РАССКАЖИ МНЕ О НЕЙ.
© В.В. Луговский, 2020
Когда умру, тебя покинув,
Не предавайся скорби по ночам
В слезах склоняясь над могилой,
Но к жизни возвратись, смеясь!
Неизвестный автор (http://christian.su).
Нет более одинокого человека,
чем тот, кто пережил любимую...
Э.Хемингуэй
……. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
(В.Шекспир (пер.Б. Пастернака)
И идут дни и ночи, и эта боль, и все неопределенные чувства и мысли,
и неопределенное сознание себя и всего окружающего и есть моя жизнь,
не понимаемая мной».
Иван Бунин. «Жизнь Арсеньева»
Пролог.
Вчера вечером Лиля неожиданно разрешила мне взглянуть на картину.
- Завтра, когда я уйду на работу, - добавила она и поцеловала меня в щеку. Я давно привык, что почти год скрывает от меня - что-то пишет на холсте в какие-то особые для нее вечера. Однажды я попытался обидеться на такое недоверие, но она мягко попросила дать обещание не смотреть без разрешения. Пришлось согласиться с ее единственной просьбой – Лиля никогда не просила меня ни о чем, что бы могло меня как-то озадачить. А не смотреть попросила - всего лишь единственная маленькая странность…...для хорошей женщины. Постепенно я перестал обращать внимание на стоящий у окна мольберт с накрытым бледно-голубой салфеткой холстом, и думать об этой истории вообще.
Утром я заметил, что почему-то оттягиваю удовлетворение своего любопытства. Не хотел разочароваться? Точно не хотел ничего менять в отношении к Лиле, если картина касается меня лично. Не спеша выпил кофе, поглядывая из-за стола на приоткрытую дверь Лилиной комнаты. Потом решительно вошел – на холсте уже не было накидки. И я, наконец, ее увидел….. Перрон старого железнодорожного вокзала, сильный дождь. Последний вагон уходящего поезда с ярко освещенными окнами. В окне – силуэт женщины…..Лица не видно, но по фигуре она смотрит на уплывающую натуру, возможно, на мужчину, уходящего от поезда к другой женщине, стоящей на перроне. Оба без зонтиков…. Чуть вдали толпа людей – все с зонтами. Здание вокзала едва проглядывает во мгле ненастья. Желтый свет окон вагона отражается от воды, которая покрыла перрон из-за дождя. Ощущение, что люди в толпе у вокзала никуда не собираются ехать и никого не встретили – они просто чего-то ждут. Воспринимаются как толпа, декорация. Длинный шлейф дыма от паровоза уходящего неведомо куда поезда….. Общие серые тона, разбавленные пятнами желтых отблесков света, белыми пятнами от фонарей, голубым дымом паровоза. Женщина в красном пальто, стоящая в ярком белом пятне на перроне.
Я сразу почувствовал сильный эмоциональный заряд картины. Безусловно, она содержала в себе сценарий какой-то истории и поэтому производила впечатление мгновенно просмотренного кино, которое сразу задело меня. Я пытался удержаться от интерпретации увиденного целиком сюжета и продлить эмоциональное восприятие картины. Если честно, то не ожидал, что Лиля способна на такое чудо…. Впрочем, все, что происходило с того момента, когда я ее встретил, и было настоящим чудом, которое не бывает в нашей жизни, полной окончательных потерь и невосполнимых страданий. Но почему-то со мной это случилось…..
Если б не было на свете городишки моего …
Есть в России город Луга
Петербургского округа;
Хуже не было б сего
Городишки на примете,
Если б не было на свете
Новоржева моего.
А.С. Пушкин
В полуденное время я обычно выходил на прогулку и тихо брел по какой-нибудь улице без всякой цели и надежды. Это были длинные улицы без домов и без прохожих, которые всегда приводили меня в кулинарию или кондитерскую с замученными пирожками и консервированными пирожными. Полуголодное существование несколько недель уже доставало меня, но я все еще не решался на столовую, хорошо помня ее по советским временам. И вряд ли теперь что-то поменялось в «общепите». Не ведая как себя накормить, а готовить я не мог и не умел, в конце концов, заходил в кондитерскую и кушал пирожное с кофе. Однако поступать так в течение дня разумно было не более двух
раз, ограничивая дозу кофеина. Иногда, «приняв» чашечку крепкого и сладкого напитка, я твердо решал распрощаться с кофе в самом ближайшем будущем, но так и не смог отказаться от последнего удовольствия, несмотря на некоторые неприятные последствия такого «обеда». Снова заходил, снова принимал, а уже спустя полчаса мучился от низкого давления и высокого пульса.
Я все время был один - и дома, и здесь на улице. Странное и неведомое мне раньше
ощущение - я никому не нужен…совсем. Каждый мой день начинался и заканчивался чувством небывалого одиночества и небывалой безнадежности. До меня нет дела никому на свете. Это такое странное дело…Как же прав был Хемингуэй, что нет более одинокого человека, чем тот, кто пережил любимую.
Всего лишь пару месяцев назад у меня была любимая жена, приличная работа и даже слабая надежда, что все как-нибудь поправиться. Я еще верил и малодушно надеялся на чудо. Почему вопреки здравому смыслу? Старая загадка русского человека. Сначала я надеялся победить болезнь и спасти Ирину. Потом меня как будто заморозили - я делал что надо, но сделать было уже ничего нельзя.
- Ты что, помираешь?- однажды вырвалось у меня, когда Ирина перестала вставать с кровати.
- Я не думаю об этом, - спокойно ответила она.
В моем подсознании, в каком-то его дальнем уголке уже было понимание, чем в ближайшее время все закончится, но после такого ответа Ирины я почему-то тоже перестал думать «об этом». Нам щедро подарили «анестезию» в последние недели ее жизни. Причем не только для души, но и для тела моей умирающей жены - она
справлялась с болью без наркотических препаратов.
Еще за месяц до смерти Ирина пыталась готовить мне супчик, за который меня потом ругали дочка с невесткой. Когда-то я имел, как в настоящей семье положено, и первое и второе, и часто что-нибудь особенно вкусное на мой заказ, если самочувствие Ирины позволяло. Теперь я не знал, как наладить быт не только в плане питания, но даже не умел воспользоваться стиральной машиной и навороченным утюгом, а искать инструкцию не было сил. Дочка со мной не разговаривала, и я каждый день откладывал эксперименты с этими чудесными приборами, расходуя запасы белья, созданные моей хозяйственной женой в недалеком счастливом прошлом. Я не мог себя правильно накормить, боялся пить алкоголь из-за давления и совершенно не знал, как пережить свое горе. «Мне плохо, я погибаю» - кричал я. Никто не слышал. Я говорил себе - слабак, утри свои сопли, ведь ты мужик и никогда не плакал раньше. Ты, такой несчастный, не один на свете ходишь. Тебе назначено новое испытание - делай что-нибудь с этим, пока что можешь, а потом зацепишься за что-то. Каждый зрелый человек должен пережить тяжелую потерю и предательство, а тебе оказано особое доверие: жена умерла, а дочка предала. Такая у тебя
судьба. Что бы ни случилось, настоящий мужик должен принять потерю жены и жить дальше, как непобедимый воин. Бог дал, Бог и взял… «Отвергнись от себя, возьми свой крест и следуй за Мной». Твоя сегодняшняя реальность – высшая справедливость. За любовь всегда приходит расплата. Безвременный уход самого близкого человека и предательство полагается тебе по заслугам за слишком большую привязанность к женщине, к будущему, к стабильности, к комфорту в своем слишком важном и дорогом мире. Тот мир был создан только для двоих, замкнутых друг на друге, что, вероятно, несправедливо и нежизнеспособно. Прими смерть Ирины, тогда со временем ты сможешь создать что-то новое, что наверняка прописано в сценарии твоей жизни. И, наконец, последний аргумент – Ирина избавилась от физических страданий – не было другого выхода. Только умереть.
Но никакие уговоры и объяснения не помогали. Ум, как известно, может объяснить и доказать себе что угодно, как и что угодно опровергнуть. Однако смерть любимой женщины не перестанет быть смертью, а предательство так и останется навсегда предательством, что бы я ни приобрел на душу взамен.
На улице поплакать не выйдет, дома тем более нельзя - дочка и так презирает. Мне хотелось крепко пить и плакать, потом говорить-говорить с Ириной обо всем, потом ходить взад-вперед и переживать без края, отпустить самоконтроль… Мне не было места для этого нигде. Я часто ходил в церковь, сначала казалось - не очень помогало пережить, но все время тянуло туда опять. Я горько плакал на могиле, однако и этого мне было мало, а жить на кладбище не будешь.
Итак, я медленно шел по улице без надежды и без любви… Я никогда раньше не жил без любви, без личного тыла. Когда-то меня очень любила мама, а потом жена до самой своей смерти любила и заботилась обо мне. Лишенный любви я не понимал, как жить дальше - я умирал… Я хотел какого-нибудь чудесного облегчения своего страдания, например, контакта с умершей Ириной и бесспорного подтверждения, что она продолжает существовать «там», как учат религии и прочая эзотерика. Захлебываясь от страдания и не принимая смерть Ирины, одновременно я не искал снисхождения, а хотел полностью пройти свой человеческий путь, пережить все как обычный земной человек с ужасом и безысходностью потери любимой женщины. И хорошо, что «там» наверху у кого-то есть чувство меры в страдании и чудесах, которые были и будут всегда недоказуемы.
Дочка уже подала на наследство по совету одной из близких Ириных подруг, а конфликт с ней приобрел драматический характер. Дочь Аня –еще недавно близкий мне человек, в котором проснулась небывалая разрушительная сила, подобна чуме уничтожившая за короткое время многое из того, что я любил, в том числе мою семью, мой дом, мое счастье от своего мира. Мне не хотелось идти домой, не хотелось бороться, временами не хотелось жить…
Когда-то мы собирались в нашей квартире – все родственники и хорошие знакомые, отмечали праздники и дни рождения. Ирина могла всех вкусно по-русски накормить и спать гостей
