антинаучный».
Слава Богу, или чёрту, разбойники приплыли к намеченному месту путешествия без происшествий. В прибрежной деревеньке долго уговаривали местного справного мужика, назвавшегося Силантием, продать им телегу и лошадку. Еле уговорили несговорчивого мужичка продать «экипаж» за двойную цену. А ведь могли просто-напросто отнять, но надо сохранять «конспирацию» - так своим мужикам объяснил Остриков.
Остриков в присутствии Силантия лично осмотрел телегу. Повозка, как повозка: колёса, оси, развод, склиз, кузов, оглобли, тяжи, шины, ободья, спицы и ступицы. Силантий топтался рядом, комментируя, что повозку изготовил лично кум Мефодий, а он мастер. Набивал, сволочь, цену. Говорил так, как будто, этого мастера Мефодия все в империи знают. Повозка уже не новая, лет пять ей. Может быть, она и была когда-то хороша, но ужасно сейчас скрипела. Кузов повозки не украшали узоры, только имелись царапины, оставленные кем-то из родичей Силантия. В остальном же повозка смотрелась обыкновенной, и поэтому не следует останавливаться на ней более подробно.
У этого же жадного Силантия купили провианта на пару недель. На повозке трясся хромой барин, здесь же лежал заветный сундук и съестные припасы банды. Оставалось только добраться до безлюдных мест и там устроить тайник.
Места хоть и считались безлюдными, но, как магнит, по этой причине притягивали опасный люд. Самые разные субъекты шатались в этой глуши как при дневном свете, так и под романтическим сиянием Луны и звёзд – беглые крестьяне и всякая босота, казаки, узкоглазые кочевники, идолопоклонники и староверы, да и наш брат – разбойник и ушкуйник посещал эти места. Изредка небольшой отряд из остриковской банды натыкался на кострища, что говорило об обитаемости этих мест. Надо держать ухо востро.
Ватажники посматривали на атамана, а тот внимательно отслеживал, только ему известные ориентиры. Поехали мимо каменного истукана, который, как поговаривали, стоит здесь миллион лет. Ватажники испуганно крестились, озираясь на идола древнейших религий, но Остриков разъяснил им, что этот идол установлен древними людьми не для поклонения, а по иным причинам, скорее всего, как ориентир. А вот деревянных идолов стоит опасаться, ибо те установлены в укромных местах державы выжившими тайными противниками православия, реформированного императором Петром Алексеевичем. И идолопоклонников и староверов следовало опасаться. Староверы сами о себе говорили, что они с допетровских времён никакой власти кроме Господа не признают. А идолопоклонников вообще не понять, ибо слов правильных они не понимают, и мозгов у них нет.
Остриков «осчастливил» на привале свою банду вестью, что как раз такого деревянного идола, установленного в укромном месте, он и ищет. А таких глухих мест здесь, почитай, чуть ли не вся губерния. Хотя эти места, наверное, уже относятся к Войску Донскому, а не к государевым землям.
Все ватажники, кроме немца Больца, до поздней ночи рассказывали друг другу у костра страшные истории, связанные с такими глухими местами. Некоторые уверяли, что лично были знакомы с людьми, чудом оставшимися живыми после таких приключений. Вот истинный крест! Какой только нечисти здесь не водится. Рассказывают, православные здесь, на свою беду, натыкались на упырей, отбивались от оборотней и ведьм. Всякая мелочь, типа злыдней вообще не считается за приключение. Здесь кишит от всяких сатанистов, староверов и поклонников иудаизма. Иудеи, кум покойный рассказывал, а он врать не будет, едят на своих капищах православных младенцев. Ага, предварительно выпив из них кровь. Кум, как это дело однажды увидел, так слёг и умер, но успел всем рассказать об этом ужасе.
- В той пустыне есть гора. На той горе кипят котлы, народ поёт, играет, и в мерзостной игре жида с лягушкою венчает, - Копыто процитировал последние слова своего умершего кума.
С придыханием рассказывали об извергах старообрядцах, и о поклонниках странных древних культов. Практически везде фигурировали съеденные христианские младенцы и другие немыслимые вещи, типа продажа пирогов из мяса православных и книг, написанных на коже невинно убиенных людишек. Разговоры о местной жути привели к тому, что разбойники выглядели так, что на их фоне любая, мрачная похоронная процессия показалась бы весёлой деревенской свадьбой.
Серафим сообщил братве, что не только в таких диких местах случаются всякие страшилки, но и в самой Москве.
- Говорю вам, - уверял он братву зловещим шёпотом, - под матушкой-Москвой таааакое творится, что ни в одном кошмаре не привидится.
- Чёж там такое? – испуганно интересовались разбойники.
- Вестимо что, - солидно объяснял Серафим. – Все знают, что под Москвой есть подземный город в несколько ярусов. Саженей на триста вниз, а то и больше, врать не буду. Страх там Господень, вот что. Кто туда спускался, тот, если живым оставался, либо умом трогался, либо седел весь во всех местах. Кто живым выбирался, сказывал о крысах величиной с телёнка, о ручьях из человеческой крови, о горах косточек, о нечистых духах, витающих в подземельях, о зубастых карликах, кусающих путников за ноги. А ещё там есть дыры, ведущие в Преисподнюю, вот те крест.
Со слов Серафима выходило, что в жутких подземельях, зачем-то устроенных царями, завелись идолопоклонники. Как же без них. Идолопоклонник он такой – везде, где заведётся, норовит, как и иудей, съесть христианского младенца.
От таких разговоров под Луной ватажников пробило по-настоящему, вот тут, Остриков мог голову прозакладывать, его разбойников захлестнул настоящий ужас. Душегубы, повидавшие на этом свете всякое, тряслись, как осиновые листья на ветру, пугая друг друга леденящими душу историями.
Полусонного атамана всяческие суеверия не пугали, его только слегка заинтересовали слова Серафима о птицах. Птиц он опасался с некоторого времени. Атаман приоткрыл один глаз, когда бывший московский крадун сообщал ватажникам жуткую подробность о том, чему Серафим сам был свидетель: «на Москве явишася птица сова в большой церкве, в Пречистой на площади». Ватажники от ужаса тряслись: они знали, что птица-сова работает в паре со злым чародеем. От этой птички всего можно ожидать. Эх, жизнь наша тяжкая. Шляемся по жутким местам, где легко нарваться на упыря, волколака, волота, а то и на лихо можно наткнуться. Кому-то ночью надо не спать, а подбрасывать в костёр сучки да ветки. Мало ли что. Здесь недолго встретить и самого Люцифера с выводком демонов.
Серафим решил заострить внимание честной братвы на паскудной роли ведьм, коих, по его словам «на Москве» ещё не всех вывели, а даже наоборот.
- Это как, наоборот? - удивился Зудень. – Разводят их что ли? Как породистых борзых?
- А вот так, - стал объяснять Серафим. – Наш православный люд повадился у этих зловредных ведьм за деньги покупать зелья, Господи прости. Сам я близко знал одну купчиху, которая потеряв всякую совесть, но явив своё природное блядствие, пошла к ведьме и взяла у той зелье для своего мужа, его степенства купца третьей гильдии. А купчиха-то та была тоща, ну, как бродячая кошка. Ведьма же ничего так с кормы – упитанная.
- Притравить купчину надумала? – ахнули разбойники. – Вот же висельница. Куды только власти смотрят.
- Куды смотрят власти, то неведомо, - солидно поведал Серафим. – А купчиха, бляжья девка, выкупила зелье для мужа, чтобы возвеличить его мужескую силу.
- И чё, помогло мужику? – рассказ явно заинтриговал разбойный люд.
- Тут, как посмотреть, - уклончиво начал объяснять Серафим. – Знаю только, что кучиха, потом хвалилась, что муж её благоверный, как только отведал ведьмино пойло, так купчиху и оприходовал сразу пять раз. Потом вечером он употребил купчиху ещё три раза, и ночью разов пять, ну, утром ещё пару раз. И перед смертью, аккурат к ужину, раз восемь залезал на купчиху. На ней и помер.
- Страсти какие нагнетаешь, - качал головой разбойник Фунт. – Я ужо ажно на очко присел. Хорошо, что мы не в Москве обитаем.
- А знаете ли вы, братцы, - пугал коллег Копыто, для убедительности выкатывая глаза и растопыривая пальцы, - что в этих местах есть чудесный родник, называемый Кипучим. Старики рассказывают, что вода в оном роднике постоянно кипит, хоть и до жути холодная.
- Это как так? – изумлялись разбойники.
- А вот так, - доказывал Копыто. – Ещё старики сказывают, что в этом роднике нет дна: мерили верёвками, но дна так и не нашли. Люди говорят, что этот родник течёт прямиком из Преисподней, а ещё из него постоянно выходят доски с письменами на неведомых наречиях. А к доске той кто дотронется, тот и месяц не проживёт: умирает в страшных корчях. – Копыто даже изобразил корчи, а разбойники с трепетом оценили его старания. Потом он продолжил, - местный епископ велел эти богопротивные доски спалить, а пепел рассеять.
- А я слышал, - хриплым шёпотом добавил информацию о роднике Зудень, - что в этом роднике когда-то казаки злую ведьму утопили, вот она и бушует на дне, мечется из стороны в сторону, стонет, но не желает упокаиваться. Вот вода и кипит.
Брат Зудня, который Клещак, дополнил рассказ сообщением о нравах местных казаков. Такое в уме не укладывалось.
- Все казаки окрестных хуторов на ведьмах женятся, - уверял он. - А ведьмы те все, как одна, злые до чёртиков. Ведьмы духов своих чёрных призывают, а они казаков по ночам душат подушками.
Судьба удушенных подушками казаков не очень впечатлила разбойничков, но слова Клещака о том, что в этих местах обитает злое эхо, насторожили:
- С чего это оно озлилось-то?
- Природа тут такая, - разъяснил Клещак. – Покричи: «Баюшки-баю!». Эхо тебе ответит: «Мать твою!»
Погружаться в сон Остриков начал под зловещий шёпот Серафима, начавшего рассказывать коллегам очередную жуткую байку.
- ….жил, братцы мои, старик Афонька в самом центре мистического ужаса на опушке старого, мрачного, обвитого в таинственно-паутинную вуаль елового, спаси Господи, леса, над которым постоянно клубились тёмные облака зловещих испарений с соседней бездонной трясины. Из черного омута трясины к проходящим путникам тянут лапы древние твари. Чуть зазеваешься, и утащат на дно. Рядом с избушкой Афоньки располагался старинный погост, а там, братцы мои, по ночам, говорят, слышали звуки кандалов каторжников и аппетитное чавканье….чавк, хряпс, чавк. Кладбище, полночь, сияет Луна, видит Афонька, разрыта могилка одна. А из могилки выползают душегуб Федя Крюгер и Нюшка Собчак… На мордах у них кровавые разводы, свидетельствующие о подземных муках, а чёрные-пречёрные круги вокруг глаз говорят об изнурении плоти лютым голодом.
Атаман так и заснул, не узнав, что дальше стряслось с незадачливым Афонькой, почему-то предпочитавшего селиться в гордом одиночестве на краю бездонного болота с одной стороны, и погостом с другой стороны от избушки. Зачем-то этот Афонька искал вдохновение на кладбищах…вот и дождался, что к нему пришла сама Нюшка Собчак.
Под трёп братвы, осенив себя священным
