"Как за речкою, за Кубаною"...

взял себя в руки.
-Да вы проходите, пожалуйста,  садитесь! – пригласил гостя вглубь  комнаты и взял, наконец, письмо.
Из-за ширмы вышла жена Корнилова. Поздоровалась с гостем. Потом подошла к мужу и положила ему на плечо руку.
-Ты, это, Аня,  накрой, пожалуйста, что-нибудь там  на стол! Человек с дороги…  Извините, я не знаю, как вас величать?
-Ах, да! -  порывисто вскочил гость, - Простите, что не представился. Меня зовут  Николаем Семеновичем  Левченко. Сам я, вообще-то, из Новороссийска…
Но Александр уже не слушал, что говорил гость. Он читал братово послание:
«Здравствуй, дорогой мой братушка Атос!» -  Защемило в груди у Александра, едва прочитал он эти строки. Точно брательник Мишка  прислал весточку!  Потому что лишь Мишка да Сережка с Костей звали его так: Атосом. А сам Мишка был Арамисом. А Сережка  с Костей – Портосом и  Дартаньяном. Это братья играли так в детстве в «трех мушкетеров», когда прочитали  в  станичной библиотеке знаменитый роман…
«… посылаю тебе  с моим  корешом весточку, если, дай Бог, дойдет она до тебя.. Обустроились мы сейчас с Дартаньяном во Франции, в городе Лионе, работаем на ткацкой фабрике наладчиками  станков. Работа несложная, но тяжелая из-за сильного шума. Живем вместе с Дартаньяном и другими нашими казаками с Кубани общиной. Дед помер еще в 20-м  на Лемносе. Брат Портос  утонул в море, когда мы переправлялись с Лемноса в Сербию. Остались мы с братом одни. Скучаем очень по Кубани. Как вы там? Живы ли, здоровы? Доходили до нас вести, что у вас там  страшный голод. Рады бы помогти, да чем, как, куда? Бог его знает! Если получишь письмо, то, может, отошлешь какую весточку? Всех обнимаю! Землю родную целую! Авось, Бог даст, свидимся когда-нибудь! Твой брат Атос».
Смахнул Александр невольную слезу со щеки, голову склонил и задумался. Погиб, значит, дедуня, царство ему небесное! И Сереги, самого меньшого, нет уже в живых, храни его Господь на небесах!  Не уберег дед  ни себя, ни  любимчика своего, внучка. А что с теткой и бабуней? Что-то ничего братуха не написал про них.  Полететь бы на крыльях  к братьям дорогим, утешить бы, посидеть бы за одним столом. Ан, вот, хоть бы письмо как-нибудь передать получилось.
Между тем, пока Александр читал брательниково письмо, жена  успела и гостя  раздеть да за стол усадить, и  на стол поставить закуску, какая нашлась в буфете.
-Что ж, Николай Семеныч, помянем по-русски родственников  наших дорогих,  да и всех  славных казаков, которые загинули на чужбине по злой воле недругов наших, - сказал Александр, поднимая стопку. – Хай им всем земля будет пухом, та хай Господь хранит их  светлые души до скончания веков! А мы будем помнить их, покуда бьются ниши сердца!
-Добре, - ответил гость.
Анюта, жена, тоже пригубила за упокой душ и  тихонько удалилась за ширму.
-Ну, отповидай, Николай Семеныч,  кто ты, откуда, каким боком до моих братов притулился и когда их последний раз видел?
Как я уже сказал, - начал рассказывать Николай Семеныч, -  родом я с Новороссийска. Батько мой,  казачий полковник, был старинным другом вашего деда Джигуна еще со времен службы в Его Величества казачьем полку. В 19-м году  мы с отцом, вашим дедом и  его внуками пошли  в Турцию на греческом  паровом сухогрузе. Тамошние моряки за умеренную плату спрятали нас в трюме промеж контейнеров с пшеницей. Этой пшеницей мы по дороге и питались.  Из Стамбула  сразу же перебрались в Салоники. Знаешь ли, в Греции все-таки православные обретаются, а в Стамбуле  - сплошные нехристи-басурманы.
-А женщины куда подевались тогда? – перебил  Корнилов рассказчика.
-Какие женщины?
- Та бабка моя и тетка. Они ж с дедом вместях в Новороссийск подались.
-Да там же в Новороссийске и остались вместе с моею матушкой и  теткой. Дом там у нас имеется. Мамка моя учительшей  устроилась в городскую школу, которую Советы еще в 18-м  для детей пролетариев открыли. Ну, а ваши в доме остались на правах родственников. Тетка  с бабою вашей  и доси живут у моей матушки. Дай Бог им здоровья! – пояснил гость, перекрестившись. И Корнилов перекрестился трижды. Гость, между тем, продолжил:
–Отсидели мы в Салониках  до весны 21-го. Жили общиной. Кубанцев-казаков тогда много там набилось после исхода с России. Работали на всяких работах, помогали семейным казакам, у которых ребятишки были. Вместях все же легче было чужбину переживать. Кое-как наладилась жизнь. Тут  греческие власти собрали всех казаков, которые  до Греции притулились, да отправили на  остров Лемнос. 
Там  мы тоже казачьим станом жили. По казачьему уставу и порядкам.  Потом с острова некоторые  подались в Сербию, у кого семьи были. Бессемейные да казачьи офицеры  поехали  дале: кто в Америку, кто во Францию, частью в другие страны.
-Зачем же с острова  надо было уезжать, если обустроились? – спросил Корнилов.
-А  что на этом острове делать?  Робить негде, потому что никаких там заводов или фабрик нет. Для пшеницы земля там не пригодна. А чем еще заниматься, скажем, нашим детям и внукам? Ну, не туристов же обслуживать. А в Сербию мы  подались к своим братьям-славянам православным. Они вправду приняли нас по-братски. Да только и у самих сербов в их Сербии жизнь не сладкая. Главное, что работы не найти было. Не будешь же всю жизнь в батраках ишачить. В общем,  кто помоложе, да посильнее оказался, собрались гуртом и поехали во Францию на заработки. Так вот в Лионе и оказались.
С братьями вашими я с самого первоначалу вместе путешествовал. Батько мой в атаманах в Сербии остался, а дед ваш еще в Лемносе преставился. Достались хлопцы мне, навроде,  как дети. Они же совсем еще малыми были. Как бросишь?
-А в Россию-то каким чудом удалось вам, Николай Семеныч, проскочить? -  спросил Корнилов.
-Да никакого чуда нет, -  усмехнулся  гость. – В позапрошлом годе я  переехал из Лиона в Марсель, чтобы работать в порту. До эмиграции я  в Новороссийске в порту работал докером. Ну, вот, устроился докером и в Марселе. Выучился управлять краном. Поставили меня на кран. Я этот кран изучил, как свои пять пальцев. А тут вызывает меня в контору хозяин и говорит, что нужно, дескать, послать в Россию консультанта-наладчика, чтобы наладить в Новороссийском порту работу кранов, которые Марсель продал России по бартеру за пшеницу. Вот выбор на меня  пал, потому что я, во-первых, русский, и могу без переводчиков работать, во-вторых, башенные и все прочие краны  с закрытыми глазами могу собрать и разобрать, а, в-третьих, родом я с Новороссийска, потому город назубок знаю. В общем, подхожу я по всем статьям. А что я русский, про это  никто здесь не знает, да и не узнает никогда, поскольку по документам я – чистокровный француз.
С этими словами Николай Семенович  вытащил из кармана свой французский паспорт, в котором мой собеседник значился как  Николя  Симеон  Леко.
-Лихо! – заметил Корнилов.
А Николя Симеон добавил грустно:
-Так что, если вы меня сейчас или после  сдадите своим властям, то…
-А это уже лишнее! – перебил его Корнилов. – Я хоть и советский работник, так сказать, но был и остаюсь кубанским казаком. И честь свою держу при себе.
Гость облегченно вздохнул и спрятал документ в карман.
-Братов-то моих давно видели? – спросил Корнилов после недолгой паузы. – Ну, письмо это давно писано было?
-Да уж давненько! Чай полгода, как. Я ведь как получил назначение сюда, сразу же в Лион махнул. Ну, там это не проблема: каких-нибудь пара часов по воде или поездом. Потом около двух месяцев  в порту готовили сами краны и оборудование к отправке. Ну, еще всякие документы и прочее. В Новороссийске, конечно же, я не сразу  принялся наводить мосты. Я же собственную матушку увидел после долгой разлуки только через два месяца после прибытия в Россию. Да и то конспиративно. Агентурная система у вас тут работает исправно.
-Как же вы меня-то нашли? – воскликнул Корнилов. – Да еще и прийти сюда умудрились.
-Сестрица-водочка да братец-самогон помогли. Вкупе с матушкой-халявой,  - улыбнулся Николай Семеныч. – Видите-ли, уважаемый, чтобы  собрать какую-либо конструкцию, нужны болты с гайками. Отправляя в Россию разобранные краны, французы, конечно же, приложили ко всем частям кранов необходимое число болтов. Но когда тутошние рабочие стали собирать  краны на месте, что добрую часть болтов и гаек потихоньку умыкнули на халяву. Пришла необходимость добывать эти болты дополнительно. Вот и послали  экспедитора к вам на завод за болтами. Экспедитор, естественно, взял с собой меня как главного специалиста. Сам же он в этих болтах не кумекает. Вот, болты раздобыли и на радостях, конечно, это дело в гостинице  обмыли. Само собой разумеется, что  «обмывал» на полную катушку экспедитор. А я только составлял ему компанию.  Сейчас  этот «спец»  дрыхнет в гостинице, а я рванул сюда.
-Что будет, если он, вдруг, проснется и обнаружит, что вас нет? -  не на шутку обеспокоился Корнилов.
-С той дозой  спиртного, какой я его накачал, боюсь, он и завтра не проснется, - успокоил гость. – Но торопиться в гостиницу, конечно, надо. Мое отсутствие могут заметить служащие гостиницы.
С этими словами гость поднялся из-за стола и направился к  вешалке, где висело его пальто.
- Что передать-то родственникам вашим? – спросил, остановившись у двери.
Хотел было Александр записку передать, но передумал:
- Нехай до дому вертаются. Тут работы богато, а они по Европам ошиваются.
- Это чтобы их к стенке приставили? – сузил глаза пришелец?
- За что же приставлять? Оттуда много в Союз возвернулись. Живут, работают. А  что насчет голода, то здесь, в городе жить можно, ежели работаешь». 


                  9. Коллективизация и расказачивание

– Стало быть,  в 25-м году  ваш прадед пошел в строители? – спросил Степа.
-Совершенно верно, пошел в строители, - подтвердил я. – Сначала, конечно отучился на курсах  мастеров-десятников, потом какое-то время поработал на стройках. А тут его новый приятель Сидор Степанович…
-Это который был комсомольским вожаком?
-Ну, да.  Вообще, этот Сидор Степанович оказался неплохим парнем.  А сдружились  Корнилов с Сидором Степановичем на том, что  очень хорошо  выучил  Александр  комсомольского руководителя грамоте. В свое время Сидор Степанович никакой школы не кончал, а читать кое-как выучился он по ходу жизни. Ну, так вот Александр и занялся вплотную образованием парня. Так и подружились.

«Ну, вот этот  самый Сидор Степанович как-то приносит Александру домой бумагу, в которой черным по белому было прописано, что  означенный красный специалист Корнилов Александр Николаевич направляется на рабфак от комсомольской организации для  учебы в город Москва  по строительной  специальности».

-Поехал?! – вытаращил глаза Степка.
-Ну, конечно. Мать из станицы привез, чтобы с женой и ребенком осталась, а сам в столицу поехал.
-А сестры?
-Да что сестры? Они уже взрослыми стали. Тоже в городе обосновались.  Вступили в комсомол, пошли на курсы учиться. Одна из сестер, кстати, потом замуж за Сидора Степановича вышла.
-Я все хочу спросить, Иван Александрович, а почему его так по имени-отчеству  величали? – спросил Степа.
[i]-А кто его знает? – развел я  руками. – Сидор Степанович, да Сидор Степанович. Может, за его немногословность. Не знаю, в