ПОСЛЕДНИЙ В РОДУ СВОЕМ!

кролика из шляпы, тебе положено думать не о кролике, а над тем, что он говорит, стараясь отвлечь тебя от своих действий.  Но вслух я сказал:
— Это был бы интересный союз! Ты один из столпов власти. Я бы даже сказал, власти, способной пресечь все, что ей не по нраву. И я её далеко не всесильный оппонент.
— Ну-ну, полно скромничать! — Отозвался он. — О власти написаны сотни исследований, даже именуемых научными. И кем только ни написаны. Тут и такие столпы как Талейран, Ма-киавелли. Литературщины в этих «изысканиях» моря. Типа «власть самый распространенный и древний наркотик». И тому подобное. Но самое главное в ее определении так и осталось за бортом.
— А что же такое главное они обошли? — Весело спросил я.
— Власть это острие, указывающее направление движения общества.
—  А, может, попроще: власть это диктатура!
— А разве она может быть чем-нибудь иным по своей при-роде?
— Не уверен, что в наши демократические времена даже сами власти тебя бы одобрили. Официально, по крайней мере.
Гвалд громко расхохотался.
—Тебе пальца в рот не клади. Но, как говаривал Уинстон Черчиль, демократия плохая форма правления, однако, ничего лучшего человечество не придумало.
— Человечество к ее изобретению вообще никакого отно-шения не имеет. Как и ко всем остальным открытиям. Их совер-шают единицы. Или небольшие группы людей. Вот пользоваться ими вынуждают всех, независимо от того хороши они или плохи.
Ну, раз уж мы сошлись, что любая власть диктатура, я решил уточнить формулировку до конца. Она не простой указатель. Это институт, оберегающий конкретные интересы. Вопрос в другом – чьи? Так называемого меньшинства (элиты) или большинства людей как сообщества в целом?
Откровенно говоря, мне не хотелось вступать в конфронта-цию. Но и осторожничать без особой надобности не считал нуж-ным. Мне хотелось  понять, к чему он завел весь этот разговор, и куда он его загнет?
Может, ему просто захотелось вкусно пообедать. На сытый желудок любое решение принимать и выполнять легче. Профес-сиональные палачи, как я знаю, превратили это даже в ритуал. Но и я тоже был не против, потянуть резину времени. Хотя и с другой целью.
—Хорошо сказано! — Фареш хлопнул рукой по столу, отче-го это хлипкое чудо меблировки затряслось, а сервировка, запля-сав, едва удержалась на нем. — Элите или народу? Какому такому народу? Я бы сказал обо всём этом славами, что очень напоминают известный афоризм: народ всегда заслуживает ту власть, которая его имеет! Чем лучше его имеют и чем меньше дают, тем больше он доволен! Почти как женщина! Демосом, надо бы тебе вспомнить, с пятого века величали нищенствующее население. Прежде его называли проще – охлосом. Не столь возвышенно и звучно, но куда более точно.
Наш разговор явно веселил его. Прежде обсуждать подоб-ные материи, видимо, было не с кем. А тема все время тянулась наружу. Теперь же выдался вполне подходящий случай. И он ре-шил слегка выпустить пар из кастрюльки своей души. Тем более, что все это вряд ли уйдет дальше этой плетеной комнатки.
Он с вдохновением оратора, о котором мне прежде ничего не было известно, говорил, что у нас достаточно примеров дикта-торов. В том числе и «широко общественных». Ну, а чем это за-канчивается? Благодарные потомки им устанавливают мемориалы и памятники? И приносят на могилы цветы?
Один из таких диктаторов даже создал великую державу на месте нищей и разоренной страны. Тут, неподалеку от нас,  на этой же параллели. Охлос  получил столько всего, чего не увидеть даже в сказочном сне. Ну и что?
Этот диктатор, чью бескорыстность до сих пор так никто и не смог оспорить,  предсказал, как оценят его деяния потомки. Он угадал с невероятной точностью:  его память оплевали, а могилу осквернили.
А облагодетельствованный им демос до сих пор веселится, когда слышит, что в гардеробе покойного не нашлось приличной одежды. Оказалось, положить умершего в гроб, не в чем. Не об-наружены никакие ни зарубежные счета, ни счета в родном оте-честве. «Демос» же сейчас там фактически пришел к тому же, с чего начинал. Он стал охлосом. И очень благодарен за это новой власти.
— Странно? — Фареш неожиданно стал торжественен, как священник на совершении обряда отпевания. — Но этот диктатор оказался просто нищий! И зачем тогда становиться диктатором? Я лично таким диктатором быть не захотел бы! К чему и кому делать добро? Ради кого стоит жертвовать собственным благополучием? Ради какого абстрактного общего счастья? Неужели, в число человеческих добродетелей вообще входит память о добре? Ты никогда об этом не задумывался?
Но мы вообще-то пришли сюда, чтобы немного расслабиться и заключить мир, спохватился он. А сидим, как два закоснелых трезвенника!
Он решил наполнить мой фужер коньяком, утверждая, что это последний коньяк в мире, выдержанный в дубовых бочках. А не спирт, который ароматизируют и придают вкус химией. Но я решительно отодвинул его руку. И налил себе полный бокал красного шампанского.
— Или вот другой пример, — медленно, смакуя реклами-руемый им коньяк, продолжал он. — Другой, не менее известный диктатор, добившийся звания императора. Он угробил три поко-ления своей нации, оставив страну разоренной. Потомки, тем не менее, поставили ему великолепную гробницу. На поклонение сюда спешат тысячи людей, предков которых именно он погубил. Разница в том, что он никогда не заявлял о себе, как о правителе народном!
— Да, — сказал я, медленно осушая свой бокал, и глядя как в нем поднимаются со дна пузырьки, — Но…Чтобы одного при-числить к величайшим злодеям, а из другого сделать идола пат-риотизма потребовалось несколько десятилетий. Причем десяти-летий после их смерти.
— Какая разница!— отпарировал мой собеседник. — Оценки – то выставлены демосом или охлосом!
И изложил мне некоторые свои наблюдения, от которых большинство исследователей предпочитает держаться подальше. Или уж излагают так, что черт ногу вывихнет, другую сломит. А он накладывал фразу на фразу мысль на мысль, словно намазывал масло на хлеб. И так размеренно, как ведет кирпичную кладку опытный  каменщик, рассчитывающий каждое движение руки.
Народ, которому делают комплимент, называя его электора-том, по существу все-таки был и остается социумом. Эта соци-альная реальность сама по себе постоянно стремится к тому, чтобы ее члены пребывали в темноте и глупости.
Можно было бы предположить, что происходит это по не-коему закону сохранения константы невежества, количество ко-торого всегда должно быть, как минимум, не меньшим, чем в предшествующие времена. Но глупость из поколения в поколение все-таки растет.
Причем прямо пропорционально развитию наук. И бурному научно-техническому прогрессу. По принципу «чем, …тем». Хотя, казалось бы, люди могли бы чему-нибудь и научиться!
И при этом мало кто подозревает, что и глупость, как и ее концентрат безумие, чрезвычайно заразны. И чаще всего неизле-чимы. Не говоря уже об их способности передаваться генетически, по наследству. Их жатва – все человечество!
И, тем не менее, если взять современное, истинно демокра-тическое общество, оно уже способно предоставлять равные воз-можности.
Правда, тут тоже возникает серьезный вопрос. Если воз-можности вроде у нас всех равные, почему же мы слишком по-разному живем? Кучка людей живет, имея все и всех. А боль-шинство порой не знает, как свести концы с концами.
Что же происходит? Причина проста. Мы все не равны по уму. И по способностям. У многих наклонности и навыки полно-стью заменяют даже элементарную сообразительность. А уж по-лучение знаний, образования, на которые надо тратить массу времени, для рядового обывателя вещь и вовсе никчемная.
И эти люди по-своему очень правы. Поскольку, даже полу-чив образование, большинство остается глупцами. Девяносто пять процентов, если хочешь цифру, людей, получивших высшее образование, никчемные специалисты. Потому, что это печка, от которой надо танцевать дальше. А они к этому не способны.
Почти все личные знания, мнения и убеждения, которыми  оперирует подавляющая масса «демоса», совсем не результат ка-кой-либо учебы и изучения наук. Источник их далек от фактов.
Почти все доводы большинства, подчеркнул мой сотрапез-ник, базируются исключительно на мнениях других людей. А мнения этих «источников» зачастую ничем не обоснованы. И ни-какой практикой жизни не подтверждены. Но электорату вообще никакие доказательства и не требуются. Тем более из первоис-точников. Люди готовы поверить во что угодно. Потому, что это удобно. И не напрягает.
Статистический человек готов признать истиной даже то, что представляет собой полный абсурд. На очень простом основании, в это, к примеру, верили предки. И, значит, данный предмет не облагается никакими сомнениями.
Кстати, именно эти люди никогда и не обременяют себя по-исками доказательств. По их мнению, они и без знаний, образо-вания, при полном отсутствии какого-либо самообразования, все-гда знают, что к чему. Притом значительно глубже, полнее и лучше людей, которые всю свою жизнь учатся. И не важно, если это «что» не соотносится с «к чему».
Больше того, они будут с пеной у рта отстаивать нелепое чужое мнение, как свое кровное. Не потому даже, что оно им нравится, а просто зиждется на авторитете, перед которым они преклоняются. Или просто потому, что боятся оспорить его. Или возразить.
Причин могут быть десятки. И среди них нет только одной: данное мнение соответствует истине, поскольку опробовано на практике. (Фареш вытащил платок и вытер им вспотевший лоб). Они принимают ложное мнение, даже если в глубине души ощу-щают, что такая точка зрения им во вред. Они в упор не хотят по-нимать этого.
Фареш даже с готовностью заявил, что есть при этом и много людей, которые вполне осознают, что их нагло обманывают. И что? Им даже нравится, когда их откровенно водят за нос. И эти же люди с еще большим успехом готовы обмануть себя сами! Вся человеческая история подтверждает это со всей очевидностью.
Когда он заговорил об исторических подтверждениях, мне на мгновение почудилось, что передо мной сейчас сидел совсем другой человек. А не беспринципный лжец, убийца и насильник.
Этакий мыслитель, типа статуи Родена. Его можно подозре-вать в не слишком высоком уровне, в нелюбви к толпе, – а за что ее любить? – и даже в обоснованности своей неприязни. Но он имеет вполне нужный вид.
Через щель в стенке незваным гостем в «кабинет» проникло лезвие солнечного луча, в котором танцевали пылинки. Оно не-много задержалось на щеке Фареша. Но тот не обратил на него никакого внимания и продолжал.
Так зачем таким вообще нужно образование? Для большин-ства оно совершенно неуместная вещь! Люди и так умны. Сами по себе. От природы. Словно появились на Земле прямо из анекдота о Диогене, который в споре с Платоном  продемонстрировал, что человек отличается от ощипанного бульонного петуха только отсутствием плоских ногтей.
Социум ежечасно и повсеместно стремится «выпрямить» сознание своих, так сказать индивидуальных представителей на-ции. И даже прилагает все силы, чтобы их не было вообще. На-стойчивость, с которой он действует, напоминает одержимость помешанного. А результаты и есть поляризация на разных