ШЕСТАЯ РЕАЛИЯ (2-ая книга дилогии) другая фантастика.

своей тягой к мужчинам.
Спустя тридцать  или сорок  лет после его смерти, в целом ряде стран начали появляться законы, по которым педерастия начала официально преследоваться. А в иных даже довольно жестко.
Примером может служить печальная судьба блестящего поэта, писателя и драматурга, который был уличен в педерастии, но был по существу бисексуалом, Оскара Уайльда, отсидевшего за этот грех в Редингской тюрьме Англии  достаточно долго. Были и страны, где срок можно было получить даже за само склонение к половому контакту с лицом своего же пола. Даже если у «соблазнителя» ничего из этого не вышло.
А что мы видим сегодня? Геи не только не стыдятся своего влечения, не только свободно вовлекают в свой круг несозревших умом молодых ребят, они проводят гей-парады, во время которых с гордостью заявляют о себе! И движение это растет и ширится! 
Большинство вдумчивых психологов утверждает, что социум играет главную роль в становлении человека. Конечно, человек  не всё принимает из того, что предлагает  или навязывает ему социум. Но скорее чаще, чем реже все-таки принимает. А уж если принимает, то внушение социума превращается в самовнушение.
Известный криминалист, описывая трёхвековой процесс развития криминалистики, приводит такой пример. Детям, когда они едва начинают ходить и говорить, вместо мячей дают отрезанные человеческие головы. И из них уже в подростковом возрасте вырастают самые жестокие и беспощадные убийцы. Иначе говоря, негативное влияние на психику, сплошь и рядом равнозначно её слому. И оно все возрастает. А сопротивление этому все сокращается, как шагреневая кожа.
О том, что может произойти, если подобный пропаганде не положить конец, очень хорошо показано на примере Содома и Гоморры. Жители этих библейских городов настолько опустились, Что Бог не сумел найти даже пяти праведников, ради которых можно было бы пощадить их население.
Кто такие геи? Это люди со сломанной психикой. И её сломали им те, кто вовлекал их  в противоестественную половую связь. Так как же возможно, позволять этим людям безнаказанно вербовать в свои ряды всё новых и новых сообщников? Как можно позволять им устраивать победоносные шествия по улицам городов?  Мы хотим Содома и Гоморры в мировом масштабе? А, может, это не мы хотим? Может это кто-то за нас решил, превратить мир в Содом и Гоморру?
Есть такая разновидность сексуальных извращенцев, как зоофилы. Представьте себе, вдруг и они потребует создания любителей секса с кошками, собаками, курами или коровами и проведения зоофил-парадов?
А потом за ними потянутся уголовники всех мастей, которые, конечно же, тоже имеют в «демократическом» обществе право на собственный выбор личных убеждений, состоящих в том, чтобы откровенно ощипывать карманы других граждан, А убийцы потребуют права открыто насиловать и убивать? Как вам нравится такое будущее для общества? На примере геев это хорошо отслеживается!
Кто-то там на самом верху уже очень давно и упорно ломает психику человечества. Это сказывается на состоянии общества в целом. И не случайно эстетику как науку тоже давно и подспудно приспосабливают к этому. Ломка психики начинается с извращения понятий прекрасного и безобразного. Их просто меняют местами.
Возьмем хотя бы известный многим с детства стишок о сереньком козлике, которого некая бабушка настолько любила, что даже поила чаем. Но маленький негодник бабушку совершенно не слушал. И отправился в лес погулять, где его и съели серые волки.
Так мы впервые сталкиваемся с высоким и прекрасным, еще пребывая в младенческом возрасте. И с безобразным. Но как тут все закамуфлировано!
Прекрасное это, конечно, любовь бабушки к серенькому ослушнику. Такое чувство, как любовь, вообще обязано исключительно олицетворять Прекрасное. Мимоходом обращу внимание, что аналогично и требование хорошо относиться к гомикам.
А вот то, что сделали волки однозначно безобразно. Но оба эти понятия кажутся однозначными только на первый взгляд. Любой обман начинается с самых элементарных вещей. Как я уже говорил, ловкие люди успешно перелицовывают давно сложившиеся понятия, наделяя их содержанием, которое им не было присуще изначально. А потом предъявляют массам, вбивая в темные или незрелые головы, как незыблемое мнение о давно устоявшихся фактах. И как истину в последней инстанции, само собой.
Ни одно слово не имеет конкретного наполнения. Язык как артефакт очень неточен и гибок при коммуникации. И когда люди говорят, что мыслят словами, то это, как минимум заблуждение. Потому что возникает вопрос, какими словами? Написанными? Тогда как быть с теми, кто не умеет читать. А таких и сегодня много. А, может, звучащими? Так ведь и звуки при передаче сильно искажаются, превращая нашу речь в испорченный телефон. Образами? Да, образы однозначно возникают, но как их передать?
Все это всегда облегчало задачу успешно внедрять в чье-то сознание перелицованные наизнанку понятия и выводы, отталкиваясь от основных принципов. Добро должно быть изначально прекрасным? Да! А зло — безобразным? Да! Но действительно ли перед нами добро и зло, а не их суррогаты? 
Вернемся к замечательным стишкам о сереньком козлике. Серые волки, напавшие на бедного козлика, который вышел в лес погулять, безусловно, представители зла и в силу этого безобразны. Зато бабушка, которая этого самого козлика очень любила и чаем поила, очень положительный и светлый персонаж, олицетворяющий прекрасное добро. 
Но при этом умышленно опускается, почему она испытывала такую непонятную любовь к четвероногому питомцу. А испытывала она ее, видимо с единственной целью: съесть этого самого козлика. Когда он наберет телеса. По крайней мере, мы не знаем другой цели, с которой держат серых козликов. Как минимум, прецедентов тому нет.
Но сказку рассказывают из поколения в поколение, для выработки пониманий добра и зла. И чаще всего детишкам за завтраком, когда они вкусно похрустывают свежей сосиской, которая еще недавно была чудесным поросеночком. И к нему испытывались самые добрые чувства.
Или когда дитя с аппетитом жует ножку нежной уточки, ласково клавшей головку на плечо хозяйки, которая волнующе гладила эту головку. Чтобы через пяток минут отрубить ее топориком.  Для жарки…
Так рождается двойная мораль. И страшна она тем, что незаметно ведет к психическим заболеваниям. Или уж, как минимум к потере ориентации в нашем непростом и бурном мире.
Кости священника Томаса Мальтуса уже полсотни лет выбеливали на кладбище черви и вода, когда его учение начало набирать силу. Главное в изысканиях Мальтуса лежит не на поверхности. Незыблемо его утверждение, что человечество растет в геометрической прогрессии. А вот обеспечение его продуктами производства увеличивается только в арифметической. Почти. И оно прямо наводит на мысль: это следует прекратить!
Встает, правда, вопрос, как? Болезни и войны только слегка прореживают излишнее количество дармоедов. И вогнать его в прокрустово ложе мальтузианства никак не удается. Но есть и указание. Весьма завуалированное, впрочем. Надо каким-то образом внушить людям, что так бесстыдно размножаться, грешно! Виден один только путь – через сознание. Они сами должны признать свою никчемность и потребовать, чтобы их устранили.
Уже в первых поколениях наследники старых ростовщиков, создавших холявные, но несметные богатства, не утруждаясь особенно, чтобы получить их, начинают думать, что им ни к чему эти ставшие бесполезными миллионы человечишек.
Все золото, которое выдвинуло банкстеров в первые ряды, уже в подвалах их банков. Далее кормить такую ораву двуногих, создавших их, банкстерские, богатства, просто бесполезно и глупо!
В руках мультимиллиардеров огромные средства, незначительную долю которых можно вложить и в исследование  вопроса о прекрасном и безобразном. Настолько незначительную, часть, что она в общем хаосе богатства окажется незаметной. Но тем, кто получит ее, покажется огромным кушем. И они будут работать с геометрическим энтузиазмом!
Лучшая область исследований психика человека. Тот самый черный ящик, в котором ничего не находит хирург после вскрытия, но в который нельзя заглянуть при жизни так, чтобы высветить коридоры сознания сколько-нибудь отчетливо. И если вложить в сознание, что смерть это хорошо и красиво? А жизнь плохо и уродливо? Но понятно, не сразу, а так сказать, постепенно приближая его мысли к этому.
Но прощупывание психики всех подряд на предмет самоуничтожения дело хлопотное и малоперспективное. К тому же достаточно иметь одного козла – провокатора, который бы повел все стадо на убой. Способы воздействия на черепную коробку лидеров этой категории изнутри и начинают изучать.
Вопрос вообще-то всего один: как привить человеческим козлам отсутствие смущаться видом чужой крови? Оказывается, что двойная мораль лучше всего прививается в искусстве. И, значит, в эстетике, как науке о прекрасном и безобразном.
Вкладываются средства. Привлекаются все сколько-нибудь значимые фигуры. В конце XIX века процесс запускается вовсю.
Перепившийся мужик, который вдобавок ко всему ещё и не совсем в своём уме, но знакомый с малярной наукой, отрезает «по белочке» себе ухо. А затем в состоянии аффекта начинает писать картину.
Нормальному человеку, чья психика не отягощена наследственным идиотизмом и систематическим промыванием мозгов, сложно представить, что в этом прекрасного. Поскольку  картина, естественно, получается одиозная. Все фигуры в ней обозначены разноцветными пятнами. Художники палеолита на стенах своих пещер, выполняли роспись куда лучше.
Любой, будучи в здравом уме, и оказавшись здесь в нужный час, прямо бы сказал, что автора надо лечить. А место его творчеству на свалке. Но, увы, никто таковых сюда и не звал. А если бы кто случайно и пришел, его не пустили бы.
Зато на презентацию пригласили прожжённую шельму - критика, с репутацией большого специалиста по новым веяниям в искусстве живописи. И солидно заплатили за то, чтобы он убедил, что данное полотно безусловно – шедевр. Понятно, что такого «критика» правильнее было бы назвать идеологом.
И вот он начинает объяснять, почему названный холст  — произведение высочайшего искусства. Да, оказывается, потому, что создан он методом, еще  недоступным глупым  массам и именуемым импрессионизмом.
Зайцев убивают сразу два. И всего одним выстрелом. Первый – это возможность удовлетворить спрос всё новых нуворишей в произведениях искусства. Холст быстро набирает цену. За какие-нибудь 10-15 лет новое произведение новоиспечённого импрессиониста стоит уже многие миллионы.
Каждый, едва став миллионером, счастлив украсить им стены своего дома. Хотя еще накануне по нескольку раз думал и передумывал. И не раз отказывался от приобретения полотна. И снова каялся, что попал под влияние несведущих людей. Как это было в случае с известным русским денежным мешком, что зафиксировала история.
В выставочных салонах или в толстых поп журналах именитые критики взахлёб призывают увидеть, необычайность линий или неуловимость оттенков красок того или иного нового гения от искусства, которых там нет.
А у людей начинают