по-хозяйски погладил льняную девичью косу, прокричал на своём наречии: «Хороша добыча, хан будет доволен!».
***
Монгольский стан расположился за лесом. Место напоминало пчелиный улей. Здесь было много людей: воинов и пленных. Неприхотливые к походным условиям, кочевники спали прямо под открытым небом, их кибитки со скарбом стояли тут же – рядом с юртами сотников и шатрами старших военачальников. Пленных рассортировали по их достоинству, девушек согнали в большой шатёр. Видана внимательно рассмотрела вражеский стан, заметила, что шатёр тот охраняют лучники. Вокруг плотным кольцом расположились кибитки непонятного назначения. Девушка понимала, что в одиночку ей не убежать, потому начала незаметно присматриваться к своим соседкам, таким же как она. В шатре прислуживали китаянки, их визгливая речь слышалась повсюду. Пленницам помогли помыться, после чего предложили еду. Славянка не притронулась к своей пиале, сделав несколько глотков воды, девушка опустилась на жёсткую циновку, поджала под себя ноги и, накрыв ладонью крестик под льняной рубахой, закрыла глаза. Перед её внутренним взором тот час возник образ матушки, братьев, Всеслава. Отогнав внезапное наваждение, изо всех сил сдерживая слёзы, Видана обратилась к Ладе- Богородице: «Не оставь мня, матушка владычица, не дай погибнуть в чужой сторонушке, Ладушка – заступница, защити от поругания, не дай супостатам проклятым на растерзание нашу землю, помоги вернуться в родные края».
Прошло три дня.
Девушек явно готовили на показ, переодели в наряды атласные, шелка, накидки парчовые, браслетами украсили их запястья, ожерельями огрузили шеи лебединые. Видана не пожелала одеваться в монгольские одежды. Получив десять плёток, девушка не покорилась, до крови укусила заморскую настоятельницу.
- Оставьте эту дикую кошку, - скомандовала та, - попортим личико, не сносить нам тогда головы. Вот останется в нашем гареме, тогда поглядим, чья возьмёт, на коленях приползёт.
Но не сбылись слова старой ведьмы, так окрестила славянка про себя настоятельницу. После просмотра Видану перевезли в шатёр главного военачальника, тот годился девушке в отцы. Он отправил русскую красавицу в дальние земли, где располагалась резиденция хана, ещё более могущественного. А тот отослал её в шатёр своему сыну - лучшему воину, командиру огромного войска, который ходил на совет к самому Чингисхану. Увидев белокурую красавицу, Джэбэ сразу влюбился в неё, но не стал брать силой, решил дождаться часа, когда сама она попросит его любви. Был Джэбэ благороден, отважен и красив, а ещё он думал, что истинный воин не должен брать женщину силой. Проходили месяцы, Видана привыкла понемногу к чужой речи, даже начинала понимать её, уже не вызывали в ней неприятия монгольские одежды, её-то платье совсем прохудилось. Лишь во снах видела она своего Всеслава, но его образ теперь приходил к ней словно в дымке. Бывало, проснётся девушка, и вся подушка мокра от слёз, силится вспомнить милого друга, но нет, нет тех видений, что раньше. Каждый день молилась девушка Ладе – Богородице, просила вернуть её к родной матушке, прислушивалась не идёт ли русская дружина на монголов проклятых.
Случилось это весной. Не пришёл Джэбэ к своей пленнице, не было его и на другой день, и на третий, а ещё через неделю привезли воина в шатёр на носилках, раненого, умирающего. Рана была столь серьёзной, глубокой, что никакие лекари не могли излечить Джэбэ, вот и решил он напоследок увидеть свою избранницу, чтобы сказать ей перед смертью о своей любви. Девушка отворачивалась от воина, не хотела знаться с врагом своего отечества, но завидев его слабым и беззащитным, подошла к его лежанке. Пересилило тогда в ней женское - чувство сострадания к умирающему, обезличенному –просто, как к человеку. Откинув полог покрывала, славянка уверенными движениями разрезала покрытые жёлтой дурно пахнущей влагой, простыни, освободила грудь Джэбэ. Затем она обтёрла салфеткой место вокруг широкого пореза, уходящего вглубь, и принялась нашёптывать одной только ей известные заговоры бабки Улихи - той самой, которую матушка её так боялась. Девушка водила пальцами вокруг раны болящего, изредка окропляя место пореза своим дыханием, а сама всё приговаривала. Джэбе уснул и проспал три дня. За это время пленница в сопровождении охранников, собрала трав, корений разных, а когда раненый очнулся, обработала рану приготовленным настоем из трав и велела напоить воина отваром, который сама же и приготовила. Жар отпустил раненного, и только слабость сковывала члены его. И так было каждый день, пока воин самостоятельно не сел на своём ложе. А дальше уж всё пошло без её помощи. Весть об этом чуде дошла до самого Чингисхана, который и не думал увидеть Джэбэ у себя на совете. Но когда воин крепким и здоровым предстал перед великим военачальником, тот не поверил своим глазам. Лишь лёгкая бледность осветляла лицо мужчины, отличая от того – прежнего отважного Джебе, которого знал верховный предводитель. Так Видана оказалась в шатре самого Чингисхана. Тот приказал окружить славянку множественными слугами и когда пленница освоится, доставить её в свою резиденцию.
- Какую награду ты хочешь за спасение моего лучшего воина, - спросил верховный военачальник.
Он мгновенно оценил её красоту, а во взгляде прочёл ум, смелость и непокорность. Славянка не опустила глаз, как это делали монгольские женщины.
Бородатый коротышка неопределённого возраста на чистом славянском наречии передал девушке вопрос своего хозяина.
- Я хочу снова оказаться в том стане, куда привезли меня в первый раз, когда разлучили с моей матушкой.
- Тот стан уже далеко. Моё войско продвинулось на запад, - гордо ответил предводитель.
- Всего на один день, - взмолилась девушка, умоляюще глядя в глаза Чингизхана, - хочу прикоснуться к родной земле, даже если это будет другое место.
Воцарилось молчание.
Военачальник одними глазами подал знак слуге, что находился у входа и медленно проговорил, глядя на девушку:
- Собирайся, - его спокойный взгляд не выдал чувств этого человека, лицо монгола напоминало каменного истукана, лишённого всякого выражения.
Шаман
Острые верхушки елей лениво проступали сквозь тягучий утренний туман. Тайга словно притаилась, настороженно взирая на белые склоны Саян, уступая место возле них топким, покрытым мхами, болотам. Деревья будто перешёптывались, отправляя с эхом свои послания, лежащему справа от высокого склона, озеру. Звуки леса, отражались от тёмных туманных холмов и направлялись к тому самому озеру с водой тонкого мраморного цвета. Казалось, что воды озера поют, отвечая елям на их призыв. И эта неспешная беседа великанов проникала в чуткое ухо, лежащего на циновках, человека.
Приоткрыв один глаз, Мерген незаметно наблюдал за отцом. Тот шептал нараспев свои заклинания, отрешённо перебирая деревянные фигурки и выбирая подходящего идола. Его бубен лежал тут же наготове, а из-за широкого пояса призывно торчала орба. Селение тувинцев утопало в густом холодном тумане, изредка показывая облакам верхушки юрт, из которых нехотя поднимался голубой дымок. Бросив быстрый
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Спасибо!
Вы знаете, о чëм я!