также хватало, особенно одна привлекала внимание – красивая такая. Только губы… не сравнить с Женькиными. А губы для меня очень важны, я на них в первую очередь смотрю, когда с человеком общаюсь, и фантазии мои именно с них начинаются. Женька знала это очень хорошо, и даже мороженое на улице при мне не рисковала есть, чтобы конфуза не случилось, как в одном кафе со мной произошло, где я битый час не мог встать из-за стола по причине строптивости своего члена, решившего вдруг проявить характер. Ужасно мы с ней потешались тогда над этим обстоятельством, а ведь всему виной губы ее оказались, которые так по-детски толстенький цилиндр эскимо обхватывали, что сердце у меня заходилось, и плоть бунтовала…
Я вспомнил при этом, как однажды сидел в парке на скамейке в жару, с колой и мороженым, и вдруг сзади из кустов склонился к моему уху, как потом оказалось, вполне себе приличный мужичок, и зашептал эдаким непотребно похотливым шепотком:
-Лизни, лизни его…съешь эскимо свое вкусное, только медленно…а мне посмотреть дай на это…
Обернулся я на него, вскочил и как ошпаренный помчался прочь, а у самого и сердце, и солнечное сплетение сжались и в паху все вздрючилось. Я до следующих кустов едва успел добежать, тут же и кончил. Не таким уж и слепым оказался мой личный копулятивный императив.
Часто снился мне потом этот мерзкий интеллигентный мужичонка и голос его вкрадчивый. Успел я тогда разглядеть – не слишком данный субъект высокого росточка был. Сухонький такой, чисто-чисто выбритый, моложавый, но с седоватыми висками, на нашего профессора похож, что теорию текста и дискурса нам преподавал. А профессор тот жутко мне нравился, хоть я в те времена еще ничего толком в гейской любви не понимал, просто сидел на его лекциях, открыв рот от изумления и восторга, и лучше всех зачеты ему сдавал. А если и дрочил потом в туалете, то никак не связывал с ним данное обстоятельство. Это уж потом мне Нинель все в лучшем виде объяснила и с научной точки зрения.
Между прочим, Гарик признался, что тоже на него дрочил, но тогда у нас с Гариком любовь уже в полный рост расцвела, мы вообще разлепиться с ним не могли, чуть не силой по утрам друг с другом разъединялись. Хотя собственно сексом вроде бы не так уж и много занимались – от силы раза два-три в день, не больше.
Гарику я все мог рассказать, без ограничений. И как же он хохотал надо мной, умирал просто со смеху – я ж наивный был до ужаса и всякие глупости у него спрашивал про гейскую жизнь. Но помимо прочего считал он, как и Нинель, что страдаю я пэновским синдромом вечного мальчика – из-за неуемного фантазирования. Потому и старался меня хоть как-то образовать и "вытянуть". Кстати, не одобрял нашего слишком доверительного общения с Нинелью, морщился, но ни на чем не настаивал. Литературу мне о гомосексуализме необходимую достал и просветил во многих вещах.
К слову сказать, жутко меня коробило все это, гомосеком и пидаром я себя совершенно не хотел признавать. Думаю, крыша у меня не съехала тогда только потому, что Гарик мозги мне вовремя промыл и на место поставил, а то ведь я никак не мог в себя прийти после первого секса с ним – бросался из огня, да в полымя. Среди ночи просыпался весь в поту и постоянно желал подтверждений Гариковой ко мне любви – мучил его ужасно, истерики ему закатывал несусветные и жутко страдал. Страх безотчетный охватывал все мое существо, ведь кроме Гарика не имелось у меня больше зацепки за этот мир, для всех я раз и навсегда сделался отверженным.
Но Гарик убеждал, что нужно успокоиться и просто пройти этот период ломки стереотипов, сменить мировоззрение, и что это вполне обычный для любого гея процесс самоидентификации. И привел таки в норму, остепенил меня, научил вести себя так, чтобы ни одна живая душа догадаться не могла о моей гейской сущности.
-Пойми,- говорил он,- если понял, что гом – это твое, в нашем обществе либо сильным нужно быть, либо хитрым, приспособиться, мимикрировать. Но не наивным и беспомощным – раздавят. Люди чуют слабину и набрасываются на того, кто ее выказывает. Думаешь, почему на геев нападают? С одной стороны натурал подсознательно боится, что пидар способен его трахнуть, как не хрен делать, а с другой – геи слишком часто зациклены на своих чувствах, на своей якобы исключительности, непохожести ни на кого, избранности, а это и есть слабина. Каждый человек ведь себя считает уникальным и избранным, вне зависимости о того, гей он или натурал. Но когда ты начинаешь слишком явно клин между собой и гетеро забивать, во всем видеть нарушение своих прав, подчерки-вать, что ты другой, не такой как все, здесь и срабатывает закон волчьей стаи – слабого, да еще чужака, задирают насмерть. Однако если ты хитер, сам черт тебе не брат.
Запомни, ты такой же, как все, потому и веди себя соответственно. Держи мозги всегда включенными и никакой манерности, никакого явного поиска потенциального партнера – ни во взгляде, ни в поведении. Моветон это в любом обществе. Открывать свои чувства и желания можно только самым близким людям, вне зависимости от того, гей ты или нет. А еще иронизируй по полной насчет гомиков, тогда тебя никто и никогда пидаром не назовет. Дешевый приёмчик? Отнюдь, ничего зазорного в нем нет, прикалываются же над собой одесситы, к примеру, или те же семейные про себя анекдоты всякие любят рассказывать – про тещу там, командировки, любовников. Чем мы-то от них отличаемся? Везде есть смешные моменты, а юмор – это твоя защита…
Но я на гейские темы шутить совершенно не мог, слишком у меня мозги в то время съезжали – и от проблем с самоидентификацией и от любви к Гарику. Это он хохмил вовсю, гейскую братию пидовка-ми, педрилами и пидоргами называл и массу анекдотов про педиков знал. Мы ведь с ним себя педиками не считали и, естественно ни в какие гей-клубы даже носу не казали, а местную плешку седьмой дорогой обходили. У него аллергия была на всю эту братию. Мало того, для большей конспирации он то и дело приводил себе для развлекухи каких-нибудь раскрашенных первокурсниц. Наших-то мамзелей из группы не рисковал цеплять – слишком те поумнели к пятому курсу, могли и расколоть нас запросто. А вот начинающих – совсем другое дело, и ведь находил где-то самых отвязных.
У него проблем со стояком на них не возникало, это я конкретно маялся – не хотелось мне больше такого секса, слишком сильные однополые кайфы ловить научился. Но продвинутые телки даже меня быстро приводили в раж своим бесстыжим умением минеты делать, да задницы свои подставлять. А Гарик подбадривал и вовсю подмигивал мне, обещая ночью наедине с лихвой искупить все издержки данного "производства".
-Никто ж тебя любить их не заставляет,- смеялся он,- но для пользы дела следует уметь управлять реакциями своего организма. Слышал о системе Станиславского? Так вот, любой человек способен при желании овладеть приемами актерского мастерства. Не так это и сложно.
Учил он меня абстрагироваться и концентрировать внимание на отдельных своих самых чувстви-тельных точках. Немаловажным в данной методике являлось и умение расслаблять лицевую мускула-туру и снимать так называемые мимические зажимы, которые якобы опосредованно влияют на зажимы психики. Чем-то подобным в свое время и Лысый увлекался, но тот не конкретными методиками, а базовыми направлениями типа бихевиоризма или когнитивно-поведенческой психологии. Умник, мать его ети.
А Гарик все же достиг своего: прочел я "Работу актера над собой" Станиславского и "Гимнастику чувств и актерский тренинг" Гиппиуса проштудировал. Худо-бедно, освоил эту науку и даже маневри-ровал по ней вполне правдоподобно.
Главное, что я ухватил для себя из данного учения – в любом действии стараться не сбиться с вы-бранной тональности и ритма – хоть в сексе, хоть в лести, хоть в танце.
-Нельзя по-другому,- уверял меня Гарик,- не дай бог, засечет народ нашу с тобой связь – не отмажешься потом. А так все шито-крыто: девочки у нас, если что.
Слушался я его во всем, хотя наблюдать, как он флиртует с телками разными, сил никаких не доставало. Одно дело, когда он их тупо, как робот заведенный, трахал в моем присутствии и меня подначивал делать то же самое, и совсем другое, когда лизался с ними по углам общаги и цветы им дарил. Жутко я ревновал его, плакал даже.
Казалось мне это страшно несправедливым, ведь именно с его подачи я стал "другим", и любой те-перь мог пнуть меня или оскорбить. И совершенно не успокаивали никакие доводы о том, что теперь я обрел свободу быть собой и абсолютно неповторимый спектр удовольствий в сексе. Они теряли всякую ценность на фоне моих страданий, ведь я любил Гарика до умопомрачения, а он спокойно допускал вольные отношения с женщинами на стороне и явно кайфовал от них.
Может, и лучше, что судьба развела нас с ним. Я часто об этом думал. Он ко мне наверняка остыл бы со временем, и я, наблюдая это, обязательно что-нибудь с собой сделал бы. А так все устроилось как нельзя лучше, и теперь у меня есть Серега. Только вот с Женькой уладить бы все.
10. Серега давно уже спал, изредка причмокивая у меня за ухом, а я все никак не мог уснуть. Женька грузом висела на душе. Не получилось так, как мне представлялось раньше – честно все сказать и уйти. И никогда не получится, всегда это будет казаться предательством и ложью, потому что не зачеркнуть всего, пролегшего между нами. Но ведь расходятся же как-то люди и отпускают друг друга…
И, конечно, прав Серега – пройдет время, успокоится Женька немного, перегорит. И все вопросы сами разрешатся, хотя почти три недели прошло с момента ухода Женьки из дома, а я пребывал все в том же подвешенном состоянии.
А у Сереги, между тем, не на шутку все закрутилось с теми двумя лохами, которые деньги в офис принесли. И теперь стал он задерживаться после работы, потому как решил партнеров своих по фирме к данному проекту не пристегивать, а свой, отдельный от них, бизнес открыть. Про обиды или разборки между ними речи вроде бы не шло, а остальное меня не волновало. Правда, и энтузиазм Серегин в новом деле тоже как-то не слишком радовал. Ведь друг мой целыми днями сейчас носился по городу – то к юристам, то в транспортную компанию, то рекламу заказать. И по причине занятости перестал посылать мне частые смс.
Конечно, он рассказывал мне о своих делах, только я как-то не до конца вникал и то и дело терял нить разговора, разглядывая Серегу и пытаясь понять, все так же ли он ко мне относится, или что-то изменилось меж нами. Тем не менее кое-что я все-таки понял из его объяснений – решили они с этими двумя ребятками клуб развлекательный открыть, а все деньги пустили на оборудование для него.
Серегу эти двое, оказавшиеся двоюродными братьями, избрали, откуда-то проведав о втором его образовании и дипломе экономиста. Да и понравился он им, еще когда они в качестве подсобных рабочих притащили в бюро ремонта штук пятнадцать старинных матричных принтеров на запчасти, от которых хотел избавиться завхоз городского учколлектора, где парни и работали. Мужику этому обязательно требовался официальный акт ликвидации списанного оборудования, который ушлый
