ШЕСТАЯ РЕАЛИЯ (2-ая книга дилогии) другая фантастика.

окажется, что автоматика не работает. Для перевода же только дверей в ручной режим необходимо собрать целую роту специалистов. Но это теперь неразрешимая проблема. И не получится ли, что библейский Армагеддон будет выглядеть всего лишь безобидной шуткой?
Но самое бесполезное дело, которое я смог бы сделать, это зарядить присутствующим в этом зале лекцию о  различиях в этике муравьиного и человеческого сообществ. А они ждали ответа. И я им дал тот, который их должен был  устроить.
— Господа, разве когда был изобретён автомобиль, мы не получили уже в скором времени доказательств его опасности. В виде первых жертв автомашины? А когда был создан первый локомотивный состав, то не насчитали ли мы сразу после схода его с рельсов уже несколько сотен трупов? Чернобыльская атомная станция, наконец, это уже многие тысячи трупов, больных, которые умрут спустя много лет.
За технический прогресс, как не верти, а приходится платить! Я не думаю, чтобы вы захотели бы жить в пещерах только ради того, чтобы ни один самолёт, потерявший управление, не разбился.
Не скрою, нейросеть может принести очень большие неприятности. И мы даже ещё не знаем, какие и когда. И каков их размер. Но мы не просто стремимся принять все превентивные меры, чтобы их минимизировать! Мы пишем программы по предотвращению подобных ситуаций.
Напряжение было возникшее в зале с момента, когда был задан вопрос об опасности, уменьшилось. Я ощутил это. И решил  довести процесс «релаксации» до конца. Лучше всего муссируется в памяти последнее из услышанного.
  — Кстати, господа! У нас возникла проблема, которая может помешать нашей работе. Я хотел бы просить вашей помощи в её устранении!
Со всех сторон  всплеснулись вскрики, что я имею ввиду?
— Как известно мы «скармливаем» компьютеру огромное количество художественных произведений. Недавно ряд современных авторов обратился в суд с иском о нарушении их прав. Они требуют прекратить загружать художественную литературу в память нейросети до тех пор, пока не будет решён вопрос с выплатой им гонорара за это.
— А что думаете вы по этому поводу? — Поинтересовался председатель.
— Мне кажется, их требования не обоснованы! Я плачу за книгу, когда покупаю ее. А уж буду я ее читать сам или отдам еще кому-нибудь, это никого волновать не должно.
Я уж не говорю о том, что за свой труд авторы давно получили  оговоренный гонорар со всех тиражей. Хотя львиная доля написанного ими сегодня, ровным счетом ничего не стоит с любой точки зрения! Мысленная мукулатура!
К тому же нейросеть не читатель. Она усваивает литературу для преобразования ее в своей памяти в знание.
— Я думаю, — председатель одобрительно кивнул мне. — Надо поручить нашим юристам решить этот вопрос со всей подобающей законностью!
Ну, раз они заговорили о законности, значит, враги будут повержены. Я уже совсем собрался откланяться, когда из третьего ряда поднялся господин,  и, размахивая рукой, усеянной перстнями с бриллиантами, неожиданно спросил.
— Мне кажется, что мы не завершили разговор о безопасности. Поставлю вопрос иначе. Не считаете ли вы, что «IQ  Electronics» следует приостановить деятельность в развитии нейросети до тех пор, пока будут изучены все нежелательные побочные эффекты, которые могут возникнуть?
Честно говоря, я  не ждал какой-то глупости в этом роде. И в глубине души надеялся, чтомое выступление завершено. Не получилось!
— Да, конечно, можно законсервировать все работы на долгое время. Но помимо нас, есть ещё китайцы, русские, японцы и другие народы. Они очень успешно ведут работы в том же направлении. Как быть с этим фактором?
Более того, нам в настоящий момент неизвестно с достаточной точностью, кто на самом деле впереди — мы или они. Не исключено, что они не выпячивают своих достижений, чтобы сбить нас с толку.
Там, наверняка, тоже знают об опасностях, которые могут исходить от нейросетей. Но сомневаюсь, что они работы остановят, если их свернём мы. А тем более, если призовём к этому открыто. По крайней мере, кто может помешать их заявлению, что это опасно, и они приостанавливают работы. А на самом деле без огласки продолжат  их? Надо  ли объяснять, где мы окажемся?
Когда я добавил, что нейросеть может стать и одной из доминант военного превосходства, я ощутил, что подавляющее большинство присутствующих на моей стороне.
В пустой голове мысли не задерживаются. Им там не за что уцепиться. Так что напрасно кто-то думает, что, слушая умного человека, сам стнает умней. Но, если уж какая-нибудь зацепилась там, ее оттуда не вырвать! Даже клещами! Из таких людей рождаются убежденные единомышленники, либо самые свирепые фанатики. (Из находок Силаменса). Я поклонился и вышел. Не ожидая рукоплесканий!
СОЛИТОН 21 
КОНСПЕКТ ЛЕКЦИИ ПО ЭСТЕТИКЕ, или В ДОМЕ ИМПРЕССИОНИСТА О РАФАЭЛЕ  НЕ ГОВОРЯТ!
Я прислушался и свистнул. И сделал Леонарду рукой жест, означавший, что все нормально.
От соседнего дерева метрах в двадцати от нас отделилась фигура. Человек, вскинув руки вверх, бесшумно бросился ко мне.  Я сразу же опознал в нём Ярса, члены нашей разведгруппы, который вместе с ещё двумя нашими отправился на побывку домой, к своей семье. Мы обнялись. А Лео, было напрягшийся, как сжатая пружина, поначалу, мгновенно оценил ситуацию и тут же расслабился.
— Знакомься! — бросил я. — это Лео. Думаю, как склонить его присоединиться к нам! Может, запугать расстрелом, как я тебя? — Со смехом спросил я.
Ярс отошёл на шаг в сторону,  мгновенно "сфотографировал" Лео с ног до головы. И тут же выдал резюме в свойственной ему  шутливой манере.
— Почему ты скрывал, что у тебя есть брат близнец, Теяр?
— Он мне не брат, — ответил я, — и мы не близнецы! Но состоим в такой степени родства, что тут любые сравнения неуместны!
— Я очень рад, дорогой небрат и неблизнец, познакомиться с вами!  — Ярс шутливо поклонился Лео и с чувством пожал ему руку.  — Только это все равно не объясняет ваше удивительное сходство? Хотя, виноват, по всем законам приличия перед тем, как просить вас раскрыть эту тайну, мне следует представиться самому. Я член этого маленького коллектива диверсантов, работающего на территории противника. Бывший солдат вражеской армии, которого Теяр чудом не застрелил. Поскольку перевербовал...
Я улыбнулся. Он всем так представляется.
Тогда мы, замаскировавшись, лежали, жалея, что не способны ещё глубже вдавиться в землю, всего в сотне метров от неизвестного недавно прибывшего подразделения, в котором насчитывалось примерно шестьдесят солдат, сопровождавших скопление новой техники, двигавшегося в сторону фронта.
Ярс, когда начало темнеть, покинул свое подразделение. В последствие он говорил, что собирался смыться. И неожиданно напоролся на нас. А ещё через мгновение я, ткнув ему в рёбра пистолетом, привёл в укрытие, где нас никто не мог видеть.
— Хорошенькое место! — сказал Ярс почти довольно, — тут никто не услышит выстрелов. Да и я, наконец, отдохну! Ведь ты же меня пристрелишь!— полуутвердительно-полувопросительно сказал он.
Он не знал, что я умею читать мысли. А я услышал в его голове не страх, а какую-то отчаянную усталость.
— Устал воевать? — Поинтересовался я у моего пленника.  — Почему бы не сдаться в плен?
— Я полностью вымотан бессмыслицей всего происходящего! — заявил Ярс. — Я дважды сдавался в плен. Дважды просил ваше командование, чтобы меня направили воевать на вашей стороне. За вас, иначе говоря! Потому что сам отношусь к тем людям, которых местная власть как раз и уничтожает. Но меня... дважды обменяли на ваших пленных. Так что меня вернули туда, откуда бежал. Каждый раз мне выдавали новую форму и опять послали на передовую. Так что если ты меня грохнешь, это будет вполне логично.
Я знал, что он говорит правду. И, честно говоря, даже растерялся, что мне делать дальше? Тем временем он продолжал:
— Мне многое довелось передумать, нарезая эти круги. Но я так и не понял, во имя чего я это делаю.
Он только начал преподавать эстетику в только что открывшемся Университете Футурологии. Пышное, конечно, название. Но ему удалось прочитать только три лекции. С последней его взяли на выходе из здания Университета. Скрутили руки и втиснули в автомобиль.
Привезли на какой-то склад, который они именовали военкоматом. Отобрали паспорт. Велели нацепить форму и отправили на фронт. Правда, на память разрешили оставить конспект этой последней лекции. Он его так и носит с собой. Как талисман. Только  тетрадка что-то не очень старается помочь ему.
Он протянул мне ученическую тетрадь, сложенную вдвое. Я взял ее, распрямил. На обложке четким почерком было выведено «Эстетика. Лекция № 3. Конспект».
— Можешь расслабиться! Я не причиню тебе вреда! — бросил я ему. И открыв тетрадь, начал быстро считывать текст.
«Нынешняя лекция уже третья, а мы с вами еще не дошли до главных категорий эстетики – прекрасного и безобразного. Есть масса учебников, авторы которых написали фундаментальные определения этих категорий. Но, честно говоря, мне они не кажутся столь уж незыблемыми.
Красота, если коротко, это целесообразность и целеназначение. Они должны находиться в гармонии с природой или отражать её со всей точностью. Но к этому мы еще вернемся.
А сегодняшнюю лекцию я начну с предметов, которые в традиционной эстетике не рассматривали. Хотя решительно все может быть обозначено, как прекрасное или безобразное, каковые являются ведущими категориями этой науки.
Но чтобы понять это, нужно определиться и с тем, что не соответствует этому понятию.  И как его камуфлируют, чтобы придать безобразию вид красоты.
Поэтому я перейду к теме, которую в университетском курсе эстетики поднимать до сих пор было не принято. И начну с педерастии, как явления, поскольку его женская разновидность лесбиянство, то же самое только для другого пола.
Век девятнадцатый. Петр Ильич Чайковский. Величественная и трагическая фигура одновременно. Велика, потому что он был гениальным музыкантом и композитором. Трагическая - поскольку Петр Ильич был педерастом. 
Он этим и не кичился. И даже, как и положено в те времена, стыдился.  Сегодня–то мы знаем, что дело упирается в слом психики. Но тогда об этом не думали. А Чайковский даже пытался как-то изменить свою судьбу.
Он был достаточно умный человек, чтобы понять, что только женитьба сумеет  развеять слухи о его неверной сексуальной ориентации. Его выбор пал на настолько обаятельную женщину, которую посчитал бы за счастье назвать своей женой любой мужчина.
Мне кажется, что он не только надеялся пресечь в обществе упорно циркулирующие слухи о его сексуальной ориентации. Хотя его лично практически никто не донимал. Более того, ему прощалось все за бессмертную музыку, которую он писал.
Но он понимал, что его отклонение это нарушение природного целеполагания. Ведь такие люди были лишены потомства.
Повторяю, это мои предположения, но он, видимо думал, что сам факт присутствия рядом такой красивой женщины, поможет пробудить в нем естественные наклонности. Такое, как показывает нам история, порой случалось. Хотя и не так уж часто.
Но чуда не произошло. Жена покинула его, поняв, что не может возбуждать в нем нормальные желания. А Чайковский смирился со