СЪЕШЬТЕ БОТИНОК И СНИМАЙТЕ КИНО

Шерлока Холмса (на озвучку почему-то пригласили Василия Ливанова) и очень-очень не любит алкоголь. Она решительно бьёт бутылки с водкой и по-доброму советует хозяину найти работу и заняться спортом.

Людям со слабыми нервами этот фильм противопоказан. Сперва он кажется довольно забавным, но ближе к концу, когда уже почти перевоспитавшийся герой срывается в запой и сдаёт собаку живодёрам, идёт такой жесткач, что не до смеха. Быт запойного алкоголика показан ужасающе достоверно, а хриплые песни Розенбаума на саундтреке добавляют жути.

Редкий случай, когда есть ощущение, что фильм действительно может изменить чью-то жизнь. Если Вам кажется, что регулярно напиваться – это нормально, попробуйте найти и посмотреть эту страшную, но сильную картину.

Автор кинообзора: Михаил Алексеевский

НЕСБЁ

Ю. Несбё: «Том Сойер был моим первым детективом»

Норвежский автор детективных романов рассказывает о том, что повлияло на него на раннем жизненном этапе, меняющихся вкусах и возрастных ограничениях в чтении Хемингуэя

Моя любимая книга в детстве Приключения Гекльберри Финна и Том Сойер . Мой отец вырос в Нью-Йорке; наверное, именно поэтому в нашем доме было много американских книг. Эти два произведения Марка Твена были пищей для фантазии такого ребенка, как я. «Книга про Гека» была моим первым дорожным романом, «Том Сойер» — первым детективом.

Книга, которая изменила меня в подростковом возрасте

"Дневник вора", классический роман Жана Жене о жизни и эксплуатации гея, живущего на задворках Европы в 1930-х годах, изменила мой взгляд на то, с чем может и должна иметь дело литература. В том возрасте мне было трудно её читать, потому что ментальный ландшафт главного героя вызывал у меня отвращение. Не из-за его сексуальной ориентации, а потому, что он находил какое-то удовольствие в том, что с ним плохо обращались. Я не мог этого понять. И, вероятно, именно это привлекло меня к роману.

Книга, которая пробудила во мне желание писать

Это две книги. "В дороге" Джека Керуака и "Хлеб с ветчиной" Чарльза Буковски. Я действительно считаю, что писательство — это результат чтения, как создание музыки — результат прослушивания музыки. Что это в основном социальный рефлекс, как истории, рассказываемые за обеденным столом; кто-то поделился своей историей, теперь ваша очередь.

Книга, которую я никогда больше не смог бы прочесть

Я был большим поклонником Хемингуэя. Недавно я начал перечитывать (что делаю очень редко) его роман и понял, что он кажется устаревшим. Не знаю, связано ли это с тем, что Хемингуэй, как и Рэймонд Чэндлер повлиял на стольких писателей, что теперь их можно воспринимать почти как комические копии. Когда я упомянул о своём разочаровании, мой редактор, который был моложе меня на 25 лет, сказал со вздохом мировой усталости: «Но, знаете, Хемингуэй — писатель для молодых людей».

Книга, которую я открыл для себя в более позднем возрасте

"Марш Радецкого" Йозефа Рота. Недавно я просматривал книги, доставшиеся мне в наследство от родителей. В ней рассказывается о трёх поколениях семьи, на фоне распада австро-венгерской монархии, и это жемчужина романа. Есть такое ощущение времени и места, которое, я знаю, невозможно создать — оно уже должно быть внутри писателя. Это печально, это эпично, и в этом есть трагическая серьёзность, от которой у меня комок подступает к горлу: тот факт, что ты не можешь вернуться назад, что прошлое — не будущее — это сад обетованный.

Автор, к которому я вернулся

Ну, Генрик Ибсен был обязательным к прочтению в школе в Норвегии, и в том юном возрасте он казался старым и скучным. Только позже, прожив жизнь и став кем-то, я начал читать его. Я прочитал все его пьесы, каждую из них, и понял, какой он замечательный человек.

Книга, которую я читаю сейчас

"Праведный разум" Джонатана Хайдта. Хайдт имеет образование в области социальной антропологии и психологии, приводит убедительный аргумент о том, как эволюционировала мораль и как она разделяет нас в политике и социальном поведении, раскрывает, почему некоторые американцы голосуют за республиканцев, несмотря на то, что они порядочные, интеллигентные люди. Как сказал Дэвид Юм разум — раб эмоций. Мы используем свой интеллект, чтобы найти подтверждение тому, что то, что мы чувствуем и хотим считать правдой, на самом деле является правдой. Предвзятость подтверждения может увести нас из детства в могилу, и мы даже не почувствуем, что глубоко заблуждались. Это относится и к «ним», и ко мне, и к вам, читатели.

Подробнее на livelib.ru

Интересно было бы услышать ответ Несбё на вопрос про Брейвика, тем более, что в Норвегии уже снят вопрос об этом террористе. А в одном из триллеров Несбё, в "Красношейке", есть тема неонацизма. С интересом автор этих строк посмотрел фильм "Снеговик".

СНЕГОВИК
https://proza.ru/2017/11/29/2013

РЕПЛИКА КОЖИНОВА

С глубоким удовлетворением читал в «Дне» работу молодого политолога, вернее будет сказать — представителя современной историософии Алек¬сандра Дугина «Великая война континен¬тов». Воскрешение и дальнейшее раз¬витие «евразийского» мышления — это, по моему убеждению, необходи¬мейшая задача нашего самосознания.

Мне лучше многих известно, что ещё недавно «легальное» изложение евразийских идей было в сущности невоз¬можным. В 1981 году я опубликовал в «Нашем современнике» (№ 11) статью «И назовёт меня всяк сущий в ней язык...», где, помимо прочего, попы¬тался в какой-то мере выразить «евра¬зийское» понимание основных судеб России (противопоставив его гораздо более «привычному» — «славянофиль¬скому»), Но в результате журнал под¬вергся всяческим репрессиям — вплоть до обличительного постановления ЦК КПСС... Говоря о послереволюционном вре¬мени, А. Дугин утверждает, что «триум¬фом «евразийцев» было создание в Красной Армии в 1918 году ГРУ (Главного разведывательного управления) под руководством Семёна Ивановича Аралова, бывшего царского офицера, до 1917 года связанного с военной разведкой». А. Дугин, между прочим, здесь не вполне точен, ибо С.И. Аралов сто¬ял во главе более крупной «единицы» армии — Оперода (Оперативного отдела) Всероглавштаб, куда разведка входила как одно из отделений. А непосредственно руководил ею пригла¬шенный Араловым бывший капитан генерального штаба Борис Иннокентье¬вич Кузнецов (1889—1957)... С.И. Аралов — мой родственник, точ¬нее по традиционному определению — свойственник... Насколько мне известно, не без его рекомендации пришел в разведку и брат моей матери — С.В. Пузицкий, дослу¬жившийся до комкора, то есть генерал- лейтенанта; он играл важную роль в преемнике ГРУ — Разведупре РККА и, как и большинство его коллег, погиб в 1937 году... Я взялся писать эту статью не столь¬ко ради вышеизложенной информации, сколько для своего рода «дополнения» к высказанному А.Дугиным. Он говорит о «гармонии», объединявшей атлантистски настроенных коммунистов и англосаксонских капиталистов», — гармонии, «которая часто ставит в ту-пик историков, недоумевающих по по¬воду полного взаимопонимания «клас¬совых врагов» — «мессианских» большевиков с их диктатурой пролетариата и банкиров Уолл-стрита...». Да, дело обстояло и обстоит — хотя это совершенно непривычно для подавляющего большинства даже специ-ально изучающих «идеологию» лю¬дей — именно так: и классовые, и — шире — социальные различия и проти¬воречия являются в действительности менее фундаментальными, нежели та геополитическая близость, о ко¬торой размышляет А. Дугин. И я хочу в связи с этим обратить сугубое вни¬мание читателей на книгу Маркуса Воль¬фа «Трое из 30-х» (немецкое издание — «Die Troika», 1989), изданную в 1990 году издательством «Прогресс»... Или такие подробности: Конрад Вольф в Москве «учился в одном классе с Андреем Синявским... одним из первых оппозиционных литераторов», а другой будущий «диссидент» — «Лев Копелев в войну служил политработником и был одним из начальников Коми». Что же касается Джорджа Фишера, то он учился вместе с детьми Микояна и знал посещавшую соседнюю школу Свет¬лану Сталину, чей «жизненный путь де¬сятилетия спустя пересёкся в США с жизнью Фишеров»...

Одно из ярких мест книги — текст посланного в 1979 году письма Кон¬рада Вольфа к Рут Вернер — давнему агенту Коминтерна: «Я, как бывший старший лейтенант, собственно гово¬ря, должен стоять перед тобой навы¬тяжку... Я и стою навытяжку, но не из субординации!». Чтобы было ясно, кто такая Рут Вернер, сошлюсь на два очень выразительных места из её из¬данной ещё в 1980 году издательством «Прогресс» книги «Соня рапортует. Подвиг разведчицы». В 1926 году она смотрит в Берлине спектакль «Разбой¬ники», поставленный «германским Мей¬ерхольдом» — Эрвином Пискатором, и пишет своему брату: «От Шиллера ос¬талось не так уж много. Гениальная ре¬жиссура»... В сущности, основные герои книги за¬нимались и тем, что можно назвать «политработой» и разведкой в широком смысле этого слова. Дейст¬вовали они вроде бы в совершенно раз¬ных направлениях. Ну в caмом деле, что, казалось бы, общего между офицером связи US Army, а затем советологом, соратником Бжезинского, и по¬литработником Красной Армии, а позд¬нее — шефом контрразведки ГДР? Однако есть некое фундаментальное единство, которое всех их нераздельно связывает. Младший брат Джорджа-Юры Фишера — Виктор, ныне сенатор штата Аляска, начавший свой путь вме¬сте с другими у Арбата (точнее — улицы Коминтерна), писал из США в ГДР Конраду Вольфу в 1976 году обо всех друзьях данного круга (он пря¬мо включил в него и шефа контрраз¬ведки ГДР Маркуса Вольфа):

«Какими бы разными мы ни были в том или ином отношении, всё же нас связывала глубокая и всеобъ¬емлющая общность... Кон, друг мой, мне кажется, что пишу тебе, не столько чтобы поделиться своими чувст¬вами, сколько чтобы уяснить их самому. Меня снова поражает глубина свя-зующего, пережившая все те годы и расстояния (выделение моё. — В. К.)».

Александр Дугин превосходно оп¬ределил одну из геополитических ос¬нов этой семой «глубокой и всеобъем¬лющей общности», подчеркнув, что все «атлантисты», в том числе и «комму¬нисты в их «мессианском», «марксист¬ском» измерении, всегда вели себя по отношению к евразийскому населению... как колонизаторы, как при¬шельцы, сохраняя идеологическую дистанцию от нужд, потребностей и интересов коренного населения...». Это продолжительное высказывание В.В. Кожинова было опубликовано в одной из его книг о России, а также в авторском блоге на сайте газеты «Завтра».

Одним из классических политических романов о шпионаже является "Шпион, который вернулся с холода". Есть, есть определённая схожесть с сюжетом этого классического произведения о разведке и контрразведке продолжительной реплики Кожинова... Таким образом, прототипом Мундта мог служить ... Маркус Вольф собственной персоной?? Итак, Джон Ле Карре "Шпион, пришедший с холода"
(англ. John le Carré. The Spy Who Came In from the Cold · 1963). Действие происходит в шестидесятые годы, во времена «холодной войны», когда одним из главных средств борьбы между двумя враждебными политическими системами был шпионаж. Глава британской резидентуры в Восточном Берлине Алек Лимас после гибели одного из