Серега состряпал с превеликим удовольствием – с печатями и штампами всякими, да еще к вящему удивлению парней приплатил им за данный хлам. Они ж не знали, что он эти принтеры прочистит спиртиком, лентами новыми заправит и таможенному брокеру задвинет за хорошие деньги, поскольку требовались там именно такие аппараты – декларации с дублирующими копировальными листами набивать. Лазерные принтеры ведь не способны на подобный анахронизм, а матричные монстры срабатывали точно так же, как в прежние времена клавишные печатные машинки.
В общем, как я понял, у Сереги с этими парнями сложилось полное взаимопонимание. Прежние Серегины партнеры на новое его начинание не претендовали и продолжали свой скромный бизнес – ремонт оргтехники и заправку картриджей. Все они, бывшие технари-электронщики, сами же в своей фирме и трудились – с паяльниками и отвертками в руках. А денежные и бухгалтерские их дела всегда, с самого начала, вел Серега. Но теперь вместо себя он посадил в бюро какую-то девочку за небольшую зарплату – заявки оформлять и деньги от клиентов принимать в кассу, поскольку самому Сереге совершенно некогда стало этим заниматься.
Все бы ничего, но новая его деятельность отразилась и на нашей с ним жизни – пришлось забыть о домашних котлетах, и ужинали мы теперь только в кафе. Даже встречались после работы то в одном, то в другом из них.
Я приходил всегда раньше и делал заказ. Так было и сегодня.
Пока официант удалился, я в ожидании еды и Сереги скучал и поглядывал на экран настенной плаз-мы, где крутили убойный клип, как вдруг заметил в другой части зала знакомые лица. За столиком сидели двое друзей из Женькиной компании. С обоими у меня сложились вроде бы неплохие отношения, потому я тут же подсел к ним.
Конечно, мне хотелось выведать хоть что-то о Женьке, но выкладывать им инфу о нашем разрыве я не спешил. Однако очень скоро Олег, которого все в компании называли Лёлик, все-таки задал мне вопрос:
-Так вы с Женькой разбежались, что ли?
Я сделал удивленное лицо, но он усмехнулся:
-Да ладно, колись, чего уж там. Видел я ее недели две назад с Харольдом, нехило они обжимались на последней тусе. А Женька, если б у вас все тип-топ было, ни в жисть на такое не пошла бы…
Я сразу вспомнил это странное имя, принадлежавшее тому самому художнику, у которого мы с Женькой когда-то побывали в гостях. Правда, оказалось, что Харольд –фамилия. Имени его парни толком не знали. То ли Борис, то ли Иван.
То, что Женька, по словам Лёлика, "обжималась" с Харольдом, могло означать простое дружеское объятие, тем не менее известие это хлестнуло по моему самолюбию. Но тут подошел Серега, я извинился и покинул своих знакомых, а сам, конечно же, решил обязательно навестить художника.
Принесли блюда и закуски, только в рот мне ничего не лезло. Я смотрел, как Серега с аппетитом уминает свою порцию, и слушал его возбужденный рассказ о том, что он сегодня успел за день сделать. Про мои дела он уже давненько не спрашивал, да и если б я захотел, не смог бы и слова вставить в его речь, настолько переполняли Серегу новые идеи и события.
-Ты пойми,- радостно твердил он,- на следующей неделе придет оборудование, а еще через три дня мы получаем лицензию. И все! Начинает работать счетчик!
-Какой счетчик?- испугался я.
Серега откинулся на спинку кресла и блаженно закурил.
-Счетчик, который бабло наше отсчитывать будет,- сказал он, затягиваясь.- Прибыль шинковать, въез-жаешь?
Раньше в лексиконе моего друга таких словечек как бабло и въезжаешь вообще не присутствовало, это я скорее мог их себе позволить. Да и в целом он как-то изменился за последние дни. Свою лепту вносили и поздние ужины с возвращением домой к ночи, после которых Серега уже хотел только спать. А ведь совсем недавно побыть вечером друг с другом казалось нам верхом блаженства. Конечно, секс никуда не делся, но вот уже два раза мне показалось, что мы скатываемся к тупой механистичности. По крайней мере, оба этих раза я не получил того кайфа, который испытывал с Серегой раньше. Странно, что мой друг, столь чувствительный к подобным деталям, сейчас совершенно этого не замечал.
А сегодня Серега и вовсе не был расположен к любовным играм. По приходу домой он засел за компьютер и весь вечер провел в инете, что-то упорно выясняя у поставщика через "аську". Мне было совершенно непонятно, к чему такие сложности и что за поставщик такой странный, которому можно задавать вопросы чуть ли не ночью, тем более – в чате. И Серега, наконец-то, внятно объяснил мне: оборудованием, которое они решили приобрести для своего клуба, являлись игровые автоматы.
Эта новость меня крайне удивила и напрягла. Ведь совсем недавно он сам плевался и ругал на чем свет хапуг, заполонивших все супермаркеты и остановки "однорукими бандитами". И даже рассказывал мне одну ужасную историю про своего старинного приятеля, проигравшего на таком автомате квартиру и теперь снимающего какую-то халупу на окраине города. А сейчас он, словно забыв обо всем, с жаром растолковывал мне, что вечером в чате связывается, прорабатывает и согласовывает с одним тайным человечком некоторые тонкости по тестированию плат и микросхем на закупленных и подготовленных к отправке автоматах. Программы для них, оказывается, можно было настроить таким хитрым образом, что, ни проверяющие органы, никто иной, никогда не подкопается, почему количество проигрышей клиентов железному болвану всегда намного больше выигрышей, хотя счетчики показывают процент выигрышей не менее пятидесяти.
Я сказал, что считаю этот бизнес очень опасным, но Серега только засмеялся:
-Кто не рискует, тот не пьет шампанского! Мы еще десять лет назад научились скручивать фискалы кассовым аппаратам и получали от разных предпринимателей и коммерсантов неплохие деньги за это. Так что у меня богатый опыт в данной сфере. Но не волнуйся, все будет в рамках закона. Почти… Зато я сменю свой задрипозный двадцатилетней давности фольксваген на новый и перееду из спального района куда-нибудь поближе к центру. Ты же не захотел принять дарственную на квартиру от своей благоверной, значит, рано или поздно, нам придется съехать отсюда.
11. Ночь я опять провел почти без сна. Меня очень задели и расстроили слова Сереги. Но помимо этого я ловил себя на мысли, что где-то в глубине души скучаю по своей прошлой семейной жизни, которая вспоминалась мне сейчас самыми лучшими нашими моментами. К примеру, с Женькой я никогда не чувствовал себя на каких-то вторых ролях, напротив, все и всегда делалось ею исключи-тельно только для меня. А сейчас, находясь рядом с тем, кого вроде бы хотел и любил, я тем не менее ощущал себя ужасно одиноким. И более всего угнетало то, что ничего уже нельзя изменить. Даже свои сомнения по поводу желания вернуться к прежней жизни я не мог бы озвучить, потому что перешагнул некую точку не-возврата. А ведь расстался с Женькой, твердо решив больше никогда не лицемерить и не трусить во всем, что касается чувств. Но решимость эта куда-то улетучилась.
Почему мне так страшно сказать правду, теперь уже Сереге? Хотя я и сам пока не знаю – правда это или минутная слабость. Гарик тоже неоднократно замечал мне, что человеку следует иметь стержень, иначе жизнь станет гнуть тебя куда ни попадя. И я пытался изо всех сил обрести такой стержень. Помнится, именно из-за желания не быть тряпкой и размазней я и адрес Гарика не пошел узнавать в деканате.
-Почему ты слова мне против никогда не скажешь?- пытал он меня в свое время и мацал, ох, мацал, чтобы воспитать во мне твердость характера. Гарик презирал мягкотелость… но меня любил и вовсе не из-за секса. Сколькому ж он научил меня, сколько всего вложил в мою голову. Хотя был лишь на три года старше, но, видно, изначально обладал какой-то мудростью или выцарапал ее из жизни сам.
Сердце мое мучительно сжалось, и я беззвучно заплакал в ночи. Не вышло у меня, Гарик, свой стержень обрести – ищу я, как и прежде, опоры, точно вьюн. В Женьке искал, теперь вот в Сереге. А если он охладеет ко мне? Сегодня снова уснул, даже не вспомнил про секс. И как я буду без него, вернусь к матери? В свою комнату с видом из окна на детский сад?
От этих мыслей к горлу подкатила тошнота. Странно, и откуда у меня эта проклятущая неуверен-ность в себе. Рос я вроде очень благополучным ребенком, няню имел приходящую, маман ведь на руководящей должности прилично зарабатывала и квартиру от предприятия получила. Да и сейчас коммерческие структуры ее просто на части рвали – на работу звали главным бухгалтером, опыт ведь у нее богатый, от любой проверки может отмазать и любые грехи так спрятать в своих балансах, что не предприятие, а уже бюджет предприятию становится должен.
Мне тут же представились две наши толстые тупые бухгалтерицы. Нет, маман совсем другая, хотя ее также вечно поглощают какие-то исключительно дебето-кредитовые мысли. Но это ее работа, которая кормит и поит,– о чем еще, кроме разве такого непутевого сына как я, она и должна переживать.
Вспомнилась ее манера постоянно меня одергивать и слушать вполуха с презрительно поджатыми губами. Два дня назад вот приехала, налетела, как ураган, со своими претензиями, и слова не давала сказать, пока вдруг не очнулась и не поняла, что чего-то не хватает в моем окружении. Тут я и выдал ей заготовленную полуправду про уход Женьки и про то, что друг живет у меня временно из-за проблем с жильем.
Вроде все гладко сошло, но до чего же странный народ женщины. Или это только моя мать такая? Узнав о нашем разрыве, она вовсе не обрадовалась, как можно было бы предположить, учитывая ее нелюбовь к невестке. Напротив, переполошилась не на шутку. И только известие о моем визите к тестю немного успокоило ее. Мало того, она тут же выдала историю одной своей приятельницы, которая вообще уходит от мужа каждые полгода – на месяц или даже два – и возвращается, как ни в чем не бывало. Знал я эту тетеньку из окружения матери – ничего так себе. Действительно, экстравагантная дамочка.
А маман между тем наставляла меня:
-Не обращай внимания на выходки своей жены. Во-первых, она экстраверт, в отличие от тебя, а во-вторых, у вас кризис первого года супружества.
-Мама! При чем здесь, экстраверт Женька или нет?! И ты забыла – мы с ней прожили 1,5 года.
-Какая разница, год или полтора!- отрезала маман и добавила:
-Экстраверты часто импульсивны, но быстро отходят, потому постарайся объяснить своему другу, что Евгения может вернуться в любой момент, пусть он скорее решает свои проблемы.
Рассказать ей, что это именно я стал инициатором нашего разрыва с Женькой, а тем более поведать правду о себе самом у меня не хватало решимости. С маман можно было ожидать самого худшего сце-нария из всех возможных, ведь она считала меня смыслом своей жизни и не скрывала этого. А еще я слишком хорошо помнил ее печеночную колику и то, как однажды, узнав о каком-то своем давнем знакомом, что он гей, она обозвала его старым греховодником и сразу прекратила все контакты с ним, даже номер его телефона вычеркнула из своего блокнота.
Хотя Серега убеждал меня признаться родительнице в моей ориентации и уверял, что кто-кто, а
