Итак, возвращаясь к вопросу, о том, что бы могло служить побудительным мотивом к развитию речевого аппарата человекоподобного существа, вполне определенно можно сказать, что таким мотивом могла быть только что зародившаяся в голове человека информация, которая:
- обладает новизной и определенной ценностью;
- поражает сознание самого человека-творца этой информации;
- требует выражения, оформления и сообщения остальным членам данного сообщества.
И как мы уже теперь понимаем, на роль столь кардинального события может претендовать только акт явления в наше сознание совершенно новой для нас идеи. А возникнуть она может только в иррациональном акте инсайта (интуиции, озарения и т. д.). Это инсайтная идея обладает новизной и ценностью своего перспективного применения, это она поражает сознание своего творца и это она настоятельно требует немедленного своего выражения, оформления и сообщения остальным сородичам. Но выразить, оформить и сообщить эту важную информацию могут только логическое мышление и речь. Триада интуиции, логики и языка неразрывна в своем причинно-следственном единстве. Без способности генерировать идеи нет необходимости развивать как логику, так и речь (язык). А вот при обладании ею развитие последних просто необходимо, поскольку без логики и языка идеи неосуществимы в принципе и явление их в наше сознание было бы абсурдным.
И вряд ли можно найти что-либо другое, кроме интуиции (инсайта), что могло бы претендовать на статус «переходного звена» – напомним: основной вопрос критики теории эволюции, в том числе и теории Дарвина, – которое трансформировало человекоподобное животное в существо разумное и духовное. Правда, неясным остается вопрос, каким образом в человекоподобное существо была «внедрена» способность продуктивно мыслить, то есть способность генерировать новые идеи посредством иррационального мышления.
5.7. Чему удивлялись древние греки?
Начнем издалека – потом поймем, почему. По сути дела, вопрос удостоверения сущности сущего в более или менее корректной форме может быть поставлен только после того, как будет поставлен и разрешен вопрос: для осуществления какой функции предназначено это сущее? А ответ на этот, последний, вопрос непосредственно вытекает из некогда созданной идеи-Истины, в которой данному сущему было «запланировано»: быть подручным средством и обладать сущностным свойством, способным исполнять именно эту, а не какую-то другую функцию. (Об этом подробно далее в Разделе 6.1. «Где…прячется бытие?»). Вот почему, взяв «с потолка» любое сущее, мы не можем сказать, ни в чем его сущность, ни какова достоверность нашего суждения о нем, поскольку последние зависят от множества его свойств, обладая которыми данное сущее способно исполнять самые различные функции в самых разных ситуациях-идеях.
Так что вопрос о сущности взятого таким образом сущего не имеет смысла. Он «повисает» в воздухе, так как ни к чему не ведет даже в том случае, если мы перечислим все свойства, которыми оно обладает, все взаимосвязи, в которых оно участвует и все функции, которые оно способно выполнить. Смысл сущего – в разрешении той или иной порою нами даже не вполне осознаваемой ситуации. В противном случае сущее – ничто. А разрешение любой из этих ситуаций, как нам теперь уже известно, может быть осуществлено только в том единственном случае, если нами сотворена (обнаружена) идея, открывшая путь (механизм) создания такого подручного средства, которое бы успешно выполняло эту функцию.
Приведем простой пример. Задавшись, положим, вопросом, в чем сущность воды, мы сразу же будем поставлены в тупик, так как прекрасно знаем, что вода обладает множеством свойств: это и ее текучесть, и ее плотность, теплоемкость, прозрачность, это и способность утолять жажду, растворять соли, испаряться, конденсироваться из паровой фазы, замерзать и т. д. и т. п. А эти свойства могут быть сущностными свойствами, «примененными» в самых разных идеях. Так текучесть воды – вкупе с весовой ее характеристикой – является сущностным ее свойством в идее гидроэлектростанции, когда вода, падая с большой высоты, исполняет инерционную функцию воздействия (давления) на лопатки турбины. В то же время, текучесть воды вместе с ее свойством растворять в себе самые разные вещества, является сущностным свойством в идее гомеостаза, то есть в идее создания и поддержания определенной среды внутри живого организма. В идее пожаротушения сущностными свойствами воды являются и ее всепроникающая текучесть, и достаточно высокие значения теплоемкости и скрытой теплоты парообразования, за счет которых достаточно эффективно отнимается тепло от горящего предмета. В идее сепарирования (центрифугирования) сущностным свойством воды – кроме текучести – окажется ее плотность отличная от плотности отделяемого вещества. В идее круговорота воды в природе, кроме текучести, сущностным свойством воды будет ее способность к фазовым превращениям: испарение, конденсация, замерзание и т. д.
Как видим из этих примеров, сущность сущего определяется его функцией, а функция – идеей (Истиной), одним из составных элементов которой является данное сущее. И «нам не дано предугадать» (Тютчев), в каких идеях может участвовать то или иное сущее и какие сущностные свойства могут быть в нем проявлены. Мог ли Ньютон предполагать, что у материи вдруг обнаружится сущностное свойство гравитации, не возникни у него идеи дальнодействия, той идеи, которая связала в единое целое комплекс сущих: сами тела, их массы, расстояния и силы притяжения между этими телами. Он сам не готов был этому верить. Вот что он писал по этому поводу:
«Мысль о том, что гравитация является природным, неотъемлемым, сущностным свойством материи, позволяющим одному телу воздействовать на другое на расстоянии… кажется мне настолько абсурдной, что я уверен, что ни один из разбирающихся в философии людей никогда не согласится с ней»17.
Это каким интеллектуальным чутьем надо было обладать, чтобы «увидеть» то, что не видимо нами, но во что все, что нас окружает – в том числе и наше тело – погружено.
Так что задача созидателя (изобретателя, открывателя, художника) заключается не только в том, чтобы «заставить» работать (то есть «заставить» проявлять свою функцию) то или иное уже известное сущностное свойство какого-либо сущего, но и в том, чтобы обнаружить само сущностное свойство, как это сделали: Ньютон, открывший свойство гравитации материи; Фарадей, открывший электромагнетизм; импрессионизм, открывший свойство чистых красок «растворять» предметы в свето-цвето-воздушной среде и тем самым запечатлевать мимолетные ощущения и настроения нашей души от увиденной (на пленере) действительности; Фрейд, открывший свойство бессознательности нашей психики; древние греки (или египтяне), открывшие свойство человеческой души испытывать чувство наслаждения от понимания идеи какого-либо интеллектуального новшества, что и было названо красотой.
Открыть что-либо – это назвать и предъявить его, то есть «показать» нечто уже существующее, но еще не замеченное нами, а потому и не обозначенное. Изобрести же, в основном, – это создать новую функцию на основе уже известных свойств сущих, объединенных в некоторый комплекс. (Правда, здесь изобретательство порой граничит с «открывательством»: вряд ли «изобретатель» пожаротушения в те далекие времена имел какое-либо представление и о текучести воды, и о ее теплоемкости, и о скрытой теплоте парообразования. Его можно назвать стихийным открывателем, поскольку, скорее всего, сама стихия в виде дождя подсказала ему эту идею, а он, наблюдая и оценивая ее эффективность, внедрил в жизненную практику).
И вообще, следует, в пояснение к уже изложенному выше, сказать следующее: онтологическая сущность сущего актуальна не тогда, когда она уже выявлена и уже исполняет свою функцию, а тогда, когда сущее только еще находится в процессе «своего» бытийствования, то есть когда нами выявляется и формируется его сущностное свойство и та функция, которую оно будет способно в дальнейшем исполнить. А «бытийствует» создаваемое нами сущее, как нам теперь известно, в процессе
- во-первых, развертывания смысла идеи в Истину (в интеллекте продуктивно мыслящего человека),
- а во-вторых, формирования образа подручного средства и той технологии, посредством которой данное сущее будет готово выполнить свою сущностную функцию.
Мы сознательно не отнесли к процессу бытийствования сущего (искомого сущего) тот этап его становления, когда возникает сама идея и когда последняя находится еще в фазе допонятийного мышления (см. Рис. 1, Раздел. 5.4. ««Двойная рефлексия» Г. Марселя…»). И сделали мы это только потому, что все то, что предшествует процессу раскрытия идеи в Истину (мысль), мы отнесли к тому, что можно было бы назвать хайдеггеровским: «бытие само по себе», поскольку это бытие еще не обременено выявлением тех сущих, которые составляют эту идею, но оно сопровождается не только бессознательным «пониманием» смысла идеи, но и возникновением чувства удовольствия от подобного понимания.
Что же касается этапа исполнения сущим своей повседневной сущностной функции, то здесь нет какого-либо бытия, и сущее – уже объект существующий, а не бытийствующий. Вот к этому, последнему, этапу как раз и относится процедура удостоверения сущности сущего, то есть уяснения того, соответствует ли наше суждение о сущности сущего реально существующему объекту. Но как мы понимаем, этой процедуре всегда присуща запоздалость, так как все уже свершилось: возникновение идеи, раскрытие ее смысла в Истину и возникновение данного внове созданного искомого сущего, которое, исполняя свою функцию, – уже в виде подручного средства – не нуждается в нашей констатации. А удостоверять что-либо уже созданное – операция бесполезная, а потому и абсурдная.
А теперь, чтобы поставить точку в нашем разговоре о бытии сущего (см. двумя абзацами выше), обратимся к одному отрывку из работы Хайдеггера «Что это такое – философия?», а затем непосредственно перейдем к феномену удивления. Мы вряд ли можем согласиться с ним в том, что «никому не надо заботиться» «о том, что сущее принадлежит Бытию». Чтобы понять, о чем идет речь, приведем весь абзац:
[quote]«Все сущее есть в Бытии. Для нашего слуха это звучит тривиально, если даже не обидно. Ведь о том, что сущее принадлежит Бытию, никому не надо заботиться. Весь мир знает: сущее таково, что оно есть. Что еще остается сущему,
