В неполных четырнадцать лет рыжеволосая Мадлен Лаборде стала круглой сиротой. Отец уехал на заработки в другую страну и пропал более семи лет назад.
А её матушка, Жанна Лаборде скончалась два дня назад от быстротечной пневмонии.
Её тело уже было предано земле на одном из кладбищ для бедняков на окраине Парижа. Больше родных у Мадлен не было.
К счастью Мадлен, её матушка перед смертью сумела договориться о дальнейшей судьбе своей единственной дочери.
И сейчас девочка с взволнованно бьющимся сердцем ожидала в роскошной, великолепно обставленной гостиной особняка маркизов де Тьерсен. В этом особняке последние пять лет её матушка работала прислугой с раннего утра и до позднего вечера. А ночевать уходила к себе, в дом на соседней улице. Там, под самой крышей у Жанны Лаборде и её дочки была небольшая комнатка, которую они снимали.
Родом Жанна была из Бретани, суровой окраины на северо-западе Франции. Где-то там, в одной из небольших деревень у неё оставались родственники… которые, впрочем, не хотели знать о Жанне Лаборде ровным счётом ничего с тех самых пор, как она, влюбившись в заезжего парижанина, уехала вместе с ним, в столицу.
Родные сочли её предательницей. Муж Жанны оказался ветреным и не надёжным. После рождения дочери перебивался случайными заработками, а когда Мадлен исполнилось шесть, решил попытать счастья за границей, заверив жену, что устроится на хорошую работу и будет регулярно присылать ей хорошие деньги. С тех пор Жанна ничего о нём не слышала. Работая у маркизы де Тьерсен, Жанна Лаборде получала ровно столько, чтобы не умереть от голода и оплачивать комнату для себя и дочери. Кроме того, порой, она приносила для маленькой Мадлен угощение с господского стола – необыкновенно вкусное пирожное со взбитыми сливками или немного засахаренных фруктов. Маркиза Полин де Тьерсен, рано увядшая тридцативосьмилетняя женщина, стала вдовой пять лет назад. Детей у неё не было. Замуж она больше не вышла.
Как говорили, маркиза посвятила всю свою дальнейшую жизнь служению Богу и благотворительности. Действительно, она много времени проводила в церкви. Делала пожертвования церковным приходам и сиротским приютам. Разумеется, благочестивая маркиза не смогла отказать в просьбе своей умирающей служанке. А именно - взять к себе в дом на работу её единственную дочь. В огромном особняке Полин де Тьерсен жила одна. Не считая периодических приездов сводного по отцу младшего брата – Жана-Анри. Брат был младше на двенадцать лет, прожигал жизнь и жил то в Голландии, то в Бельгии, беспечно транжиря состояние, оставшееся после смерти их отца.
Стоя в гостиной, в ожидании, когда к ней выйдет маркиза, юная Мадлен чувствовала откровенный страх. Конечно, она дала умирающей матушке слово, что будет сильной. Добрая маркиза готова взять её к себе, и она – Мадлен – должна будет служить ей верой и правдой. Быть верной, усердной и добродетельной. Глотая слёзы и гладя бледную задыхающуюся матушку по исхудавшей руке, девочка обещала всё это…
Сейчас Мадлен мельком глянула на себя в большое зеркало в тяжёлой позолоченной оправе. Бледное личико, испуганный взгляд, густые рыжие волосы цвета темной меди собраны наверх в причёску, подражающую высокородным дамам. Сегодня с утра девочка провозилась с ней более часа, пытаясь предстать перед маркизой в самом лучшем свете. Тонкую талию выгодно подчеркивал скромный кожаный поясок. Грудь, довольно большая для ее возраста, взволнованно поднималась, затянутая в корсет ее лучшего выходного платья бежевого цвета.
- Так ты и есть Мадлен Лаборде, дочка нашей верной Жаннет? – неожиданно раздался сухой, словно надтреснутый голос. Девочка испуганно обернулась. Поспешно сделала реверанс, опустив глаза в пол. Спустя мгновение, робко подняла их и увидела подошедшую к ней стройную невысокую женщину с осиной талией и маленькими руками, одетую в темно-зеленое бархатное платье. Лицо ее было довольно красиво, но выглядело желтоватым, каким-то мертвенным и совершенно бесстрастным. Оно было похоже на лицо восковой куклы-аристократки, которую Мадлен видела раньше в витрине одной из парижских лавок.
- Да, мадам, это я, - тихо ответила девочка так и оставаясь в согбенном положении реверанса.
- Бедное дитя, - прошелестела Полин де Тьерсен. – Сиротка.
Она как-то особенно сочно подчеркнула это слово. И Мадлен почему-то подумала, что она смакует его, словно как обсасывают во рту вишневую косточку перед тем, как выплюнуть.
- Поднимись же, - проговорила Полин, дотронувшись до плеча девочки.
Мадлен испуганно встала, подбирая подол длинной юбки.
- Ты очень красива, - мадам де Тьерсен рассматривала её, как какую-то любопытную картинку. – Твоя матушка, царствие ей небесное, иногда рассказывала про тебя, бедное дитя.
- Благодарю вас, - ответила Мадлен.
- Я думаю, ты умна и быстро освоишься в доме, - продолжала маркиза. – У тебя будет немало обязанностей, но не таких, с которыми ты не могла бы справиться. Ночевать ты будешь здесь же, у нас. Твоя матушка также просила об этом, чтобы ты, дитя, не осталась совсем одна. Кроме того, это платье… - Полин де Тьерсен снисходительно дотронулась до корсета девочки, - тебе его придется оставить. Все наши служанки ходят в одинаковой одежде. Так издавна заведено. Но новое платье очень милое и придется тебе по вкусу.
- Благодарю вас, госпожа, - смиренно ответила девочка, склонив голову. – Вы так добры ко мне!
- Ну, ну… - слегка засмеялась маркиза. – Это в память о твоей бедной матушке. Надеюсь, ты станешь достойной ей заменой, - она взяла Мадлен за подбородок и доброжелательно заглянула в её большие зелено-карие глаза.
- А теперь, ступай! – она направила девочку к двери, - старшая из служанок – Франсуаза – даст тебе новое платье, расскажет о твоих обязанностях и покажет комнату, где ты будешь спать.
Прошло несколько месяцев. Девочка постепенно осваивалась в особняке де Тьерсен. Довольно замкнутая по характеру, Мадлен была рада, что не надо было спать в общем помещении со слугами. Для ночлега ей выделили отдельную крошечную комнатку – бывшую кладовку. Комнатка была без окон, но небольшой топчан там вполне помещался. В противоположном углу девочка держала свои скромные пожитки, а на стену повесила небольшое деревянное распятие, взятое из дома. По вечерам перед тем, как уснуть, Мадлен тихо молилась, сложив ладони и глядя на худое страдающее тело, прибитое к кресту.
Спустя полгода, ей казалось, что жизнь постепенно входит в ту колею, где размеренность и определенность преобладают над тревогой и отчаянием. Полин де Тьерсен была к ней достаточно добра. Хотя, по-прежнему казалась девочке ожившим восковым манекеном из парижской модной лавки. Обязанности Мадлен были не столь легки, но и не чрезвычайно сложны. Она должна была прибирать в комнатах, особенно усердно – в спальне мадам де Тьерсен и пустующих пока спальне и кабинете её брата. Также она помогала на кухне с мытьем посуды, а иногда и с готовкой кухарке.
Общение с остальными слугами в силу её замкнутого характера не очень сложилось. Но этого общения от неё и не требовали, хватало ежедневной работы и выполнения своих обязанностей. А старшая служанка – Франсуаза Флери относилась к Мадлен вполне доброжелательно.
В один из холодных декабрьских дней, когда до Рождества оставалось совсем немного, Полин де Тьерсен известила юную служанку, что через два дня приедет сводный брат мадам – Жан-Анри.
- Брат всегда приезжает ко мне на Рождество, - проговорила маркиза, ласково касаясь щеки девочки рукой. – Поэтому, Мадлен, ты должна привести его кабинет и спальню в идеальный порядок. Перетрясти перины, вымыть до блеска пол, ни одной пылинки не должно быть.
- Всё будет сделано, госпожа, - Мадлен покорно поклонилась, сдувая с глаза прилипшую рыжую волосинку.
— Вот и чудесно, девочка, - маркиза улыбнулась ей. – Ты такая смирная и послушная. Как жаль, что ты сиротка.
Жан-Анри, приехавший к Рождеству, оказался среднего роста молодым человеком с рыжевато-каштановыми волосами. В лице его проглядывалось определенное сходство со старшей сестрой. Видимо, они оба были похожи на их общего отца, почившего пятнадцать лет назад. Лицо его выглядело таким же бледным, как и у Полин, впрочем, без воскового оттенка. Нос был с небольшой горбинкой. В красиво очерченных полных губах и в небольшой острой складке, идущей от них вниз, к подбородку, было что-то развратное… и что-то, что невольно притянуло взгляд юной Мадлен, когда она увидела его впервые. Встреча произошла неожиданно. Маркиз зашёл в комнату, когда девушка усердно протирала зеркало в гостиной. Увидев отражение незнакомого мужчины, она вздрогнула, тряпка выпала из её рук. Девушка нагнулась, чтобы её поднять. На мгновение выпрямилась и испуганно сделала поспешный реверанс маркизу де Тьерсен.
- Я тебя напугал, - она услышала его голос и, осмелившись, робко подняла взгляд.
Голос его был добрым, а во взгляде карих глаз маркиза ей показалось даже что-то вроде теплоты и участия.
- Простите, - пролепетала она, выпрямившись.
- Так ты и есть крошка Мадлен, дочь нашей бедной Жаннет?
Маркиз подошёл к ней, и она услышала дыхание мужчины совсем близко.
Почему-то совсем стушевавшись, девочка лишь кивнула.
- Тяжело тебе здесь, наверное? – спросил Жан-Ани, - скучаешь по родным?
- Я уже освоилась, - робко ответила Мадлен. – А родных, кроме матушки у меня никого не было. Но мадам де Тьерсен очень добра ко мне. Я очень благодарна, что она разрешила мне работать в вашем доме, господин.
И она вновь сделала реверанс, еще более глубокий.
- Ах ты, бедная девочка, - улыбнулся маркиз и довольно фамильярно потрепал её по щеке. – Что ж, работай, крошка. Не буду тебя смущать.
И повернувшись, он быстро покинул гостиную. А Мадлен почему-то так и осталась стоять неподвижно, с гулко бьющимся сердцем и с пересохшим от волнения ртом.
Следующая встреча Мадлен и маркиза состоялась через неделю. Уже прошло благодатное Рождество, наступил новый, 1788-ой год.
В один из этих январских дней девушка старательно мыла и вытирала посуду после очередных гостей. За небольшим окном кухни уже стемнело, падали редкие, но крупные снежинки, похожие на маленькие звездочки. А Мадлен думала о том, что уже почти пять месяцев работает в этом доме. Пока ей всё нравилось, хотя и были некоторые нюансы, о которых ей было думать странно. То, что вносило невнятную тревогу в её жизнь. Но это было неизбежно… как и само течение жизни.
В прошлом месяце она внезапно поняла, увидев свое испачканное кровью белье, что стала девушкой. Это явилось для неё полной неожиданностью, хотя она и знала, со слов служанок, что это происходит с каждой девочкой, рано или поздно. Это неизбежно и нужно принять, как данность. Как смену времён года, как само течение времени. Но почему-то ей стало очень стыдно. И когда все в доме уснули, она украдкой стирала свое белье в кадке с водой и тихо плакала.
- Ну что, Мадлен, устала ты наверное… сиротка?
Услышав знакомый мужской голос, она резко обернулась, задев поднос с дорогим фарфоровым сервизом. Все шесть маленьких изящных чашек синхронно попадали на пол, разбиваясь на красивые сверкающие осколки.
- Ах! – в отчаянии выдохнула Мадлен и опустившись
