Наплыв

огорчусь! И вся карьера твоя накроется. Вот увидишь! Между прочим, у Трифона глаз на это дело строгий. Не так глянет на тебя, словно пошепчет - и всё, не заладилось у человека. На всю жизнь. Так-то вот. Гарантирую. Давай, бери! Не то авторучку в руках не удержишь!
- Всё равно не возьму. Мне есть за что ещё подержаться. - Повторил я с холодной насмешкой.
- Это правда, Лукич, - печально подтвердил Лёнька, - У вас такого точно нет, что ему надо! Вот всё есть, а этого – нет! Правда. Редактор в курсе.
Лукич медленно закрыл рот.
- Так что, надеюсь, не обидишь его, Лукич, когда сам приезжать будет?! Наливать только кефир! Ничего возбуждающего. В крайнем случае, безалкогольный самогон. А то ж горя потом с ним не оберётесь! Всё вам тут разнесёт!
- С добрым делом всегда рады. - Генералов недоверчиво посмотрел почему-то на мой живот, а потом всё же вернулся к теме. - Ладно. Кефир мы не наливаем. У нас и вправду как-то всё больше традиционное. Хоть рыбу-то пожуй, бедолага.

Хоть рыбу-то я пожевал, конечно. Трифон смотрел и смотрел на меня с немым укором, словно брошенная женщина. Ясное дело - всё равно не один раз ещё попытается мне что-то нашептать, головную боль какую-нибудь. Просто самой кожей почувствовалось присутствие нечистой силы. Неспроста же этот Хоттабыч под личиной Трифона появился на моём пути. Вон и Лукич вскоре с ухмылкой пообещал именно это. Словно мысли прочитал.
- …Этот тебя всё равно ублаготворит. Вот увидишь. Ещё никто от него не уходил. Не сейчас, так позже. Когда-нибудь обязательно достанет. Человек же ты в конце концов?! Значит поймаешься! Рано или поздно.
У дьявольски чуткого, но столь всё же однопрофильного исполнителя желаний Трифона, притащившего напоследок ещё и несколько бутылок холодного чешского пива, на дорожку, мы всё-таки долго не задержались. Выбрались из подвала желаний на свежий воздух, к живой и куда более многопрофильной природе. У склада стояла, терпеливо поджидая нас, белая председательская «волга». Лукич уселся, естественно, впереди, писарчуки, сзади. Поехали не спеша.

День выдался знойный, безветренный. Линия горизонта разбухла, расслоилась на бело-зелёные волны, по которым, призрачно колеблясь, словно плыли далёкие курганы с тёмными шапками терновника, а также и в самом деле похожие на морские танкеры - фермы с красными черепичными крышами. Все как один неуловимо смахивающие на своего хозяина, человека-парохода, Генералова. Чудились приветственные гудки и лязги поднимаемых якорей.
Широкий просёлок, покрытый ровным слоем податливой и вязкой, хлопающей под колёсами пыли, под прямым углом свернул от тенистой лесополосы и пошёл затем землемерным циркулем отбивать новые и новые поля. В открытое окошко, как из компрессора, хлестал воздух - горячий и плотный, настоянный на полевой ромашке, чабреце, полыни и ещё много на чём. Справа и слева под самое небо разлилось море хлебов. Пшеница и ячмень в самом деле только начинали буреть, а вот рожь, вымахав чуть ли не в рост человека и выбросив прямые, как свечи, колосья, совсем поблекла, подёрнулась тусклой серостью. На западе пенной громадой поднималась белая, с редкими тёмными провалами туча. Увидев её, Лукич тяжело засопел.
- Во! Опять на Глушкова целится, мать её за ногу. Будто магнит там у него какой установили. Притяжитель гроз какой-то, а не человек. Откуда бы ни появилась хмарь, с востока ли, с запада - прямым ходом на его поля чешет. Как тянет её туда! Над нами проскочит, капли не уронит, а над Солёной Балкой, как, скажи, конь у яслей, с  разбегу остановится и полощет, пока вся не изойдёт. Не знаешь ещё Василия Глушкова? - Лукич по-кабаньи, всем корпусом, повернулся ко мне с переднего сиденья. - От змий! Таким простачком-мужичком прикинется, хоть картину с него пиши, маслом -  «Всегда с народом». Даром, что ещё молодой. Но на «волжанке» на своей только в край ездиет. А так, по колхозу или даже в район -  ни боже упаси! Всё на задрипанном газике мотается, демократ чёртов. А попробуй что выпросить у него - удавится скорей.
- Зато фермы какие у Глушкова?! - Добавил Лёнька, подмигнув мне и невинно щурясь. - Полная механизация, не то, что у некоторых. А консервный завод?! Он один чего стоит! Молодой-молодой, а вас обставил!

Тут Генералов опять запал на мякину. Его лицо заново вспыхнуло, да просто пунцовым сделалось, а затем ещё и пятнами пошло, как наверное у какой-нибудь тропической сколопендры.
- Липа это всё! Что толку с той механизации, если доярок у него не меньше, чем у меня?! А консервный - где он со всем своим экспериментальным оборудованием? Хитрил парень, хитрил и дохитрился: влип, как воробей в дерьмо. Удивить мир решил, ха! Предлагал же ему, по-хорошему - давай вместе строить, без всяких там выкрутасов, на равных паях. Куда там!
- Так ты бы у него через годик оттягал бы этот заводик со всеми экспериментальными потрохами. Тебе пальчика в рот не суй. - Флегматично зевнул Лёнька, ему видно не очень хотелось и дальше подзуживать Лукича, делал это лишь по несносной своей природе.
Лукич рассмеялся - уверенно и снисходительно, в то же время чем-то польщённо:
- Аргументирую. Чего бы это я оттягивал?! Не оттягивал бы я. Просто для пользы дела было бы лучше его на нашей земле построить - садов-то у меня раза в два больше.
- Вот тут бы его денежки и плакали, на твоей земле. Глушков, товарищ стреляный, знает, чем пахнет такое содружество, каково в твоих объятиях!
- А бис с ним, с этим Глушковым! - Генералов немножко рассердился. - Попомни, он ещё не раз придёт ко мне на поклон. Так, говоришь, комбайны тебя интересуют? Я тебе покажу одну штуковину, пальчики оближешь. Вовку Калинкина знаешь?
- Это рыжий, здоровый такой? - Во-во. Натуральная громила. Но чугунок у него всё равно, что надо. Вот увидишь, что он сочинил.

Машина нырнула в балку, попетляла вдоль узкого, заросшего чаканом ручья с высокими кочками по болотистым берегам, на полном газу проскочила широкий, наверно недавно отремонтированный мосток. Лихо. Генераловский водитель уж очень крепко крутил баранку. Уверенность, конечно, повсюду великое дело. Даже на внезапном просёлочном мостике. По такому мосту, тут же гордо объяснил председатель, без труда могут пройти и широкозахватные агрегаты, значит, нам и сам бог велел. Поэтому мы в прежнем, резвом темпе поднялись на противоположный скат балки и помчались вдоль старой, сильно изреженной лесополосы к двум белым домикам у подножия невысокого кургана, полевому стану, вероятнее всего.

Да. Так и есть. Рядом с этими домиками, между которыми на долговязой мачте с растяжками лениво взмахивал скошенным крылом вылинявший флаг, двумя ровными рядами выстроилась техника. Внушительное подразделение, слов нет. С десяток разнокалиберных тракторов, среди которых выделялись и маленькие, похожие по сравнению с мощными «кировцами» на муравьёв - ДТ-20, немного грузовиков, несколько комбайнов с навешенными жатками.
- Держать к комбайнам! - Приказал Лукич своему молчаливому, исполнительному водителю. - Вон они, косари, в тенёчке прохлаждаются, мерзавцы!

Мерзавцев было четверо. Разостлав под акацией широкие новые полотнища от жаток, трое из них возились с какими-то железками, покрытыми заводской краской. Среди них особенно был заметен парень, голый по пояс, устрашающе могучий в плечах и с круглой, по-солдатски стриженой головой. На руках его, а особенно на груди под широко распластавшим крылья татуированным синим орлом с подписью «Вова» небрежно перекатывались крутые связки мышц. Да… такому можно раздеваться, спору нет. Но чтобы что-то там ещё изобретать, наверно всё-таки нужны другие доказательства.
- Здорово, ребята! - Приветствовал отец-командир механизаторов. - А это кто там дрыхнет? - Кивнул он в сторону, под дерево.
Там на замасленной стёганке дремал сном льва в знойной саванне четвёртый мерзавец.
- Никак Иван? Неужто опять, чёртов сын, набрался?! Сегодня-то в честь чего?
Комбайнеры засмеялись. Здоровый парень с татуировкой - это и был Владимир Калинкин, во всяком случае, что Владимир - точно. Он с интересом, будто впервые посмотрел на спящего товарища и с открытой, честной улыбкой ответствовал:
- Сегодня, похоже, в вашу честь, Дмитрий Лукич. Трёшку за вчерашний день сшиб.
- Где это?
- А на культивации. Полторы нормы дал за пол-литра.
- Ты брось это, за пол-литра! - Насупился председатель. - За пол-литра… За пол-литра… -  У него наверно после Трифона какая-то фаза закоротила. – Ишь, за пол-литра. А не на водку мы эти премии даём!
- Ясное дело, - вполне согласился с этим, почёсывая у орла подмышками, покладистый Калинкин, - на водку кто же даст. Но и жинке эту сверхплановую трёшку ни один дурак не понесёт.
Вот это мысль! Наконец-то пошла, сермяжная! Я безотчётно, впервые, по-настоящему потянулся к блокноту. Вот с чего начинается настоящая журналистика!
- Опять, Калинкин, ты эту муть заводишь!  - Окончательно рассердился председатель. - А ну, поднимите его! Ива-ан!

Когда его растолкали, Иван ошалело уставился красными, смятыми жарким сном глазами на стоящую рядом начальственную «волгу», приснится же такое, осторожно потряс головой, потом медленно-медленно, со стоном тяжелораненого бойца развернулся. Узнав наконец Генералова, расплылся в шальной улыбке.
- Кого я ви-жу! Дмитрий Луки-ич! - И тут же схватился за голову. - Ох, туды-растуды и так далее, больно-то как! На солнце, что ли, напекло? Хлопцы, дайте попить что-нибудь!
- Я тебе дам попить! - Затопотал на него Лукич. - Тебе как человеку премию дают за хороший труд, - он свирепо покосился на нас с Лёнькой (но мы-то при чём?!), - а ты, мерзавец, куда её ухлопал? И что, скажи на милость, за утроба у тебя такая ненасытная?!
- Ой, хреново мне, ой, хреново, - заметался головой по стёганке Ваня. - И что вы все на меня взъелись? Дома жена-кобра проходу не даёт, в поле другой змий, бригадир, бросается, нехорошие слова произносит. А теперь сам председатель налетел, кощеюшка, вихрем чёрным. Да что я, за ваши, что ли, пью? Или работаю плохо? Или рожа у меня кривая? Да дайте же воды, гады! Чо уставились?! - Рявкнул Иван. - Не могу же я так разговаривать!
- Гляди, я тебе покажу теперь премии! - Зло пообещал председатель.
- А если я - две нормы? - Приподнялся на локоть Иван, принимая банку с колышущимся диском воды.
- И за две ни хрена не дам. Жинка пусть приходит и получает твои премии, а тебе - шиш. С маком.
Иван напился, вытер губы, задумчиво похлопал глазами, вздохнул и повалился опять на свою стёганку. – Вот и вам тогда шиш с маком, горынычи. Вместе с жинкой - шиш! На кой я буду пуп задарма рвать?
- Логично, - сказал кто-то и тоже вздохнул от безысходности.
- Поживём, увидим! - Грозно пообещал председатель и позвал нас. - Пошли комбайны смотреть. Сил нет с ним разговаривать! Калинкин! Показывай!

Третьим от края стоял в общем ряду довольно потрёпанный, с облезлой краской, но с яркими, значит недавно обновлёнными звёздами на бункере - СК-4. Сунув руки в карманы и подтягивая таким образом почему-то сильно разношенные спереди штаны к когтистым лапам орла, Калинкин повёл нас ближе к этой удивительной машине.
- Вот, сами смотрите. - Кивнул он куда-то под комбайново брюхо, под хедер (оказывается, это не ругательство!), и присел на корточки.
Лёнька же сноровисто полез под сам комбайн. Прости